- Так он же её типа спасал, в натуре.
- А папик - что? Разбираться что ли стал? Ты же Мякиша знаешь! Вида не подал, а через два дня Гошу рыбачки выловили в камышах. Утонул, как бы, Гоша. Вот такая распальцовка...
- Типа сразу насмерть?
- А как можно утонуть не насмерть? Думай, что гундосишь.
- Не грузи, а... Я-то за свой базар по любому отвечу... Эх, Гоша, Гоша... Правильный пацан был... А это... Я вот о чём. Помню, батя мне мой рассказывал, что типа у них на заводе, при Брежневе ещё, профсоюзники сорганизовали культурную поездку на Озеро. Чисто конкретно: бухалово, жорево, порево... активный отдых на всех парах. Автобус забашляли, с утра выехали всем шалманом. Два дня квасили, баб по кустам морзянили. Смотри, поворот не пропусти.
- Не пропущу. Не нервничай.
- Я не нервничаю... Так вот, два дня квасили, на второй, под вечер грузиться стали. Глядь, а одного баклана, из сборочного, нет ни хрена. Туда-сюда метнулись, только шмотьё нашли в кучку скиданное.
- Утонул?
- Вот и они всей кодлой решили: всё - отнырялся мужик. Ну, чё делать? Свернулись. Утром начальству пошли сдаваться, расклады рисовать. Типа, образовался, господа хорошие, в сборочном натуральный жмурик. Профорга за водолазами отправили, деньги на венки собрали, мамане в деревню телеграммку отстучали.
- Ну, и?
- Ну, что... Баклан этот в кустах дрых, под утро холодать стало, - проснулся. С бодуна не врубится: где и что. Вокруг не души. Шмоток нет. Кое-как до тракта голиком добрался. Там его гаишники подобрали. Мент тогда ещё не озверевший был, - до города довезли. Он после обеда на завод и припёрся. Извините, говорит, опоздал. Все так на жопу и сели.
- Да, фигня, выходит, вышла.
- Фигня, не фигня, но веночки-то пригодились. Когда он маманю на вокзале встретил, она на радостях и представилась, горемычная. Так-то. А вот Гошу жаль... Схоронили значит, говоришь... Косяк какой-то... И, замечу, блядь, - не в первый раз. Что-то, знаешь, - не нравится мне всё это... Гниль какая-то в последнее время от Мякиша попёрла... Ну... Перетереть бы эту темку с пацанами... А? Нужно-нужно... Я те говорю. Точно.
А Паша промолчал. О своём подумал. И нет, не стал огорчать Жеку тем, что уже слышал эту его историю про псевдоутопленника от ста девяноста пяти человек. А он слышал эту историю именно от такого количества людей. Причём, сто девяносто из них говорили, что это произошло с их родственниками, друзьями и сослуживцами, а пятеро несчастных утверждали, что эта беда приключилась именно с ними, при этом били себя пяткой в грудь и зуб давали. Нет, Паша не стал огорчать Жеку. Лишь горестно и со значением вздохнул:
- Да, такая вот с Гошей трагедия приключилась.
- Фильтруй базар, - вдруг неожиданно завёлся Жека, - не говори при мне такого слова.
- Какого?
- Трагедия.
- Почему?
- Потому что - потому. В переводе с греческого, Паша, трагедия - козлиная песня.
- Да ты что?!
- А вот то! Греки своим богам козлов в жертву приносили, при этом песни-пляски всякие непотребные устраивали, - оттуда и пошло. В театр... А ты сейчас Гошу с этими козлами... Вот откинется он с того света, - за козла-то в момент ответишь.
- Ну откуда же я знал-то. А ты, кстати, сам, откуда об этом знаешь?
- Братками не рождаются...
- Ясно... А ты, кстати, не знаешь, отчего у Гоши такое погоняло-то было?
- Метроном-то?
- Ну.
