— Надо с арабами поговорить. В их землях нефти полно. Будем на месте зажигательную жидкость делать. Уж больно далеко из Аншана ее возить, — сказал Пророк.
* * *
Через две недели. Иерусалим
Священный город погибал. Тысячи людей были убиты летящими камнями и задохнулись в дыму пожарищ. Жители, оставшиеся в живых, голодали. Всех животных уже съели, даже крысы стали редкостью, и выглядывали из своих нор редко и с опаской. От многочисленных трупов в городе начались болезни, от которых погибло еще немало народу. В стенах появились проломы, которые горожане пытались латать, чем придется, но тщетно. По этим проломам страшные машины, мечущие камни, начинали бить еще сильнее.
И вот день штурма наступил. К местам, где стены обрушились уже наполовину, выдвинулись странные телеги на восьми колесах и выдохнули струи пламени, которые сожгли заживо защитников. Редкие стрелы ничего не могли сделать этому порождению подземного мира, и вскоре в проломы полезли воины, разбирая стены маленькими кирками, что были в инвентаре у каждого. Так еще великий царь Тиглатпаласар заповедал.
Бои перекинулись в город. Иудеи дрались с яростью обреченных, отведя женщин и детей к Храму, где те возносили молитвы к богу. Дом за домом, улица за улицей покорялись свирепым захватчикам, будучи усеянными телами защитников. Воины в полном доспехе, со щитами и в правильном строю гибли редко, больше от камней, которые летели с крыш. Бесстрашных мальчишек, что швыряли булыжники на головы воинам, перестреляли из луков, а их отцы, в отчаянии, убивали своих жен и младших детей, чтобы они не достались врагу. А потом шли умирать сами. К ночи город был взят. Ни один житель Иерусалима не стал рабом, и ни одну женщину не обесчестили. Финикийские купцы, которые жадно ждали, когда по дешевке будут продавать невольников, кусали себе локти. Добычи не было.
Отряд пленных египтян начал разбор стен, когда в городе еще дрались. Ведь уже все было ясно. Кирпич аккуратно очищали и складывали в штабели. Пригодится.
* * *
Коронные земли. Окрестности Аншана.
Набишту, староста сельского округа в аншанских землях, решал непростую задачу. На прошлой неделе их вызвал азат, который приказал каждому старосте выделить по десять семей для переселения в Иудею. Где эта Иудея, и не знал никто, но на землях Аншана, по правде говоря, становилось тесновато. Уже и водяные колеса, которыми воду на пригорки качали, не помогают. Всю свободную землю распахали, и куда-то нужно парней и девок деть, что скоро в возраст войдут и переженятся. А тут Иудея эта. Великий государь велел молодых слать, чтобы не старше двадцати лет были. На месте зерно обещают выделить, быков, плуги и даже дома с садами. А кому готовый дом не достанется, то кирпич бесплатный дадут. Сколько хочешь там того кирпича, хоть дворец строй. Говорят, добираться долго, но в пути кормить обещали. И без податей пять лет. Вот как! Тут на такие условия многие согласны. И не догадывается никто, что земли те пусты стали от того, что иудеи те великого царя прогневали. Помоги им светлый Ахурамазда, неразумным!
* * *
Мен-Нефер, он же Мемфис, Египетское царство.
В таком виде Сукайю не узнала бы даже родная мать. Он был лыс, как коленка, без бороды, в парике и с подведенными краской глазами. Ну, чистый египтянин. К этому заданию он готовился два года. Господин покупал рабов египтян, которые обучали Сукайю языку и обычаям. Как только узнать у раба было уже нечего, того увозили дальше на восток, в поместье в Аншане, или продавали. Так, постепенно, Сукайя узнал многое об этой древней земле. Предпоследнему рабу он пытался представиться жителем их страны, но был поднят на смех. И глаза не такие, и лицо широкое, и щетина, которая у настоящего египтянина такой густой быть не может. Да и говор все равно немного отличается. Того раба быстро продали и купили следующего. Сукайя притворился полукровкой из Пер-Амона, сыном сирийской наложницы, и раб из Фив в это поверил. Город был далекий, портовый, там кого только не было. На этой легенде они с господином и остановились. За год до начала войны Сукайя, под видом финикийца, отплыл с Кипра, везя груз меди на продажу. Он высадился в старой столице Пер-Рамзес, что была в глубине Дельты, распродал товар, и тот купец просто исчез. Вместо него появился небогатый торговец Пакер, что сновал между столицами на небольшой парусной лодчонке. Имя было выбрано со смыслом, и означало примерно то же самое, что и «сукайя», то есть «бродяга», «уличный парень». Так пошутил господин на прощание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но господин шутил не всегда. Более того, все, что он обещал, было сделано. Сукайя стал сотником, получив четвертый класс, и теперь жена смотрела на него с немым обожанием, хотя раньше считала его пропащей душой и никчемным оборванцем. Она, кажется, до сих пор не верила, что перебралась из нищих трущоб в собственный дом и является довольно состоятельной дамой. Женщина, у которой вместо языка было ядовитое жало, изменилась до неузнаваемости. Она даже стала проявлять уважение к своему мужу, о чем тот раньше даже мечтать не мог. Оба сына Сукайи служили помощниками писцов в царском дворце, куда их взяли по щелчку пальцев господина, отказав куда более родовитым претендентам. Единственная дочь вышла замуж за сына азата Арбелы, впечатленного тем приданным, что за нее дали. Впрочем, жили они хорошо, и не в последнюю очередь из-за того, что приданное было собственностью жены, которым она вольна была распоряжаться на свое усмотрение. Уже и внук был, с ним теперь бабка хлопочет, жена Сукайи.
