— А ты почему не играл тогда? — спросил его Тимофей.
— Понимаешь, я… — начал растерянно Володя. — Понимаешь, у меня… растяжение получилось на левой ноге…
— Жаль, — посочувствовал Федя. — Может, спас бы тогда свою команду.
— Еще бы! — уже совсем войдя в роль бывалого футболиста, заявил Володя.
Мальчики подошли к спортивной площадке.
— Вот здесь, — широким жестом показывая вокруг себя, начал пояснения Федя, — еще недавно росли трава, бурьян, кустарник, было много мусора, щебня… Ведь здание нашей школы недавно выстроено.
— Это я знаю, — сказал Володя.
— Все, что здесь сейчас, ребята сами сделали.
— Хорошая площадка, — одобрил Володя. — Большая!
— Шестьдесят на тридцать, — проинформировал Тимофей.
Пошли дальше и остановились у футбольных ворот. Володя взялся рукой за штангу.
— Прочно стоит. И окрашена, как железнодорожный шлагбаум. Молодцы! И даже настоящая сетка есть! Ворота, как у людей! Эх, разочек ударить бы…
— Что же, это можно, — гостеприимно предложил Федя. — Тимофей, принеси мяч.
Тимофей уже повернулся, чтобы идти, но Володя тут же схватил его за плечо:
— Постой! Куда ты?.. Я же вам объяснял — растяжение… Еле хожу… — И пошел дальше, усиленно прихрамывая на правую ногу.
— У тебя и правая нога тоже болит? — удивленно спросил Тимофей. — Ты говорил про левую.
— С левой перекинулось на правую, — нашелся Володя.
«Тихари» сочувственно посмотрели на беднягу.
— Ого! — произнес Володя, когда его привели к центру поля. — И все линии обозначены белой краской! — Потом прищурил глаза и окинул строгим взглядом всю площадку. — Но, знаете, белый цвет не очень подходит к фону, к зеленой траве… Лучше было бы все помазать желтой или розовой краской.
— Да. Но ведь полагается белая, — недоуменно возразил Федя.
— В этом ты прав, — спохватился Володя. — Во мне иногда художник перевешивает спортсмена.
И, чтобы избежать излишних вопросов, он начал сыпать:
— У вас и флаги! И траву подстригли! И даже для зрителей скамейки поставили!
— Все сами! — с гордостью сказал Тимофей.
Федя схватил Володю за руку и указал направо:
— Ты еще не все видел. Вон, видишь, кран. Сюда мы подвели воду. Зимой устраиваем здесь каток, а летом перед каждой тренировкой поливаем площадку.
В это время с другого конца двора донесся спасительный голос Наташи:
— Володя! Иди сюда! Мы уже уходим!
Володя облегченно вздохнул, поднял руку и ответно помахал Наташе. Потом снова повернулся к «тихарям» и с притворной досадой сказал:
— Эх, не удалось поговорить. Очень тороплюсь!.. Ну, ничего, в следующий раз!
Он побежал по полю, но вдруг замедлил бег и оглянулся на «тихарей». Затем пошел медленно, поочередно хромая то на левую, то на правую ногу.
Наташа, Таня и Толя шли с худенькой смуглой девочкой.
— Ты чего вдруг захромал? — встретила Наташа Володю.
Усиленно сигнализируя ей глазами, Володя подчеркнуто строго сказал:
— Разве ты забыла, что у меня растяжение? Ты же хорошо знаешь — у меня растяжение… Ну как, договорились?
— Мы не нашли Александра Сергеевича, он уже ушел домой, — ответил Толя. — Завтра я и Рая с ним поговорим.
— Мы с Толей на него нажмем! — весело заявила Рая.
Наташа покосилась на девочку.
— Пойдем, Таня, — сказала она нарочито безразличным тоном и взялась рукой за калитку. — Большое спасибо вам… До свидания…
Затем рванула на себя калитку и выбежала на улицу. За ней вышли Таня и Володя.
Рая посмотрела на ворота, за которыми скрылись ребята, и сказала:
— Слушай, Толя, ты мне нужен… Поможешь составить расписание занятий секции…
Толя тоже посмотрел на ворота.
— Раечка, я сейчас… Я только провожу их до угла…
Он выскочил на улицу и догнал девочек и Володю:
— Я с вами… Провожу вас до угла…
— Вот чудесно, — обрадовался Володя. — А я хотел с тобой договориться. Мне, понимаешь, нужно, чтобы ты…
— Потом договоришься, — прервала Таня и потащила его вперед.
Некоторое время Наташа и Толя шли молча. Угол был уже близко. Наташа подсчитала — шагов пятнадцать. А мальчик все молчал. Потом нерешительно сказал:
— Наташа… Я к вам приду… Как-нибудь зайду во двор к вам… Узнать, как у ребят дела…
— Приходи… Дорогу ведь знаешь…
— Может быть, не надо приходить… — снова нерешительно сказал Толя.
