— Но и мои силы не беспредельны. Вперед, дружище!
«Голем» начал разгон, обходя неожиданно появляющиеся на пути препятствия: он шел не в пустом пространстве, а в среде с переменной структурой, и не мог, развить скорость более ста километров в секунду.
Ратибор спал, и ему снилось, что он на Земле, а Грехов с лицом свирепым и диким принимает у него экзамен по интрасенсорному восприятию.
— Закрой глаза, — приказывал Грехов.
Берестов послушно закрывал.
— Что видишь?
И Ратибор перечислял, что видит, восторгаясь и ужасаясь одно временно: он видел сквозь веки, в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, чувствовал броуновское движение молекул, слышал, как течет кровь по мельчайшим сосудам, и ощущал звуки собственных работающих мышц!..
Очнулся от того, что по венам левой руки потекла горячая струя.
— По-моему, я слышу чей-то вызов, — доложил координатор.
— Что значит чей-то?
— Сигналы очень слабые, иногда пропадают, не дешифруются, но резко отличаются от фоновых.
— Как долго я пребывал в нирване?
— Час сорок две.
— Поворачивай.
— Уже иду по пеленгу, но скорость набрать не могу, мы не в открытом космосе. Здесь полно странных шатающихся объектов и болидных потоков — иной термин подобрать трудно — и бездна всякого рода полей, создающих интерференционную картину, причем устойчивую, типа стоячей волны.
Ратибор промолчал. Они находились в организме колоссального разумного существа со сверхсложной структурой, и этим все было сказано.
Комплексное действие короткого сна, лекарственных препаратов аптечки и волнового массажа наконец сказалось, и пилот почувствовал себя гораздо лучше, хотя изредка появлялись блуждающие по телу боли, перехватывающие дыхание, и нечеткие галлюцинации, повторяющие знакомые картины: он лежит на холме или сидит в деревянном кресле напротив псевдо-Грехова.
Прошел час, другой, по расчетам координатора они преодолели около полумиллиона километров по сложному зигзагу — источник сигналов, отличных по информационному насыщению от фонового излучения, маневрировал, в широких пределах изменяя скорость. В диапазоне видимой части спектра почти ничего не было видно, кроме хороводов блуждающих огней, скоплений звезд-искр и туманных пятен, а локация в радиодиапазоне давала странную картину: «голем» прокладывал путь словно в мякоти арбуза, насыщенной «семечками» уплотнений. Точных характеристик этих уплотнений гравизондаж дать не мог, но было ясно, что столкновение с одним из «семечек» чревато непредсказуемыми последствиями, поэтому Ратибор вынужден был еще уменьшить скорость аппарата, понимая, что шансы догнать источник сигналов становятся равными нулю. Однако судьбе угодно было распорядиться шансами иначе — после особенно головоломного изменения траектории источник остановился. Спустя еще час «голем» подобрался к одному из уплотнений — масконов, — по терминологии координатора, возле которого продолжал ритмично «дышать» низкочастотным радиоизлучением загадочный объект.
Координатор в темпе пулеметной очереди перебрал диапазоны видения локаторов и остановился на мягком рентгене, в котором наконец удалось разглядеть, что же собой представляют «семечки» уплотнений. Ратибор изумленно причмокнул: перед ним в облаке серебристого тумана висела уменьшенная копия омеги Гиппарха, тех самых останков звезды, по которой прошелся луч Большого Выстрела, — те же колоссальные кружева «мха», та же пенная структура в глубине сфероида и плоские диски на тонких ножках, уходящих в неведомую толщу верхнего слоя объекта, словно листья кувшинок на длинных стеблях.
— Диаметр сфероида — около пяти тысяч километров, — сообщил координатор, имевший полную информацию о стародавнем походе Берестова на омегу Гиппарха. — Ощущаю внутри него высокую концентрацию энергии, подходить ближе опасно.
— Сам вижу. Попробуй отстроиться от тумана, плохо видно.
— Это не туман, какой-то квантово-полевой эффект, пространство вокруг сфероида «мерцает», «пенится».
— А где тот приятель, сигналы которого мы запеленговали?
— По-видимому, вот он, даю вариацию.
Тонкая световая нить очертила часть поля зрения слева, как ее ощущал Ратибор, переместилась в центр, изображение в ней стало расти, укрупняться, уходя краями за световую нить, один из «листьев кувшинок» заполнил собой все поле зрения, и Ратибор увидел на его серо-мраморном фоне полупрозрачный шар. Впрочем, не полупрозрачный, а скорее зеркальный… или все-таки?.. Через несколько секунд стало ясно, что шар постоянно меняет плотность, то становясь прозрачным, то металлически твердым, то рыхлым и белым, как вата, и делает это в такт дыханию радиошума.
— Это не К-мигрант, — сказал Дар, — и не чужанин. Могу предположить, что, судя по описаниям, это…
— «Серый призрак»! — прошептал Ратибор, ощущая головокружение. — Грехов встречался с ним… с таким же, как этот, не узнать его невозможно. А ну крутани программу контакта на всех волнах и последи за обстановкой, идем к нему.
«Голем» рванулся сквозь туман неизвестных физических реакций к сфероиду с мохообразным ландшафтом, в четверть часа преодолел стокилометровую толщу атмосферы с упругим сопротивлением среды и вышел точно над зонтичной структурой с шаром «серого призрака», не обращавшего никакого внимания на темной аппарат с включенными передатчиками.
«Серый призрак» был невелик — шар диаметром в две сотни метров, но у Ратибора возникло такое чувство, что он видит перед собой разверзающуюся бездну, еще миг — и она его поглотит, засосет!..
— Пси-поле с широким спектром, — отреагировал координатор. — Эта штука излучает пси-поле, как целый город!
Какая-то черная тень упала на «голем», Ратибор невольно поднял голову, но никого не увидел, лишь через несколько мгновений понял, что внутри него сработало чувство опасности.
— Держись, уходим! — предупредил Дар, начиная вираж воз вращения до того, как пилот понял, в чем дело. — Резко возрос волновой фон. Говорил же, что объект опасен…
Ландшафт под аппаратом заколебался, вспух и расплылся дымом.
Ратибор успел заметить, как «серый призрак» растянулся в ленту серебристого сияния, направляясь в «голему», после чего пилот и потерял сознание от тяжелого удара, причем не внешнего, а, как показалось, внутреннего, превратившего тело в надутый воздухом шар…
* * *
Человек был виден, как сквозь струящееся марево, — размытый нечеткий силуэт в ореоле свечения. Потом он перестал дрожать и расплываться, и Ратибор криво улыбнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
