винить.
– Какое у тебя самое любимое воспоминание? – Я спросил ее о первом, что пришло мне в голову, пока она оставила меня стоять здесь как дурака.
– Что? – Она откинула волосы с лица.
– Твое любимое воспоминание, – повторил я и огляделся. Рядом не было никого, кто мог нас услышать. Я мог задать любой вопрос, и никто бы ничего не узнал.
– Тебя в нем нет. – Она фыркнула, и я рассмеялся.
– Я этого и не ожидал.
Она закатила глаза, подошла к большому дереву, растущему в центре двора, ткнула его носком туфли, затем повернулась ко мне: – Зато ты есть в моем самом нелюбимом воспоминании.
– Надо же! – Я потер рукой грудь. – Ты хочешь сказать, что среди твоих воспоминаний нет ничего хуже? Ни сломанных костей, ни особенно неприятных кишечных инфекций?
– Нет. – Она прислонилась к дереву и уставилась на меня: – Самое худшее – это ты.
Я открыл рот, но она быстро перебила меня:
– Я беру свои слова обратно. А то для тебя слишком много чести. Хуже всего видеть, как умирает мать.
Она произнесла это так бесстрастно, и я не представлял, как мне реагировать. Я мог справиться с ее ненавистью или нахальством, но не знал, как быть вот с этим.
– Мне жаль. – Я засунул руки в карманы. – Наверняка твое самое любимое воспоминание тоже связано с ней.
На ее лице появилась едва заметная печальная улыбка.
– Да, так оно и есть. Хотя это странно, ведь в нем нет ничего грандиозного.
– А о чем оно? – Необходимо, чтобы Джози продолжала. Она заговорила о матери, позабыв о ненависти ко мне, и я наконец-то мог вздохнуть свободно.
– Когда мне было десять лет, она устроила для меня и моих подруг дом с привидениями. Все было украшено лентами, вырезанными из черных пакетов для мусора, и висячими призраками, которым было, наверное, лет двадцать. – Она запнулась, но на ее лице по-прежнему играла улыбка. – Я сначала очень смущалась, но мои друзья были в восторге. Мама придумала для нас детективную историю с убийством, которое нам предстояло раскрыть, и к концу вечера мы были вне себя от страха.
Она смотрела на меня сквозь полуопущенные ресницы.
– Это глупо, да? Не таким должно быть любимое воспоминание.
– Ничего не глупо. – Я сделал маленький шаг вперед, и она напряглась. – По-моему, это замечательное воспоминание.
– Дело даже не в самом воспоминании об этом вечере, а в том, сколько усилий она в это вложила. Знаешь, я вела себя ужасно, потому что беспокоилась, что подумают мои подруги, а она так любила меня, что потратила столько сил, чтобы сделать этот вечер особенным.
Она посмотрела на длинные ветки дерева, и я тоже посмотрел туда, пытаясь посмотреть на мир ее глазами.
– Она всегда была такой, а я никогда не ценила ее.
Я знал, что, вероятно, все испорчу, но необходимо что-то сказать:
– Думаю, никто из нас не ценит то, что имеет, пока не потеряет это.
Она кивнула:
– Все это такая лажа, не так ли? А мы – это полный капец.
– Мы люди. – Я пожал плечами. Мы оба обмануты, особенно я. – Не накручивай, дай себе шанс.
– Ты хочешь сказать, чтобы я дала шанс тебе? – Она повернулась и посмотрела на меня.
Ее красивая шея манила, губы были полуоткрыты и просили поцелуя, но ведь Джози не моя. Я все испоганил и теперь у меня нет права это делать. У меня нет права касаться ее после того, что я сделал.
– Считаешь, что ты этого заслуживаешь? – В ее глазах горел огонь, она словно говорила мне: «Только попробуй на меня надавить». Она напрашивалась, но я не стану так делать. Я не потребую у нее то, что она не готова мне дать.
– Нет, не заслуживаю. – Я покачал головой, но продолжал смотреть ей в глаза. – Я только хотел, чтобы ты поняла.
Она фыркнула.
– Ты хочешь, чтобы я поняла, почему ты сделал домашнее порно со мной?
– Строго говоря, это не домашнее порно.
Она сузила глаза, и я решил продолжить объяснение:
– Клянусь, я не постил его. Знаю, это не делает меня невиновным, но я не хотел, чтобы его увидели все.
– Нет. По твоим словам, ты только отправил это видео моему сводному брату, чтобы он его посмотрел. Ты хоть понимаешь, какая это лажа, эти твои попытки заставить меня поверить, будто он так поступил со мной?
– Ты же веришь, что это сделал я.
– Ты записал это видео! – крикнула она, и несколько человек повернули головы в нашу сторону. – Даже если я поверю, что в Сеть его слил кто-то другой, записал то, что мы делали, ты. Я доверилась тебе, а ты подло обманул мое доверие.
– Знаю. – Я и правда это знал. Она права. Нет никаких оправданий тому, что я натворил. Никакие доводы не сделают меня меньшим злодеем просто потому, что не я поделился этим видео со всеми и каждым.
Я предал ее. Я впутал ее в мой гребаный план мести.
– Но ты так красив. – Она протянула руку и провела ею по моему подбородку, у меня пресеклось дыхание. Я был поражен ее словами. – Жаль, что ты так жесток.
Она наклонилась ко мне, и меня окутал ее аромат.
– Ты прекрасна! – Я сжал ее ладонь и прижал к своему лицу, чтобы не дать ей сбежать.
– Но недостаточно прекрасна.
– Не говори так. – От ее слов у меня похолодела кровь. – Почему ты так говоришь?
– Потому. – Она прижалась ко мне. И хотя мне было ясно, что нам не стоит ничего делать, я почувствовал, что ее прикосновение пьянит меня. – Это Кэми прекрасна.
Я взял ее за плечи и, отстранив, всмотрелся в ее лицо:
– Да, Кэми красива, но не так, как ты.
Она чуть заметно покачала головой, и я понял: она не верит тому, что я сказал. Я, гребаный идиот, заставил ее сравнить себя с Кэми – с той, которая ей даже в подметки не годилась.
– Но с ней ты так не поступил бы. – Она посмотрела на меня – в ее глазах плескалась боль.
Я недостоин ее прощения, но это не мешало мне хотеть ее.
– Я не должен был делать это с тобой. – Я отвел волосы, упавшие ей на лицо. – Я тупица.
Она провела рукой по моей груди, и ее ладонь, как магнит, притягивала к себе каждое чувство, на которое способно мое тело. Я не знал, что делать, не знал, что думать, когда ее рука накрыла мой затылок.
– Думаю, в таком случае мы оба тупицы.
Она встала на цыпочки,