- А он когда волновался, икать начинал. Причём, с постоянной частотой, рояль можно было по нему настраивать... Ты что, не замечал?
- Не-а... Вот, значит, оно как... Смотри, подъезжаем.
Свет фар высветил шлагбаум. Паша затормозил, Жека, прихватив кусачки с гидрорычагом, вышел из джипа. Поверженная цепь упала в дорожную пыль, и он отпихнул её ногой на обочину, как дохлую змею. Полосатая доска была тихо поднята вверх.
Подъехали к объекту на цырлах. Двигатель глушить не стали, - всё планировалось по-тихому и по-скорому.
- Паша, я туда, ты - на стрёме. Волыну приготовь на всякий.
- Давай- давай.
Пять-шесть минут - и Жека уже волочит, пыхтя, небольшой сейф. Из металлического этого ящика грустно торчали беспомощные культяпки крепежа. Приспособили добычу на заднем сидении. Аккуратно, чтобы обшивку не порвать. Вот и всё. Можно было чалить. Паша снял с ручника.
- Стой, Паша, - прервал его манёвр Жека, и пояснил: - Кусачки в доме забыл, мать твою! Я сейчас. А ты пока развернись.
- Зачем?
- Так будет круче.
Жека побежал назад, а когда вышел с инструментом, тут его и попытался остановить крик, раздавшийся со стороны реки: "Стоять!"
- Кто там, бля, орёт? - наехал Паша на темноту.
- Сон, летящий на крыльях ночи, - услышал Жека не совсем то, что ответила ему темнота.
А дальше закалейдоскопило.
Жека выстрелил на голос. На шум подтянулся Паша. В этот момент по ним вдруг лупанули из ружья. Они ответили в унисон из двух стволов. Придурок отозвался ещё два раза. И затих. Решили, что у гада подсос с патронами. Пашу дёрнуло подсветить. На свет пашиного фонарика неожиданно саданули тульским дуплетом с другой стороны, а потом вновь со стороны реки - немерено. Пашу переклинило. Что фонарь нужно бросить, он не врубался. Тогда Жека схватил его за полу клифта и, отстреливаясь, потащил к машине. Затолкал в салон, сам прыгнул за руль, и утопил педаль газа.
- Что это было, - километров через пять, спросил Паша.
- В смысле?
- По мне стреляли раз десять и ... ни одной дырки... смотри, даже не царапнуло.
- Бывает. Повезло тебе, Паша. Подфартило. Дело это рулеточное.
- Нет, это - не повезло. Это по-другому называется. Останови машину.
- Обалдел?
- Останови. Гал Дулмэ предупредил меня. Всё, Жека, завязываю я.
- С ума сошёл?
- Наоборот. Всё! Всё...Это знак мне был. Аминдынш газар - алтан шара наран, шаража байна - ахманад дуунэршни хулеэже байна.
- Чего?
- Место смерти, Жека, - зольная пыль, место жизни греет золотое жёлтое солнце. Всё! К своим я возвращаюсь.
- Кончай грузить. Ну налажали слегка, но не обсифлячились же. С кем не бывает? Чего ради соскочить-то решил?
- Не понял ты ни хрена. Останови.
- Эко как тебя, Паша, торкнуло-то! Хорошо, что дальше? - остановил Жека машину. - Что, Паша, люди-то скажут, когда узнают? Вон, скажут, идёт, скажут, Павел не пожелавший остаться Савлом. Вот что, Паша, люди-то скажут.
- Плевать... Мне теперь всё равно. Передай папику и прощай, - Паша бросил ствол на сиденье, вылез из джипа, и зашагал в обратную сторону.
- Так суками нас делает раздумье, и так решимости природный цвет хиреет под налётом мысли бледным, и начинанья, взнёсшиеся круто, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия. Да к чёрту! - кинул ему в спину Жека и резко газанул.
Машина послушно рванула на запах города.
14.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
