Директор немного поколебался, потом, видимо решив, что предложение разумно, протянул руку.
- Хорошо, я согласен, Лиссей. С этой минуты вы можете полностью рассчитывать на меня, а я буду полагаться на вас.
Я объяснил, как мне важно получше узнать Марка Гажана, но Турнон с сомнением покачал головой.
- Это очень непросто... Гажан относился к той категории людей, рядом с которыми хоть сто лет проживи - все равно почти не заметишь их исчезновения... Пожалуй, если вдуматься, в том, что человек способен годами жить настолько незаметно, есть что-то поистине пугающее.
- Вы только что набросали портрет идеального шпиона, Турнон. Во всяком случае, оставаться невидимкой - мечта любого агента спецслужб.
Он посмотрел на меня с искренним удивлением.
- Надеюсь, вы не хотели намекнуть, что Гажан...
- Пока трудно сказать об этом что-либо определенное. Просто я рассматриваю все возможные варианты. Инженер исчез вместе со своими бумагами, следовательно, либо он мертв, либо кинулся в бега, никакого третьего решения я не вижу. Поэтому, если бы мне удалось составить о Гажане точное представление, в конце концов я разобрался бы, какая из двух версий верна - смерть или измена. Расскажите мне о нем, Турнон, но только с большей искренностью, чем в прошлый раз, когда мы с вами говорили на эту тему.
- Марк Гажан пришел к нам семь или восемь лет назад. До этого работал где-то на севере Франции. Насколько я помню, его не особенно устраивал тамошний климат. Разумеется, Гажан представил нам свои дипломы и характеристики. Прежнее начальство не скупилось на похвалы, отмечая его компетентность, добросовестность, искреннее увлечение работой, и так далее, и тому подобное. Однако мой завод практически не приносит прибылей в том, что касается реализации, а потому я не могу платить служащим такого жалованья, как на многих других, более крупных производствах. Поэтому меня несколько смутило, что Гажан решился оставить гигантский индустриальный комплекс на севере и просить места на моем скромном заводе. Марк вовсе не страдал никаким серьезным заболеванием, и ссылки на климат выглядели не слишком убедительно. Во всяком случае, вряд ли это могло послужить основной причиной его переезда. Я не стал скрывать удивления, и Гажан наконец признался, что хочет целиком погрузиться в особенно интересное для него исследование и, зная, что я всячески приветствую разработку такого рода проблем, предпочитает перейти под мое начало. Внимательно изучив его досье, я пришел к выводу, что разработки Гажана могут оказаться весьма перспективными. Это меня и соблазнило. Мы довольно быстро сговорились об условиях и о том, что, если его исследования увенчаются успехом, я получу определенный процент. Короче, по условиям договора Гажану надлежало добросовестно работать, а мне - предоставить ему необходимые на это средства. По сути дела, все основывалось на доверии.
Судя по всему, Турнон говорил правду.
- Но почему вы не рассказали об этом при нашей первой встрече?
- Да просто я терпеть не могу, когда посторонние суют нос в мои дела.
- Если только вы не опасались, как бы я не заподозрил вас в убийстве Гажана.
- Меня?
- Давайте вообразим, что инженер и в самом деле довел работу до конца... и честно предупредил вас об этом... Мы с вами прекрасно знаем, что его изобретение стоит бешеных денег, особенно если обратиться к иностранным покупателям... Возможно, в сравнении процент показался вам мизерным, а искушение присвоить всю сумму было слишком велико? Ну, что вы об этом скажете?
Турнон прикрыл глаза, и, глядя, как он нервно стиснул челюсти, я понял, насколько предположение его потрясло.
- Что бы вы ни подумали вчера вечером, месье Лиссей, я вовсе не склонен к насилию... и все же за такие слова с удовольствием разбил бы вам физиономию! По-моему, вы так привыкли иметь дело со всякого рода подонками, что напрочь разучились отличать их от порядочных людей.
- Что делать, они так похожи!
- Тем не менее, хотите верьте, хотите нет, я честный человек и имею обыкновение соблюдать взятые на себя обязательства. Так что если Гажан удрал, то в первую очередь обвел вокруг пальца меня!
- И вы намерены жаловаться в полицию?
- В такого рода делах, хотя бы из-за их крайней секретности, мы не имеем права прибегать к защите закона.
- А кроме того, существует еще и Эвелин Гажан!
- Что вы имеете в виду?
- А то, что в память о более чем дружеских отношениях с этой особой вам, вероятно, не хотелось бы причинять ей боль, преследуя человека, ставшего вашим преемником?
- В моей работе, месье Лиссей, романтизм совершенно неуместен. Мои прежние отношения с мадам Гажан не имеют ничего общего с изысканиями ее мужа. Наш роман, к тому же довольно непродолжительный, закончился давным-давно и, я бы сказал, окончательно канул в забвение, после того как Эвелин вышла замуж. Как я вам уже говорил, мы были не созданы друг для друга. Я вовсе не любитель искать приключений на свою голову, месье Лиссей!