— Почему?.. Мы тебе будем рады… Особенно Вася…
Они прошли еще несколько шагов.
— Слушай! — воскликнул Толя, как будто вспомнил что-то очень важное. — Ты в музыке что-нибудь понимаешь?
— Как тебе сказать… — неопределенно ответила Наташа.
— Неважно, — не слушая ее, продолжал Толя. — Нам нужно подобрать пластинки. Ну, для физкультурных выступлений. Аккомпанемент, понимаешь?
— Понимаю.
— Я должен завтра пойти в ГУМ…
Наташа вдруг остановилась… Боже мой, ведь в ГУМе продаются не одни только пластинки, там можно купить еще и…
— Слушай, Толя! А ты в пуговицах что-нибудь понимаешь?
— В пуговицах? Каких пуговицах?
— Для сарафанов. Завтра мне обязательно надо быть в ГУМе, подобрать пуговицы.
— Вот и хорошо… Мы собирались идти вместе — я и Рая… Но лучше ты пойди со мной… Вместо Раи… Ведь ты хорошо разбираешься в маршах и вальсах?
— В маршах и вальсах очень хорошо! — не совсем уверенно заявила Наташа. — Но только как Рая? Ведь ты с ней договорился.
— У нее совсем нет слуха…
Где бы, что бы и с кем ни случилось, во дворе, в школе, дома, Наташа все принимала близко к сердцу. Бедное ее сердце болело от того, что у внучки дворника Тихона Максимовича долго не прорезаются зубки, ее волновало, если у дворовых футболистов рвалась камера мяча, ее мучила двойка по арифметике у Агея. Казалось бы, когда такой человек вдруг узнает, что у кого-то нет совсем слуха — а это ведь страшный недостаток! — это его тоже должно глубоко огорчить! Но Наташа, услыхав о том, что Рая страдает этим недостатком, сразу повеселела и не могла скрыть своей радости:
— Что ты говоришь?! Нет слуха?! — И, тут же забыв о Рае, она начала быстро говорить: — А где встретимся? В секции, где продают пластинки? В пять часов ты можешь? Договорились?..
С этими словами, не сказав даже «до свидания», она бросилась догонять Таню и Володю.
— Таня! Ты думаешь о пуговицах?
— Каких пуговицах?
— Для сарафана! Ведь тетя Юля сказала, что они нужны немедленно… Если их не принесешь…
— Ничего, время терпит, — спокойно произнесла Таня.
— Ты не знаешь тетю Юлю, — продолжала горячиться девочка. — Я завтра же пойду в ГУМ и куплю их. Сделаю это для тебя.
Таня удивленно посмотрела на возбужденную и радостную подругу.
— Зачем в ГУМ? Ведь они есть в любом магазине!
— Ничего ты не понимаешь, — категорически заявила Наташа. — Такие, как тебе надо, только в ГУМе можно найти.
Как надо бросать бабочки
За день в ГУМе бывает несколько десятков тысяч покупателей. Они ходят по огромным галереям универмага, примеряют платья, обувь, шляпы, выбирают галстуки, ковры, пробуют авторучки, играют на баянах, щелкают затворами фотографических аппаратов… Многоголосый оживленный шум стоит под стеклянными крышами пассажа, и этот шум перекрывает только голос диктора, оповещающий по радио, что мальчик Витя, в матросской шапочке, ждет папу у фонтана или что сейчас начнется демонстрация новейших мод…
Наташа очень быстро подобрала пуговицы. До пяти оставалось еще много времени, и она пошла по магазину. У мамы через месяц день рождения, надо было обязательно уже сейчас присмотреть сумку, которую они с папой купят ей в подарок… Интересные вещи появились в отделе, где торгуют различными вещами для дачи. А такую хозяйственную девочку, как Наташа, разве не должны были интересовать новые соломенные кресла?! В отделе головных уборов Наташе очень понравились последние летние модели шляп, хотя, правда, сама она их не носила…
Словом, было уже четверть шестого, когда Наташа подошла к дверям музыкальной секции.
Вчера, сегодня утром, несколько минут назад она не думала, что будет так волноваться перед встречей с Толей. А сейчас… Она прошла мимо зеркала, вделанного в стену, и оттуда на нее глянуло какое-то чужое, раскрасневшееся лицо с широко раскрытыми испуганными глазами, на лоб падали мокрые кудряшки волос, от волнения пылали уши, один только нос оставался бледным, зато вздернут он был больше обычного. Но времени прихорашиваться не было. И, проклиная свои непослушные волосы и ужасный нос, она вошла в магазин.
Здесь на нее хлынули со всех сторон, со всех прилавков самые различные звуки: в одном месте низкий бас пел о блохе, для которой король сшил бархатный кафтан, в другом углу тенор уверял, что он помнит чудное мгновенье, из третьего угла зала вдруг вырвались звуки трубы духового оркестра, с ними смешались мелодия джаза и нежная индийская песня…
