личностью при помощи музыкальных часов – ее прощального подарка. И хотя особых успехов пока не было, он обещал не бросать тренировки.
Обменявшись новостями, они надолго замолчали, боясь сказать лишнего: слишком личного, честного, неосторожного. Дарт барабанил пальцами по увечной чашке, словно ей без того не доставало страданий, а Флори рассеянно перебирала подол платья. На синей ткани, похожей на ночное небо, еще не высохли темные пятна-тучи – следы дождевой воды, оставшиеся после объятий.
Даже в минутах безмолвия рядом с Дартом она находила утешение. Ей нравилось, что они могут вместе сидеть на ступеньках, наблюдая за облаком мошек, слетевшихся на свет фонаря; потягивать горячий напиток, рискуя обжечь или поранить губы; слушать стрекот сверчков, соприкасаться коленями и ощущать себя нарушителями правил. Пусть их не поймают, не осудят, не пронзят им сердца цитатой из треклятого Протокола. Не сейчас, не сегодня.
Никем не замеченные, они проводили ночь и встретили рассвет. Легкая серая дымка окрасилась оранжевым, в небе проклюнулось солнце, и в утренней тишине послышался далекий шум с ферм. В этом новом дне жизнь вернулась на круги своя: снова лютен и наивная девица, заключившая с безлюдем договор, снова пропасть между ними. Лишь с виду она была величиной в дюжину ступеней, ведущих с крыльца, а на самом деле – всепоглощающая, стылая бездна. Дарт ушел, а Флори смотрела ему вслед, пока красный цирковой камзол в последний раз не мелькнул в конце улицы. В следующий миг все превратилось в обманчивое воспоминание, ночную грезу: опрокинутое ведро с дождевой водой, чай с мятой и шиповником, лукавая улыбка Дарта и его мимолетные, будто бы случайные прикосновения.
На следующее утро, спустившись к завтраку, Флори застала в столовой Ризердайна, который увлеченно спорил с Саймоном. Сути дискуссии она не поняла, однако говорили они о чем-то серьезном, явно не предназначенном для ее ушей. Мажордом оборвал реплику на полуслове и услужливо отодвинул стул, приглашая Флори присесть, а затем отправился на кухню караулить рыбную запеканку в печи. Впору бы обрадоваться, что на этот раз обойдется без водорослей, а ей, оставшейся в обществе Ризердайна, стало не по себе. Сегодня синяки на его бледном лице приобрели пугающий фиолетовый оттенок, ей было неловко смотреть на него. Зато он держался уверенно и расслабленно, даже когда завел разговор об инциденте за ужином.
– Не придавайте значения издевкам Рина. Умники вечно ведут себя так, будто все вокруг дураки.
Он заговорщицки улыбнулся, словно отныне их связывал общий секрет.
– Но я и впрямь многого не знаю. И потому здесь, – осторожно ответила Флори.
Под острым взглядом Ризердайна она чувствовала себя насекомым, булавкой приколотым к стенду. Ее рассматривали, изучали. Она привыкла к самым разным оттенкам темных глаз, научилась справляться с их загадочной глубиной и мрачным блеском, но этот проницательный льдисто-голубой взгляд заставлял ее цепенеть.
– Вы в самом деле думаете так о себе? Давайте я спрошу еще раз. Вы считаете себя глупой и ничего не смыслящей в безлюдях?
– Вовсе нет. Я много читала о них.
– Книги молчат. Авторы привирают. – Ризердайн небрежно пожал плечами. – Я видел сотни трудов о безлюдях. И ни один из них не соответствовал действительности. Легенды, мифы, больные выдумки, попытки рассуждать о неизведанном… Сплошная глупость. Те, кому действительно есть что рассказать о безлюдях, не пишут об этом. Они исследуют. Понимаете, о чем я?
Флори кротко кивнула, не осмеливаясь что-то сказать.
– Вам внушили, что кичиться нужно чужими знаниями и опытом, но я призываю гордиться своими. Итак. Я весь внимание. – Он подался вперед и, поставив локти на стол, положил подбородок на сплетенные пальцы. Принял вид заинтересованного слушателя.
Она нервно покрутила пуговицу на платье, и это привычное действие вернуло ей толику уверенности.
– Я с детства читаю чертежи любой сложности. Хорошо рисую. Жила в двух безлюдях, знаю, как ими управлять, исследовала хартрумы и… защищала лютена в суде.
– Его оправдали?
– Да.
– Впечатляет, – одобрительно хмыкнул Ризердайн, а Флори с облегчением выдохнула. Ей удалось если не удивить, то уж точно заинтересовать его.
Не успела она обрадоваться, как в столовой появился Рин, чья кислая физиономия, выдававшая плохое самочувствие после вчерашних возлияний, задала настроение всего рабочего дня, который начался с визита в контору Ризердайна.
Дорога пролегала по побережью, позволяя наслаждаться видами Делмара. Город, построенный из ракушечника и туфа, походил на цитрусовый сорбет, тающий под солнцем: молочно-лимонные дома перемежались с красно-оранжевыми, как мякоть грейпфрута, зданиями с купольными крышами, а если взгляду становилось горячо, можно было полюбоваться искрящейся синевой моря.
Панорама резко сменилась, когда автомобиль свернул в один из кварталов и остановился рядом с необычным строением, затаившимся в глубине улицы. Внешне оно больше напоминало уютную дачу на побережье, нежели контору столичного дельца. Фасад, увитый плющом, балкон и широкие арочные окна – все здесь было преисполнено уюта и праздной лености, явно не пытаясь продемонстрировать статус столичного домографа.
Внутри здание тоже сохраняло домашнюю атмосферу. Вместо кабинетов – комнаты, заставленные деревянной мебелью и застеленные мягкими коврами, благодаря которым эхо, свойственное всем официозным заведениям, поглощалось. Флори не могла отделаться от ощущения, что без спроса заявилась в чужой дом и нарушает размеренную жизнь его обитателей.
Они поднялись на второй этаж, в кабинет Ризердайна. Казалось, что все пространство заполнено бумагой: рулонами чертежей и книгами на полках, схемами неизвестных механизмов и городскими картами на стенах, а также сшитыми в объемные стопки документами и ворохом запечатанных конвертов на столе.
Флори украдкой посмотрела на Рина, чей кабинет был образчиком официоза и безупречного порядка. Еще вчера она задавалась вопросом, почему студенческая дружба домографов оборвалась, но ответ наглядно предстал перед ней в ту секунду, когда Рин застыл, будто увидел нечто ужасное, а Ризердайн, ничуть не смутившись, принялся рыться в бумагах, что-то выискивая. Они были слишком разными: талантливый клерк и талантливый изобретатель – каждый из них занял предназначенное ему место и преуспел. С привычкой делать все по правилам Рин никогда бы не решился пойти против устоявшейся системы, а такой человек, как Ризердайн, вряд ли снискал бы признание и успех в Пьер-э-Метале: этот жесткий город перемолол бы его металлическими зубами и задавил каменной громадой смелые идеи.
Визит в контору оказался не ознакомительной прогулкой, а рабочей необходимостью. Забрав документы, они не стали задерживаться и отправились на стройку, где их ждали другие дела. Флори знала Ризердайна всего лишь сутки, но уже уяснила, что он ничего не делал просто так; во всем был смысл, скрытая цель, продуманность. Он принадлежал к тем людям, которые даже чаю
