— Прошу прощения, — проговорила я. — Просто меня никогда еще не грабили богорожденные.
Казалось, ее лицо уже не могло стать грустней, но оно стало.
— Я совсем не хочу обидеть тебя, — сказала она.
— Ты идешь следом за мной с той улицы… ну, где сточная канава забилась.
— Да.
— Почему?
— Потому что ты можешь умереть.
Я невольно шарахнулась прочь, но наступила на лед и едва не поскользнулась.
— Что-что?..
— Велика вероятность, что в ближайшие мгновения ты погибнешь, — продолжала она. — Твоя смерть может оказаться тяжкой… болезненной. Вот я и пришла, чтобы побыть рядом с тобой. — Богиня вздохнула. — Моя суть — милосердие. Ты понимаешь, о чем я?
В то время мне редко приходилось сталкиваться с «боженятами», но всякий, достаточно долго проживший в Тени, усваивал одну простую истину: каждый из них черпал силу в чем-то одном, будь то понятие, состояние или чувство. Жрецы и писцы называли это сродством, хотя никто из младших богов на моей памяти такого слова не употреблял. Тем не менее, когда они встречали сродственное, оно притягивало их, как маяк, заставляя отзываться иногда даже помимо собственной воли.
Я кивнула, сглотнув:
— Ты… Значит, ты явилась посмотреть, как я умру? Или… — Тут я сообразила, что к чему, и меня затрясло. — Или убить меня, если что-то другое не доделает свое дело. Я правильно поняла?
Она кивнула:
— Мне очень жаль…
И она в самом деле выглядела опечаленной: веки набухли, лоб избороздили горестные морщины. Она была одета в одну лишь тонкую бесформенную сорочку, что свидетельствовало о ее божественной природе: человек в подобном одеянии окоченел бы насмерть. Все вместе придавало ей совсем юный — моложе меня — вид. Такое беззащитное создание, вот-вот в беду попадет, так и хочется подойти и помочь.
Я содрогнулась и сказала:
— Так, может, ты мне расскажешь, что меня собирается убить? Тогда я попробую это как-нибудь обойти, что ли, и тебе время тратить на меня не придется. Тебя это устроит?
Она ответила:
— К любому будущему ведет много путей. Но, когда меня тянет к кому-то из смертных, это значит, что большинство путей уже себя исчерпало.
Мое сердце, и так успевшее зачастить, стукнуло невпопад.
— То есть… по-твоему, это неизбежно?
— Неизбежно — нет. Но весьма вероятно.
Мне захотелось сесть. Одна беда — здания по обе стороны не были жилыми домами: по-моему, здесь располагались какие-то склады. Ни единого крылечка, присесть некуда, разве что на голую мерзлую землю. Да еще и с мыслью, что именно это деяние может прикончить меня.
И тут я осознала, какая неестественная тишина стояла кругом.
Два квартала назад на улице было три человека. Я, понятное дело, прислушивалась в основном к шагам зеленой женщины, но теперь все посторонние звуки просто отсутствовали. Улица была абсолютно пуста.
Тем не менее я слышала… что-то. Это был не вполне звук, скорее, некое чувство. Давление воздуха. След запаха, дразнящий, не поддающийся определению. И это было…
У меня за спиной.
Сердце прыгнуло к горлу, я обернулась и опять едва не упала, потому что на улице стояла еще одна богорожденная.
Против ожидания, она на меня даже не смотрела. Она выглядела как женщина средних лет, то ли амнийка, то ли уроженка островов, — ничего особенного, если не считать того, что я опять-таки могла ее видеть. А еще она стояла, можно сказать, в воинственной стойке: ноги врозь, кулаки сжаты, все тело напряжено, лицо — маска бешеной ярости. Я проследила за ее взглядом, желая понять, на кого направлена ее ярость, и заметила в сторонке третье действующее лицо. Это был бог-мужчина, а именно Сумасброд (хотя тогда я не была с ним знакома), так же неподвижно стоявший в напряженной боевой стойке, но — на моей стороне улицы.
Воздух между двумя божествами клубился токами крови и бешенства. Он дрожал и свивался, раздуваясь и опадая под напором неведомых сил, которые они обращали друг против дружки. Вот на что я, оказывается, напоролась: тут происходила самая настоящая битва, ну и что, что молчаливая и неподвижная. Для наблюдения за нею требовались глаза, способные видеть магию, — как у меня.
Я облизала губы и покосилась на зеленокожую женщину. Она кивнула: вот, значит, как я могла умереть — под перекрестным огнем во время божественной дуэли!
Стараясь не шуметь, я со всей возможной скоростью попятилась к зеленокожей. Защиты от нее я не ждала, поскольку она откровенно уведомила меня о своих намерениях; мне просто особо некуда было отступать.
