– Ну, а этот ваш институт может объяснить, что, по большому счету, творилось с моими мозгами?
– Мало кто знает, какого результата добивалось ведомство Лопатина. А кто знает, молчит или уже пребывает в том месте, откуда слова не долетают. В общих чертах ты, наш проницательный, и сам догадываешься…
– Я, набравшись сцеволина… - Боря осекся.
– Смелее, ты ж бывший пионер. Набравшись сцеволина, ты хомутал доктора, чьи мозги были изрядно ослаблены наркотиками. Ты нездорово подавлял, он нездорово подчинялся. Отчего, не долго думая, прикончил гражданин Лапеко троих… нет, даже четверых. Я готов чистосердечно признаться, что ты, Борис, не такой, как все. Из десятков шизиков и психов, которые прошли строем через одаряющие сцеволином руки доктора, только в тебе он почуял хозяина.
– Во что верится с большим трудом. Вначале этот так называемый слуга проникал с помощью телефона в мою квартиру и выведывал все необходимое для очередного злодейства… Потом собрался выкинуть меня, хозяина липового, из поезда!
– Если лекарь и звонил, то твое невнятное бормотание было лишь затравкой, сигналом к установлению схемы «господин-раб». Не мог он часами вслушиваться в тебя, ему же надо было скоренько к преступлению готовиться. Естественно, он в себе марионетку не признавал, напротив, успешно внушал себе, что просто доит из тебя нужные сведения. Ну, а какому рабу не хочется порой пристукнуть своего хозяина - в минуту ослабления властных функций, когда никто не видит.
– Что, опять вознамерились обвинить меня в многочисленных убийствах? Летит месячный план по раскрываемости, да? - Боря тревожно приподнялся над стулом, срочно опрокидывая рюмку водки в рот.
– Не тянет в тюрягу, Лямин? Ладно, не дрейфь. Как же тебя судить, если ты своими руками-ногами ничего не предпринимал, в сговор с убийцей не входил. Юриспруденция вообще и в частности уголовный кодекс всякие там телепатии и вселения всерьез не принимают. Хотя, может, в этом упущение непростительное.
– Но отловить того, кто испытания на людях проводил, вы же обязаны. Сцеволин, в конце концов, - это оружие массового поражения. Народонаселение у нас умственно и так ослаблено всякой дурью, которая в него вбивалась с малолетства советскими гипнотизерами; в головы словно вставлены затычки, мешающие выделению мыслей. А тут ученики товарища Пантелея учатся без вздохов и кряхтенья овладевать народными массами.
– Совершенно с тобой согласен. Вот именно поэтому тебе и придется навестить Сапожкова. Заявишься от имени доктора, который, дескать, угодил в больницу, но напоследок просветил тебя, где можно разжиться стремным лекарством.
Вот так, за что боролся, на то и напоролся - вернее, попался на иголку, словно коллекционная бабочка. Боря постарался себя затуманить, хватив из милицейской бутылки, но страшное слово «придется» надвигалось неумолимо, как бульдозер.
– Ну нет, начальник. Я вам так просто не дамся. Что это вы собрались из меня какого-то Штирлица делать.
– Борис, ты сам полетел неизведанным маршрутом. Потому мы будем тебе говорить, где бомбить, а где садиться.
Фалалеевский голос угрожающе металлизировался: мол, мы тебе, а ты нам. Не то мы тебя, трам тарарам, об колено пополам…
– Вот именно, - будто прочитал сокровенные мысли белобрысый Илья. - Мы это можем…
На следующий день Борис точно в означенное время - первый раз в жизни не опоздал - вышел из уютного подземелья на станции «Московские ворота» и поднял воротник. Он не знал прикрывающих оперативников в лицо, но верил, что они рядом - ничего другого ему не оставалось. Борис зубрил маршрут целый час и в бумажку теперь почти не заглядывал. От метро налево, через квартал опять налево. В итоге Лямин вступил на территорию, облепленную приземистыми загаженными строениями. Аптечный склад распластался в дальнем ее углу. Вот, похоже, вход в конторку - утоплен в землю на десять ступенек.
Дверь отворилась на стук и, едва впустив Бориса, сразу закрылась, грубо щелкнул массивный замок. Пронеслись вихрем ассоциации с мышеловкой и клеткой. Разведчику тут подумалось, успели ли заметить сопровождающие, куда он вступил. Но уже не выберешься наружу, не помашешь ручкой «а я тута». Дверь затворил и запер квадратный парень в неизбежном спортивном костюме со значком октябренка поверх холма грудной мускулатуры.
6.
– Встреча назначена? - потыкав меня недобрым взглядом, спросил стокилограммовый «октябренок».
– Нет, я сам хотел увидеться с…
– Тихо, разберемся…
Мы прошли промозглым коридорчиком и остановились около какой-то невзрачной двери. Я замер под пристальным взором другого парня, тоже квадратного, только из нацкадров, пока первый что-то там узнавал. Наконец второй закончил смотреть, а «октябренок», положив руку на мою шею, втолкнул меня в комнату. В отличие от коридора и здания здесь царил уют. На стенах копии (в масле) «Ивана Грозного, убивающего своего сына» и «Утра стрелецкой казни», старые пухлые кресла, мебель «ретро». Там была красивая, но несколько пожухлая дама в старомодном платье, которая поливала цветы. Но я вместе с провожатым отправился в смежную комнату, которая оказалась кабинетом. Весьма приличный офис а-ля логовище какого-нибудь матерого гебешника эпохи расцвета империи. Стены из дуба, стол «революционный», большой, крытый красным, так и чувствуешь, что в нем зреет компромат на тебя. А за столом товарищ в строго выдержанном костюме. Я полсекунды соображал, на кого похож столоначальник - ага, на полуживого покойника Лопатина из глюка. Но все же это - Сапожков.
– А, писатель… Да ты не пялься на меня так, гляделки выпадут. Лучше скажи, господин хороший, зачем пожаловал? - начал владелец кабинета.
– Мне требуется тот самый препарат, который доктор Лапеко получал у вас. Доктор исчез куда-то, а я недолеченный остался.
– Добавки захотел, - сомнительным тоном произнес Сапожков и перешел к делу. - Откуда про нас узнал?
– Когда я последний раз с доктором общался, он намекал, что ему надо сгонять куда-то на Московский проспект за новой порцией. А я в курсе, где склады тут находятся. Пришел сюда, потыкался немного и догадался, где ваша дверь… Лекарство со звучным именем «сцеволин».
– Не волнуйся, мы тебя долечим. - Сапожков хлопает в ладоши, и входят двое квадратных парней. Один резко хватает меня за шкирку, второй выкручивает руки. Следом появляется пожухлая дама, расстегивает мне штаны - эх, не сейчас, не сейчас - и наносит удар иглой в мякоть. Когда хвататели-держатели меня отпустили, я в полном расслаблении повалился на пол - и даже не слишком жутко было. Слабость уже протекла по позвоночнику, распространилась вихревым движением по всему телу, а ноги отниматься начали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
