в Эйгене и даже в Селгаре, — ответил ему Стэн, хотя вопрос никому конкретному и не адресовался. — И он сказал мне как-то, что лучше наших женщин нет никого. Все эти изнеженные южанки скопом не стоят мизинца одной нашей Лиззи.
Лиззи была двоюродной сестрой Лоссарнаха, ее мать умерла родами, и бейлиф Сэлар воспитал сиротку как родную дочь. Да она и называла его отцом, несмотря на то что Сэлар не скрывал того факта, что он таковым не является. Да никто и не знал, кто ее настоящий отец, сестра Сэлара так и не открыла этого никому, унеся эту тайну с собой за грань бытия. Сама же Лиззи все свои пятнадцать лет, что жила на свете, точно знала, кто ее отец, и кто ее братья, о каких-то других близких людях она не задумывалась.
Ребята Лиззи любили, она была им всем как родная, и даже паскудник Торк не видел в ней женщину. Вернее, так было до последнего времени, до той поры, пока Стэн со всей своей прямотой не заявил Лоссарнаху, что, когда Лиззи стукнет шестнадцать, он придет к бейлифу просить ее руки.
Стэн всегда был такой, он говорил, то, что думал, и делал, то, что должно. Его отец, начальник замковой охраны, человек прямой и жесткий, возвел для него подобный образ жизни в принцип.
— Кхммм, — откашлялся тогда ошеломленный Лоссарнах. — Я-то не против, если ты об этом. Но что скажет отец? И самое главное — что скажет Лиззи?
— Это мое дело, — заявил Стэн. — Что думаешь ты? Без твоего одобрения я делать ничего не стану, разве только из замка уеду, куда глаза глядят, хоть бы даже в Вольные роты наймусь. Без Лиззи мне жизнь не мила.
— Да я только «за»! — хлопнул друга по плечам Лоссарнах. — Породнимся!
Впрочем, это родство было только формальностью, они и так были как братья.
Праздник кончился за полночь, отзвучали последние пьяные песни, кто из гостей разошелся сам, а кого-то и унесли, поскольку пьяные ноги отказывались служить своим хозяевам, на небо давно вышла луна, высыпали крупные осенние звезды.
Торк ушел раньше остальных, у него, как всегда, было чем заняться. Недели две назад в замок взяли новую посудомойку, из соседней деревни, и он сразу зачастил на кухню. Две недели непрестанной болтовни и пустых обещаний сделали свое дело, и теперь, выходя из комнатки деревенской пастушки, Торк был очень доволен — и ей, и собой.
Он что-то напевал себе под нос и раздумывал — пойти сразу спать, или же подняться на крепостную стену и поглазеть на ночной осенний лес и реку. Просто водилась за ним некоторая сентиментальность и возвышенность натуры, особенно после того, как девку помнет. Увы, ни тому, ни другому сбыться не удалось, поскольку, подойдя к боковой лестнице, ведущей во внутренние помещения (комнаты прислуги располагались в отдельном строении), он увидел то, что повергло его сначала в изумление, а потом заставило действовать очень быстро.
Он увидел распахивающиеся ворота замка. Это было невозможно, поскольку все и всегда знали — от заката до рассвета ворота закрыты. Единственный, кто мог отдать приказ их открыть, был сам бейлиф, но больше никто этого сделать не мог, таковы были суровые законы Пограничья, страны, где война была привычным состоянием людей.
Торка, как и его друзей, учили хорошо. Да нет, не просто хорошо, их учили отлично. И учили не просто воевать и убивать, их учили думать, поскольку будущий бейлиф — это не просто воин, это еще и полководец, а они, его друзья, должны были стать теми, кому он будет доверять свои планы, теми, кто их мог оценить по достоинству и дать путный совет.
Поэтому Торк очень быстро связал воедино людей Стеббинса, держащих створки ворот, тела стражников, небрежно отброшенные в стороны, и топот ног в ночи. Измена и нападение — вот что это такое. Прав был Слот.
— А времени-то и нет, — шепнул он себе под нос, кидаясь вверх по лестнице. Теперь уже кричи — не кричи, враг уже в замке, и сам погибнешь, и никому не поможешь. Надо предупредить Лоссарнаха и бейлифа, пока они еще живы. А если они и дальше будут живы, то предатели наверняка получат свое.
Торк с невероятной скоростью, быстро как никогда, пробегал лестничные пролеты и коридоры, каким-то седьмым чувством слыша внизу гомон незнакомых голосов и звон их снаряжения.
— Нападение, — заорал он, влетая в залу, где было их «логово», как его называл старый бейлиф. У каждого из друзей был свой дом, с родными и близкими, но там они ночевали в лучшем случае пару раз в месяц, в основном жили здесь, в большой и уютной зале, которая выходила окнами прямиком на полноводную реку. — В замке враги!
— Не смешно, Торк, — проворчал Лоссарнах, лениво поворачиваясь на другой бок.
— Удавлю, — проворчал Кэлин. — Разбудил, комар эдакий.
— Да не шучу я! — зло закричал Торк. — Время уходит! Они уже внутри! Охрана у ворот убита.
Они так давно жили вместе и так хорошо знали, когда кто шутит, что больше вопросов никто не задавал. Юноши вскочили с кроватей и шкур, на которых спали.
— Моя кольчуга в оружейной, — сплюнул Стэн. — Вот же папаша, все его аккуратность!
— Хорошо, что оружие здесь. — Фолле накинул на себя перевязь и кинул меч брату. — Он хотел, чтобы мы и его убирали туда. Но кольчуг жалко, наши тоже там. Лосси, твоя здесь? Это хорошо.
Лейн в это время помог натянуть кольчугу Лоссарнаху и подхватил свою, подаренную ему на шестнадцатилетие бейлифом, причем сделанную на заказ. Просто на его маленький рост в замковой оружейной ничего не нашлось.
— Мне надо к нему. — Лоссарнах был краток. — Фолле, Толле, Лейн — вы со мной. Стэн…
— Я понял, — стрелку объяснять ничего было не нужно, он и так знал, куда ему надо спешить. Закинув лук на плечо, Ивовый Прутик неслышно скользнул за дверь.
— Слот, подстрахуй его, — приказал Лоссарнах, и толстяк потопал за Стэном, не слишком умело держа меч в руках. — Торк, Кэлин, бегом к начальнику охраны, может, еще успеете. Если нет — идите к покоям моего отца. И клянусь задницей Суорна — кто бы ни устроил эту свистопляску, он дорого заплатит за нее.
Жизнь в Пограничье далека от сантиментов и готовит любого к тому, что смерть неизбежна, а значит, и не стоит слишком рассчитывать на то, что она задержится в пути. Если это заговор, то начальника охраны, бейлифа и наследников будут резать сразу, оставляя всех остальных на потом.
