стоящую рядом с твоим логовом.
— Не стоит быть слишком самонадеянным. Я был, и теперь, видишь, с проломленной черепушкой хожу, — он указал на повязку на голове. — Хорошо, что сейчас хоть хожу, а то ещё недавно без чувств валялся и бредил. Меня Дунька-разбойница выхаживала.
— Кто ж это тебя так.
— Твоя бумажная крыса.
— Кондратьев что ли, — в голосе неизвестного человека было столько неподдельного изумления, что я не на шутку возгордился собой.
— Он самый. Ты говорил — никчёмный человечишка, бумажная крыса. Крысы, знаешь ли, больно кусаются. А никчемного человечишку Девиер на такое дело не пошлёт. Этот твой Кондратьев только с виду был дурак дурачком. А так хитёр пуще самого дьявола.
Моё самомнение подскочило просто до невиданных высот.
— Ты говоришь был? Значит гадёныш сдох?
— Не боись. Фрол с ребятами прошлой ночью отправили твоего фигариса с карасями беседовать. Упокой господи его душу. Мне парнишка понравился. Но раз надо для дела — значит надо. Кстати, а откуда ты узнал про него?
— Одна моя знакомая девица состоит в интересных отношениях с секретарём Дивиера Афонькой.
Они вошли в башню. Кучер на козлах вытащил из укромного уголка бутылку и отхлебнул несколько глотков. Дверь, висевшая на единственной петле, качалась и скрипела на ветру. На последнем этаже башни зажёгся огонь. Филин со своим гостем наверняка были там. Мне, во что бы то ни стало, надо было узнать, о чём они говорят.
Я соскочил на землю и стал карабкаться по стыку брёвен башни наверх. Пару раз едва не сорвался, когда под ногами обломились куски трухлявого дерева. Через бойницу, расположенную на втором этаже башни, я увидел Фрола, сидевшего рядом с железной печкой и скребущего ложкой в котелке с кашей. Рядом с ним лежало длинное ружьё, пистолеты и топор.
Наконец я добрался до верха стены и заглянул в бойницу. Внутри чадили сальные свечи. Филин развалился на тюфяке и курил турецкий кальян. Рядом стояла бочка заткнутая пробкой и два серебряных кубка. Помещик вынул пробку и налил в кубки вина. Один кубок подал приехавшему.
— Бери, вино хорошее. Я его у одного грека-купца взял.
— А что с греком сделал?
— В рощице закопал.
Пришелец взял кубок и стал вертеться на одном месте, ища, куда бы присесть.
— Да не крутись ты как заведенный, — раздражённо произнёс Филин. — Сядь на тюфяк.
— Там полно клопов, — фыркнул человек.
«Проклятье, кто же это такой», — подумал я.
Голос был мне знаком, только я никак не мог припомнить, чей он. И разглядеть лицо не было никакой возможности.
— Привык к шикарной жизни значит, — захихикал разбойник. — Забыл, небось, как купались в ингерманландских болотах. А свеи нас картечью. Ты тогда был весь в ошмётках мозгов того солдата, которому снесло пол головы.
— Хватит. Забыл я об этом, и вспоминать больше не желаю.
Человек снял богатый кафтан, сложил его на полу и уселся на него. Как назло спиной ко мне. Спросил:
— Ты моё дело обдумал?
Филин затянулся кальяном. Из бойницы приторно запахло анашой. На душе вдруг стало радостно, потянуло на смех.
— Обдумал. Дело хорошее, прибыльное, только человеков у меня для него маловато. Там ведь солдаты, и не какие-нибудь инвалиды, а гвардейцы. Да и река — не моя стихия. Вот Галаня…
— Так поговори с Галаней. Вы же с ним задушевные приятели. Хабара на всех хватит.
— Галаня нынче за зипуном в Персию собрался. Как вернётся — поговорю. Если вернётся.
Филин долил себе в кубок вина:
— И всё же не пойму я тебя, зачем тебе башкой рисковать. Ну, я то ладно. Разоренный помещик, обворованный до нитки собственным приказчиком… — и вдруг как швырнёт кубок о пол да как заорёт страшным голосом. — Закопаю живьём иуду, когда найду! Нет, лучше свинец расплавленный в глотку залью псу смердящему!
— Тихо Филин, тихо, — зашикал на разбойника его гость. — Нечего варежку на всю округу драть. Подумают ещё чего доброго, что тут кого-нибудь убивают, посмотреть сбегутся.
Филин сразу перешёл на шёпот:
— Это всё твой Кондратьев. С тех пор как он мне прикладом по бестолковке заехал, что-то с ней совсем худо сделалось.
Так вот, мне-то куда худородному было ещё деваться. Только в разбойники. А ты сидишь на тёпленьком месте, воруешь потихоньку. Благодать.
— Место, как ты верно подметил, тёпленькое, — ответил незнакомец. — Потому каждый норовит подсидеть. Куда не плюнешь — везде соглядатае. Чуть зазеваешься — донос накатают, меня в кандалы и в Тайную канцелярию на дыбу. Я уже разок там побывал, едва жив остался.
Вот я и решил — хватит с меня. Надо сразу хапнуть столько, чтобы до конца жизни хватило, и не в этой вонючей клоаке, а в какой-нибудь европейской столице Лондоне, Париже, Мадриде. В общем, там, где можно с толком потратить деньги.
— Резонно, — согласился Филин.
Незнакомец чуть повернул голову. Я попытался подобраться ближе к бойнице, чтобы разглядеть лицо, но ту моя нога соскользнула вниз. Я едва удержался на стене, но Филин, услышав посторонний звук, встрепенулся.
— Что это?
— Кошка наверное, — отмахнулся незнакомец.
Чтобы подтвердить правильность его догадки я затянул любовную песнь мартовских котов.
— Кавв! Кавв! Кавв! — у меня с детства очень хорошо получалось подражать кошкам.
— Терпеть не могу кошек, — зарычал Филин и вытащил из под тюфяка пистолет. — Пойду сейчас и пристрелю гада. А то раскавкался тут.
— Сиди Филин, — собеседник выдернул из рук помещика оружие и отбросил его в сторону. — Ты действительно какой то буйный стал.
Больше искушать судьбу я был не намерен. Скатился вниз, ободрав до крови ладони и коленки и припустил куда глаза глядят по тёмным улицам. Благо ночь была лунная и можно было разобрать дорогу. Недалеко от пристаней меня вдруг схватили несколько пар рук. В нос ударил запах чеснока и перегара. Руки обшарили с ног до головы.
— Деньги давай, не то убью, — прохрипел противный голос.
Я понял, что попался уличным разбойникам и закричал что есть мочи:
— Помогите! Грабят! Убивают!
Где-то рядом послышался лязг железа и топот ног.
— Стража, — испуганно зашептались разбойники. — Рвём когти. Этого кидаем. Всё равно у него ни хрена нет.
Разбойники бросились врассыпную и растаяли в темноте. Мне, однако, со стражей тоже встречаться не хотелось. Поэтому я шмыгнул в ближайший переулок и, миновав его, налетел на мочившегося у сложенной из толстых брёвен стены мужика.
— Смотри куда прёшь гнида! — рявкнул тот.
Я шарахнулся в сторону, узнав по голосу Измайлова. И тут же нырнул обратно в спасительную темноту переулка. Отдышавшись, осмотрелся по сторонам. Оказалось, что я оказался у того самого трактира «Медведь», где
