нужно будет открыть дверь. Понимаю, это очень рано, но оно того стоит. Они придут, если только не будет метели.
— Хорошо. Но мы до этого еще увидимся, правда? Скажешь, когда я смогу к тебе приехать.
— Мы еще обсудим. Просто дай мне выздороветь. Пиши. Создавай музыку. Пожалуйста, будь счастлив. Я люблю тебя.
Левин стоял на тротуаре и смотрел вслед увозившей жену скорой. Он был так поглощен своими попытками добиться успеха, что не заметил, как потерпел фиаско, и, вероятно, уже очень давно.
Через три дня после прибытия в «Дубы» с Лидией случился удар, и она впала в кому. А когда вышла из нее, все стало совсем по-другому.
Узнав про удар, Левин собирался, прихватив Элис, ехать в Ист-Хэмптон, но тут ему позвонил Пол и попросил вместе с дочерью встретиться с ним. Пол Уортон был адвокатом отца Лидии. В его фирме были отделы медицинского права и разводов. Пол представил им молодого адвоката, который с четкостью тридцати-с-лишним-летнего юриста обрисовал правовые условия, гарантировавшие исполнение желаний Лидии.
— Мне очень жаль, Левин, — сказал Пол, когда они вышли из кабинета. — Если я могу чем-нибудь помочь…
Левин был слишком ошеломлен, чтобы ответить.
Выйдя на улицу, он сказал Элис:
— Я должен ее увидеть.
— Нельзя, папа! Она этого не хочет. Ты что, не слышал?
— Ты в этом уверена?
— Я не намерена вмешиваться в ваши отношения. Я тебе уже говорила. Но ты должен прислушаться к ее желаниям.
— А как насчет моих желаний? Вы все, кажется, всё решили, ни на миг не задумавшись обо мне и моих чувствах. Она моя жена. Мы женаты почти двадцать четыре года.
— Папа, как называется ее состояние?
— ТТЛ.
— Что это значит?
— Тромбо-чего-то там. Это непроизносимо.
— Тромботическая тромбоцитопеническая пурпура, папа. Не так уж и трудно, — мягко произнесла Элис.
— Наверное, поэтому именно ты и будешь первым в нашей семье врачом.
Левину не хотелось думать о том, как выглядит жена. Болтается ли у нее голова? Издает ли она, пытаясь заговорить, ужасные звуки, как люди, перенесшие инсульт? Пускает ли слюни?
Если Лидия вернется домой, возможно, «Кава» станет его последним фильмом. В Нью-Йорке нет места инвалидам и колясочникам. Придется переехать куда-нибудь в пригород. В коттеджный поселок под названием «Солнечный сад» или «Сосновая роща». Они никогда уже не будут путешествовать. Им понадобится климат с нежарким летом и мягкой зимой. Такая жизнь смерти подобна, подумал Левин. Жена спасла его от приходящих сиделок и медсестер. От дома с перилами в коридорах, поручнями в туалете и резиновыми ковриками в ванной. От пластикового стула в душе. От пандусов, кашицеобразной пищи и запаха, который приносят с собой болезнь и угасание.
Когда Лидия заболевала, было весьма трудно переносить ее запах. Левину не нравилось, во что превращалась их спальня и как недомогание, вызываемое болезнью жены, высасывало из него творческую энергию. Внезапно обнаруживалось, что он вынужден ходить по собственному дому на цыпочках. Делить кухню с медицинскими работниками, которых он знать не знает и впоследствии никогда не вспомнит. Нельзя было допоздна играть на рояле, потому что Лидии требовался покой и отдых. Приходилось работать на синтезаторе и в наушниках.
С Лидией уже нельзя было поесть вне дома. Вся пища перекочевывала на подносы, как у стариков. Левин заказывал только то, чего ей хотелось, а она едва прикасалась к блюдам. Или к тому времени, когда он возвращался с готовой едой, слишком уставала, чтобы есть. А если он отправлялся с друзьями в ресторан, болезнь Лидии отравляла весь вечер. Левин радовался, когда жена ложилась в больницу на переливание крови: по крайней мере, можно было притвориться, будто она путешествует. Можно было смотреть повторы игр сезона, ложиться спать как угодно поздно, громко включать музыку, ночевать в спальне, а не в гостевой комнате, где всегда так тоскливо просыпаться.
Он ненавидел это ощущение, что весь мир создан для двух вещей: болезни и смерти. Мать Лидии умерла от того же заболевания, когда та была еще ребенком. Отец позаботился о том, чтобы у Лидии было все самое лучшее — школы, специалисты. Нью-Йорк отлично для этого подходил. Потом Лидия стала архитектором и, несмотря ни на что, демонстрировала выдающийся талант. Пускай физиологию она унаследовала от матери, однако в остальном была дочерью своего отца.
Когда Элис стала подростком, необходимые Лидии вещи в больницу начала носить она. Однако Левину всегда было тяжело переносить отсутствие Лидии, зная, что она в больнице, наблюдать за все учащающимися приступами и усложняющимся лечением. Совсем не такой должна была быть его жизнь. Он представлял себе уютную старость, совместные прогулки, походы в кино. Лето, проведенное в Европе. Ему хотелось вновь посетить с ней Вену, Лондон, Испанию. Хотелось, чтобы Лидия была рядом, когда они опять услышат Берлинский филармонический.
Неужели он действительно готов пожертвовать собственной жизнью, чтобы ежечасно заботиться о жене? Разве он на это подписывался? Лидия и сама этого не хотела. Вот почему она так поступила. Дала ему свободу. Приняла лучшее для них обоих решение. Разве он не делает именно то, что она велела? Ведь Лидия так и сказала: «Пиши. Сочиняй замечательную музыку. Знай, что я люблю тебя. Ни о чем не жалей».
В ее теперешнем состоянии она может прожить еще пять лет. Или два года. Левин понятия не имел. Но она намеревалась прожить их без него. Лидия не просила развода; она просто позаботилась о том, чтобы он не мог ее навещать. Элис могла. Но Левин был освобожден от обязанности пихать ей в рот ложку с жиденькой кашкой или возить в туалет. Может, Лидия теперь пользуется подгузниками. Левин тут же отбросил эту отвратительную мысль. В болезни и здравии? Это старомодно, решил он. С болезнями ныне справляются современным способом. Можно заплатить за уход за лежачим больным. Пусть этим занимаются специально обученные люди. К услугам человечества наука и передовые технологии. Если есть деньги, зачем кому-то терять достоинство? Ему не нужно видеть Лидию, когда ничто в ней уже не напоминает ту женщину, которую он любил. А он может продолжать жить. Потерять ее — трагедия, но еще большей трагедией для них обоих было бы оказаться пленниками одной судьбы. Бесспорно. Грех самолюбия. Эти слова снова и снова преследовали его. Неужели он законченный эгоист? Неужели его спокойная жизнь действительно кому-то вредит? За Лидией присматривают. Ей обеспечен лучший уход, какой только можно купить за деньги. Наука еще может ее спасти. Ее навещает дочь.
Элис ее официальный представитель. Элис сразу поймет, если что-то сделают