Месяцы потратил вавилонянин, чтобы наладить здесь свою жизнь. Купцам в Египте приходилось нелегко. Денег, как таковых, тут не было, а были единицы веса — дебен и кедет (91 и 9,1 грамма). Они могли быть золотыми, медными или серебряными. Цены на всё выражались именно в этих злосчастных дебенах, но получить их даже в слитках драгоценного металла было решительно невозможно, и Сукайя буквально выл от бессилия. Кедеты выглядели как серебряные кольца и медные спирали, а дебены и вовсе были единицей веса. Реальная сделка могла выглядеть так: рабыня, оценённая в четыре дебена и один серебряный кедет, была куплена за аналогичные по ценности товары — 6 бронзовых сосудов, 10 медных дебенов, 15 льняных одеяний, покрывало, одеяло и горшок мёда. И это еще не самая сложная торговая операция. Но египтяне как-то существовали в этом сумасшедшем мире. Привыкли, видимо. Причина этого была знакома. Тысячелетиями драгоценные металлы собирались в царских гробницах и храмах, уничтожая денежный оборот страны. Парадоксально, но оживление в торговле случилось после хаоса ХХ династии, когда массово были ограблены могилы царей, и серебро с золотом поступили в оборот.
Сукайя сновал между дворцами знати, жрецов и царским дворцом, пытаясь что-то продать слугам, и иногда получалось. Хотя, откровенно говоря, на взятки им же он тратил больше. Так, постепенно, у него появились знакомые в Фивах, что были и не Фивами вовсе. Название старой столицы было Уасет. Также он смог познакомился кое с кем в Мемфисе, отираясь у царского дворца, и изображая из себя торговца благовониями. Перебить его цены никто не мог, потому что зарабатывать с этого Сукайя даже не пытался, но делал цену чуть ниже других, чтобы не вызвать подозрения. Он не скупился на подарки, делая вид, что благодарит за сделку. Ведь благородная традиция отката родилась совсем не на исторической родине Пророка. Иногда с новыми друзьями приходилось пить, ведь пьяные люди так разговорчивы, а Сукайя был великолепным слушателем. Он никогда не перебивал, и заказывал новый кувшин пива, как только заканчивался предыдущий.
Инструкции у него были самые общие. Он должен был сделать что-то, но там и тогда, когда сам сочтет это нужным. Предугадать заранее было ничего невозможно. Египет был крайне закрытым обществом, и встретить чужеземца вне портовых городов было так же просто, как белого медведя. Узнаваемость была примерно одинаковой. Все чужестранцы были, как на ладони, и попытки получать информацию привычным путем, через купцов, провалились. Египтяне презирали иноземцев, и на контакт с ними не шли. Именно поэтому он поселился в Египте за год до начала войны и впитывал любые сплетни, как губка. Он уже примерно представлял, кто во дворце чей человек, и какой вельможа не любит другого, и почему. Так, великий жрец Птаха — Птаххотеп люто ненавидел великого жреца Амона-Ра Аменемхета, и тот отвечал ему полной взаимностью. Это было уже что-то. Также были очень непростые отношения между Главой Серебряного Дома (казначеем) и Носителем опахала, стоявшим по правую руку от царя (непонятно, чем он занимался, не исключено, что просто царя обмахивал). Не любили друг друга Начальник Дома Оружия, который ведал содержанием крепостей и всем военным снаряжением, и Носитель сандалий Великого Царя, который отвечал за подготовку указов повелителя. Чиновников в Египте было, как собак нерезаных. Жрецов различных богов было еще больше. Немало было и самих богов. Тут почти все живое было священным. От кошек до крокодилов. Сукайя регулярно встречал этих тварей, и каждый раз пугался до дрожи. Как можно было считать это богом, он понять не мог. Приходилось быть очень аккуратным. Толпа могла линчевать того, кто случайно наступит на кошку, и это вовсе не было фигурой речи.