- Но и Гажан, судя по вашему описанию, - тоже!
- Несомненно.
- Тогда почему Эвелин выбрала именно его?
- Спросите у нее!
- Но разве у вас нет никаких соображений на сей счет?
- Нет, но, даже будь у меня кое-какие догадки, я бы вам о них не сказал. Я не испытываю ни малейшего желания создавать какие бы то ни было осложнения мадам Гажан. Может, вам это и неизвестно, но на свете еще существует такое понятие, как деликатность.
- Благодарю за урок. А теперь я попросил бы вас отказаться от роли преподавателя хороших манер и добросовестно припомнить все, что вам известно о Гажане.
Турнон снова прикрыл глаза. Похоже, у него это что-то вроде нервного тика. Во всяком случае, именно так милейший директор поступал каждый раз, когда его что-нибудь раздражало.
- Марк Гажан значительно выше среднего роста... Волосы светло-каштановые. Он никогда не улыбался и приходил в крайнее замешательство, как только разговор преступал рамки математических вычислений и его экспериментов. Насколько я знаю, за ним не замечено никаких, даже самых невинных, пороков или особых увлечений. Гажан ни с кем не откровенничал и вообще говорил очень мало. Коллеги не испытывали к нему особой симпатии, но весьма ценили его глубокие познания. Тем не менее после женитьбы на Эвелин Марк, похоже, оттаял. В то время в нем как будто появилось что-то человеческое. Гажану хотелось элегантно выглядеть, и не раз он, оставив в покое науку, снисходил до обычных разговоров, более того, начал ходить в театры. А потом мало-помалу огонь угас. Гажан опять стал тем человеком, которого мы знали. По нашему общему мнению, работа взяла верх над любовью к жене. В понедельник утром, когда Гажан вдруг не явился на завод, никто этого сначала не заметил - коллеги слишком редко заглядывали к нему в лабораторию.
- Насколько я помню, в прошлый раз вы уверяли, что Гажан практически не общался ни с кем из коллег, верно?
- С тех пор я навел кое-какие справки... О дружбе говорить было бы преувеличением, но все-таки с двумя инженерами он держался не так замкнуто, как с прочими. Это химик Варанже и специалист по электронике Ордэн. Вероятно, вам стоило бы побеседовать с обоими.
- Можете не сомневаться - не премину.
- Если не хотите разговаривать с ними здесь, то вот домашние адреса... Да так оно и лучше - нечего возбуждать излишнее любопытство у прочих коллег.
Я сунул бумажку в карман и распрощался с Турноном, поблагодарив за то, что на сей раз он проявил большую готовность к сотрудничеству.
* * *
До встречи с Сальваньяком оставался еще час. Не без труда отыскав свободное место на площади Кэнконс и оставив там "воксхолл", я поднял воротник пальто, сунул руки в карманы и быстрым шагом пошел вперед, надеясь хоть ненадолго избавиться от навязчивых мыслей и влиться в поток сограждан, - приятно чувствовать себя таким же обывателем, как и все прочие честные бордосцы.
Миновав мост Людовика XVIII, несмотря на то что холодный ветер пощипывал уши, я по-прежнему пешком добрался до площади Жана Жореса, свернул вправо на аллею Шапо-Руж и спортивным шагом вышел на площадь Комеди. Какое наслаждение смешаться с толпой прохожих, деловито снующих по обе стороны аллеи Интепанданс, и от души полюбоваться витринами! Чисто инстинктивно я охотнее останавливался у магазинов игрушек и с удовольствием смотрел на восторженные мордочки малышей, а заодно и на их мам, словно помолодевших от радости за своих детишек. Казалось, они вновь переживают счастливые минуты прошлого, когда сами получали от родителей рождественские подарки. Глядя на чудесные куклы и многообразные машины, все, независимо от возраста, чувствовали себя мальчишками и девчонками. Мне бы тоже хотелось взять за руку сына или дочь и войти с ними в какой-нибудь ярко освещенный магазин, но для начала следовало непременно пройти через мэрию, а я много лет старательно избегал подобных испытаний. Однако в моей душе уже произошли настолько сильные изменения, что теперь возможность навсегда потерять свободу почти не пугала. Даже без особого копания в причинах подобной метаморфозы я прекрасно понимал, что новый взгляд на будущее несомненно связан с Эвелин Гажан. Из-за нее же я остановился и у мебельного магазина. Я выбирал кресло, в котором так удобно, сунув ноги в домашние туфли, наблюдать, как Эвелин готовит нам ужин... Увлекшись подобными материями, я уже не мог остановиться и чувствовал, что готов простить мадам Гажан продажу драгоценного досье за границу, лишь бы она согласилась бросить супруга. Любовь толкает нас к странным решениям и чрезмерному благодушию. Почти каждый рано или поздно открывает для себя этот закон.