Я успела начисто забыть о замерзшей луже у себя за спиной. Как и следовало ожидать, я поскользнулась на ней и шлепнулась наземь. Из горла вырвался болезненный вскрик, а посох вылетел у меня из руки и с громким, рождающим эхо звуком подпрыгнул на мостовой.
Поединщица на той стороне улицы дернулась от неожиданности и посмотрела в мою сторону. У меня было мгновение, чтобы заметить: вообще-то, ее лицо вовсе не такое заурядное, как мне показалось вначале. Кожа ярко сияла и выглядела гладко-твердой, точно фарфор. Потом камни подо мной задрожали, а стена позади начала рушиться. Всю мою кожу изнутри закололи маленькие иголочки…
И тут неожиданно мужчина оказался прямо передо мной. Из распахнутого рта рвался рев вроде того, что производит океанский прибой, захлестывая береговую пещеру. Женщина с фарфоровой кожей завизжала, вскидывая руки, — вокруг нее что-то падало, что именно, видеть я не могла. Та же самая сила отшвырнула ее назад. Я услышала треск кирпичей и строительного раствора: ее тело врезалось в какую-то стену и обвалилось на землю.
— Во имя всех Преисподних, что ты творишь? — заорал на нее бог-мужчина.
Я смотрела на него снизу вверх, ошарашенная и наполовину оглушенная. Было видно, как у него на виске бьется жилка, вздутая гневом. Я не могла оторвать от нее глаз: до этого момента я и не знала, что у богорожденных тоже есть кровеносные жилы. Впрочем, как же им не иметь вен? Я не так давно жила в городе, но и то успела наслушаться о божественной крови.
Женщина у стены медленно поднималась, хотя, будь она смертной, полученный удар точно переломал бы ей половину костей. Он и так отнял порядочно сил; она припала на одно колено, только в глазах, устремленных на соперника, горела прежняя ярость.
— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал он, чуть поуспокоившись, но по-прежнему страшно разгневанный. — Ты слишком неосторожна. Ты поставила под удар жизнь этой смертной и тем нарушила главнейшее правило!
Женщина издевательски выпятила губу:
— Твое правило…
— Правило, согласованное всеми нами, решившими жить здесь! Никто из нас не желает еще одного Отлучения. Тебя уже предупреждали…
Он вскинул руку — а в следующий миг улица в полном смысле слова кишела богорожденными. Куда бы я ни обращала взгляд, они были повсюду. Большинство похожи на людей, но иные либо сбросили личины, либо не побеспокоились ими обзавестись. Мне на глаза попадалась то чья-то кожа, выглядевшая как металл, то волосы как шерстяная кудель, то ноги с нечеловеческим устройством суставов, то пальцы как гибкие щупальца… Их было не меньше двух, а то и трех дюжин. Они стояли на мостовой, сидели на обочине. Один даже порхал над головами на прозрачных стрекозиных крыльях.
Женщина с фарфоровым лицом наконец поднялась, хотя и держалась на ногах неуверенно. Она обвела глазами божественное собрание, и, судя по выражению лица, ей стало очень не по себе. Однако она угрюмо и гордо выпрямилась, расправляя плечи.
— Так вот как ты дерешься на поединках, — сказала она мужчине.
— Поединок окончен, — ответил тот.
Отошел назад, оказавшись вплотную ко мне, — и, к моему немалому удивлению, наклонился, чтобы помочь встать. Я недоуменно сморгнула, потом нахмурилась: он воздвигся прямо передо мной, заслонив женщину. Я попробовала высунуться из-за его плеча. Мгновением раньше эта тетка чуть не убила меня; должна же я была знать, что там у нее на уме? Однако выглянуть не получалось: мужчина смещался вместе со мной.
— Нет, — сказал он в конце концов. — Незачем тебе это видеть.
— Что?.. — удивилась я. — Но…
Оттуда, куда он не давал мне смотреть, раздался звук, подобный удару огромного колокола, и следом прокатилась воздушная волна. И тотчас же все боги, только что заполнявшие улицу, одновременно исчезли. Когда я наконец смогла высунуться из-за своего защитника, улица перед нами была пуста.
— Ты ее убил, — прошептала я потрясенно.
— Что ты! Мы всего лишь открыли дверь — отослали ее назад в наш мир. Именно от этого зрелища я тебя ограждал.
К моему удивлению, мужчина улыбнулся, и улыбка сделала его невероятно похожим на человека. Я завороженно смотрела на него, а он продолжал:
— Мы стараемся друг дружку не убивать. Это, знаешь ли, расстраивает наших родителей.
