И действительно, через некоторое время жеребенок попытался подняться. Мери с трудом удержалась, чтобы не помочь ему.
Ричард молча взял ее за руки. Должно быть, он видел ее непроизвольное движение, чувствовал, как она напряглась, наблюдая за жеребенком, который носом искал живот матери и, нащупав, наконец, сосок, начал сосать.
– Теперь мы можем оставить их наедине, – прошептал Ричард и направился к воротам загона.
Едва ступая дрожащими ногами, Мери вышла в теплую ночь, освещаемую полной луной и сотнями тысяч звезд. Она могла убежать от его прикосновения и мягкого интимного тона его голоса, но не от своих чувств.
Его пальцы поймали ее руку, сжав ее с мягкой силой. Ей так и не удалось уйти. Она повернулась, протестуя.
Холодный лунный свет наложил тени под его глазами, придавая лицу искусственную усталость.
– Через несколько часов я проверю, все ли в порядке. А сейчас пойду немного поплаваю в пруду.
Когда он дотронулся кончиком пальцев до изгиба ее щеки, Мери почувствовала нарастающий в ней жар.
– Не хочешь пойти со мной? – мягко спросил он, скользя по ней обволакивающим взглядом, от которого у нее участился пульс.
Со дня пожара ее жизнь перевернулась с ног на голову.
Сглотнув слезы, она отступила, освобождая руку. Раздался его спокойный смех.
– Я понимаю, что это отказ, моя любимая Мери. Тогда иди в дом. Ты можешь свалиться от усталости.
Безмолвно повернувшись, она повиновалась. Конечно, она смертельно устала, каждый нерв был напряжен, кровь пульсировала. Но никогда еще она не чувствовала себя более живой, чем сейчас!
– Мери, что происходит? – встревожено сжав на груди руки, спросила появившаяся из ворот сада Лотти. – Я не могу заснуть. Твой дядя до сих пор не вернулся, и вообще… Что-нибудь со Звездой?
– Нет. Она принесла прекрасного черного жеребенка. Оба чувствуют себя хорошо.
– Тогда почему ты так расстроена? – Положив мягкую ладонь на плечо девушки, Лотти с тревогой изучала ее.
– Тебе ведь помогал Ричард? Он скоро вернется? Приготовлю-ка я нам всем чай. Это поможет тебе прийти в себя.
– Ричард не придет. Он пошел на пруд. – Обхватив себя руками, чтобы унять внезапную дрожь, она придвинулась к решетке низкого камина.
– Мери, что ты собираешься с ним делать? И с тем, что происходит между вами?
Мери рассмеялась:
– Ничего не происходит! Мы только помогли Звезде произвести на свет прекрасного жеребенка. Сейчас Ричард пошел купаться, а я хочу немного помокнуть в тазу. Сейчас достану его из шкафа. Не нагреешь воду?
Не дождавшись ответа, Мери убежала из кухни точно так же, как она убегала из конюшни и со двора. Но невыносимое чувство вины и сожаления осталось с ней. Она была переполнена чувствами, которые не могла понять до конца, и была слишком напугана, чтобы объяснить.
Наполнив, наконец, горячей водой таз, она действительно почувствовала усталость. Бросив лаванду в воду, она погрузилась в нее, вдохнув приятный аромат.
Даже блаженствуя в воде, до блеска натирая кожу и до скрипа вымывая волосы, она не могла удержаться от мыслей о Ричарде. Она должна сказать ему правду!
Мери села перед огнем, чтобы расчесать волосы, но вместо этого задумчиво смотрела на огонь. Услышав его шаги в холле, она выронила из рук гребень, ударившийся о камин. Она вскочила с непреодолимым желанием немедленно рассказать ему правду. Затем, взглянув на свое батистовое платье, они опять села на стул. Она не может появиться в его комнате одетой подобным образом! Прижав ладони к пылающим щекам, она содрогнулась, вспоминая, как вызывающе она вела себя с Ричардом.
Она позволяла ему прикасаться к ней из-за боязни причинить вред его здоровью? Или она делала это потому, что его прикосновение отзывалось в ней так глубоко?
Возможно, так же он прикасался я к своей настоящей невесте. Глубокая печаль пронзила ее сердце. Это ясно и младенцу, что он помнит свою помолвку, потому что действительно помолвлен в своей настоящей жизни. Не ее ли молчание удерживает его от воспоминаний о той жизни и о женщине, которую он любил и которая, без сомнений, любила его?
Расхаживая по комнате, Мери пыталась найти способ сказать ему правду, не причинив вреда здоровью. Хотя строгое предупреждение доктора постоянно звенело в ее ушах, она не могла не видеть, что Ричард выглядит вполне здоровым. Скоро, очень скоро она признается ему. Она молила только о том, чтобы он понял ее.
Но в действительности у нее было мало надежды. Когда он обретет память, то отшатнется от нее с отвращением. Он вернется в свой мир, а она останется здесь, на этом месте, которому она всегда принадлежала и которым всегда была довольна.
Вернется ли к ней чувство удовлетворения, когда он уедет? И угаснут ли чувства, которые он разбудил в ней?
Эти вопросы постоянно горели в ее воспаленном мозгу. Но она должна быть честной. Должно быть, невеста Ричарда сошла с ума от тревоги. Возможно, поездка дяди в Лондон будет успешной. И если он скоро вернется, то, возможно, привезет ключ, который откроет память Ричарда.
Прочитав про себя все стихи, которые она знала, и трижды пересчитав цветы на ковре, она поняла, что заснуть ей не удастся. Откинув покрывало, она села. Здесь ей нечего делать. Возможно, она понадобится в конюшне Звезде и новорожденному.
Мери скользнула в свое старое бледно-желтое платье и черные туфли. Никто не увидит ее так поздно. Она не стала подвязывать волосы, каскадом спадающие на грудь и спину.
Пройдя на цыпочках спальню Лотти и швейную, где спал Ричард, она открыла скрипнувшую кухонную дверь. Затаив дыхание, она прислушалась, но никто не вышел. Она услышала, как высокие часы в холле пробили четыре. Через час с небольшим поднимется Лотти. К тому времени Мери уже побывает в конюшне и вернется в свою комнату, надеясь забыться сном.
Неся перед собой фонарь, она вошла в конюшню, осторожно ступая по доскам, сложенным возле двери, потому что Ричард настоял на том, чтобы соорудить на шесть загонов больше, чем у них было прежде. «Нельзя расти, не имея места», – настаивал он, и дядя согласился.
Конюшня пахла новым. Благоухало свежее сено. Блестел каждый гвоздик. Ей придется много работать, чтобы поддерживать ее, но она никогда не откажется от мечты своего отца.
Лошади спокойно стояли и своих загонах. Звезда и ее жеребенок настолько переплелись, что трудно было понять, где кончались одна лошадь и начиналась другая. Она не будет их тревожить.
Вдруг Мери замерла и медленно повернулась. Она не слышала ни единого звука, просто почувствовала его присутствие.
Его лицо, открывшееся ей в затененном пространстве между бревнами и свежим сеном в соседнем со Звездой загоне, смотрело на нее с новой улыбкой и трудно объяснимым выражением глаз.
