Ты так сильно влюбишься в эту иллюзию, ты даже не представляешь.
Я оскалился и затушил окурок об стену. Поднял ладонь Тони со своего живота и откинул её. Парень заворчал, но не проснулся. Пришлось пнуть его так, чтобы проснулся.
– Бля-я, че такое? – сонное лицо блондина отлипло от подушки.
– Дело есть, – ответил сухо. – Научи меня готовить эту хуятчу.
Тони перевернулся на спину и забормотал что-то матерливое.
– Даже не хочу знать на хрена, – прикрыл глаза. – Научу потом.
– Нет, – пнул его еще раз. – Сейчас.
Парень резко распахнул глаза.
– Ты невыносим, чувак! – возмутилась он, разминая виски. – Ок, но вспомни об этом, когда станешь боссом мафии! Лучшего советника тебе не найти!
Тони ухмыльнулся, а после мы с ним вместе заржали. И всё же, если бы не юмор этого пацана, то я бы тут ёбнулся еще в первый день.
Джессика
Обожаю состояние потока, когда вдохновение настолько искрится в тебе, что ты просто не можешь остановиться. Я проснулась на рассвете и побежала бегом рисовать. В подсознании сплелись новые детали, которые хотелось сразу же реализовать. Выплеснуть этот поток на холст… отдаться ему во всех смыслах. Да, холст – мой лучший любовник. Он знает, чего хочет моё сердце.
Открываю дрожащими руками краску винного цвета и опускаю в неё пальцы. Даже дыхание замирает. Я закрашиваю женский силуэт в темноте словно кровью. Последние несколько моих картин в этой цветовой гамме. Пока не получается переключиться. Но это не плохо. Когда художник делает свою выставку, частенько все работы в одном стиле. Цветовая узнаваемость коллекции приветствуется. И я надеюсь, что однажды у меня будут выставки, как и у моей мамы. Я даже пальцы скрестила в краске.
Картина получалась эпичной. Она как будто бы была продолжением предыдущих двух. На первой девушку как будто бы душила кровь. На второй заполнила сердце, а теперь… полностью утопила её в себе.
Я закусила губу от волнения. Мне нравится додумывать картинам истории. Я никогда не рисую лица, но у силуэтов на моих полотнах есть и сознание, и душа, и сердце. И, думаю, к этой девушке всё это время подкрадывалось что-то ужасное. Что-то из чего не выбраться. И оно уже так близко…
Я вздрогнула, потому что двери в мою спальню без стука открылись. Майкл Кано, словно Дьявол ворвавшийся на Небеса, появился в дверном проёме. Я часто заморгала от шока. Тут же обхватила себя за плечи, потому что на мне был лишь верх от шелковой ночной пижамки. Нежно-розовая майка на тонких бретелях и белые трусики в горошек. Бо-оже…
– Ма-айк, я не одета… – взмолилась.
Я стояла за мольбертом, но меня всё равно было слишком хорошо видно.
– Не проблема, я тоже, – и он закрыл дверь, оставаясь внутри.
Да, на нём не было футболки. Лишь черные джинсы. Но это другое! Не то чтобы мне было бы легче, если бы он был в трусах… Господи!
– Майк, не смешно, – жестче сказала я.
– Я не буду смотреть ниже твоей милой маечки, принцесса, идёт? – предложил он, выгибая брови.
Голубые глаза приближались ко мне. Зачем он пришел вообще?
– Принёс тебе матчу, – улыбка заиграла на его губах, растягивая опять слегка заросшие щеки.
Я еще больше удивилась.
– Тони передал? – уточнила, откладывая баночку с краской.
– Нет, я сам приготовил, – подмигнул парень.
– Думаешь, я поверю…
– Ладно, конечно, меня Тони научил, – сдался наследник мафии, останавливаясь в шаге от мольберта. Я начала еще больше нервничать. – Просто хотел извиниться за то, что было вчера между нами…
Нет ничего между нами. Подчеркните это жирным шрифтом.
– Не понимаю о чём ты, – отвела взгляд.
– Это ничего, потому что твой румянец всё прекрасно понимает, – лукаво ответил он.
Майкл поставил чашку с матчей на столик с красками и продолжил меня смущать:
– Не хотел напугать тебя. Так бывает, особенно, с похмелья. И ваша эта йога…
– Всё я-ясно… – мне пришлось прокашляться. – Не за что извиняться, вот.
Я всеми силами пыталась успокоить дыхание, но грудь слишком красноречиво поднималась.
– Окей, – словно с искренним облегчением ответил он. Я уже понадеялась, что теперь он уйдёт… – Что рисуешь?
О, нееет.
– Ничего, – мои глаза испуганно метнулись к холсту, выдавая меня с потрохами.
Конечно же, Майкл не знает моего правила – я не показываю своих работ! Я…
– Ладно, сам посмотрю, – и он настолько быстро развернул мольберт к себе, что… мне оставалось лишь потерять сознание. И возможно это стало бы единственным спасением от всего того, что произойдет дальше. Но я не спасла себя, я удержалась на ногах и от того…
…в миг оказалась оголенной перед ним. Душой.
Глаза будущего капо ди капи загорелись. Вспыхнули и красным и огненным. Он ухмыльнулся очень и очень удовлетворенно. Я кинулась к нему и встала между холстом и его обнажённым торсом. Попыталась прикрыть картину, хотя… уже ничего нельзя было прикрыть. Во всех смыслах. У меня всё в душе сжалось от этого осознания. Он не имел права!
– Я не разрешала, Майкл! – почти рыкнула, насколько смогла.
– Я не спрашивал разрешения, – словно бы это служило адекватным объяснением его действий.
– Это личное, понимаешь? – взмолилась, даже глаза увлажнились.
– Да, вижу, Ди Белл…
Почему он такой довольный??
– Я никому не показываю, я… – созналась, ощущая приступ удушения.
– Потому что рисуешь эротические картины? Ты этого стесняешься? – он мягко склонил голову влево, изучая меня.
Мои щеки вновь вспыхнули.
– Нет, просто… – во рту пересохло. – Это не какое-то порно, понимаешь, это для меня… искусство.
– Значит, боишься, что тебя не поймут? – наклоняется к моему лицу и заглядывает в мои влажные от испуга глаза.
Я молчу, моё громкое сердцебиение отвечает вместо меня. Мои растрёпанные ото сна волосы привлекают вниманием Майка. Он касается их, убирая мне за спину слева.
– Очень красиво, Джессика… Чувственно… – его пальцы касаются моей шеи, и… горячая волна проносится телом. – Тебя не должно волновать, что подумают другие. Насрать на тех, кто не поймёт, – Майкл улыбнулся и свёл брови. – Но я никому не расскажу, не переживай. Ты сама должна это сделать.
Между нами уже столько тайн, что становится страшно. И волнительно одновременно. Я потерялась в его касаниях и словах. Никогда бы в жизни не могла представить, что именно Майкл Кано первым увидит мои работы. И его эта мотивирующая речь… Конечно, мне приятно слышать похвалу. Пускай он ничего и не понимает в живописи, но это первый отклик в моей жизни!
– Жизнь любит смелых, малышка, – он ведёт пальцами по моей острой ключице. Кожа искрится. Это так
