Мама ни за что – это ее собственные слова, "ни за что" – не собиралась кататься по скользкой дорожке, которую сделали джентльмен и Мэттью. Кэти боялась попробовать. Она вцепилась в материнскую руку и наблюдала. Но потом джентльмен наклонился к ней и предложил взять ее на руки и кататься вместе с ней.
– Я не дам тебе упасть, малышка, – заверил он ее.
Кэти знала, что он не позволит ей упасть, хотя Мэттью уже несколько раз опростоволосился. Она подняла ручки. И, конечно, он не дал ей упасть. Кэти чувствовала себя в полной безопасности, пока они скользили быстрее ветра. Она просила повторить снова и снова, и, прокатившись несколько раз, он все-таки упал, но не уронил ее. Он просто крепче прижал ее к себе, и она приземлилась на неровную, но довольно безопасную широкую грудь джентльмена. Растянувшись на спине, он рассмеялся.
– На этот раз мои сапоги двигались быстрее нас, малышка, – пошутил он.
А потом мама начала кудахтать над ним, стряхивать снег, прилипший ко всей его спине и говорить, что он такой же глупый, как ребенок, и что, если они не поторопятся, их обед пропадет и она скажет повару, что во всем виноват он.
Так что они отправились обратно домой, а Кэти с некоторым нетерпением думала о теплых каминах в детской и гостиной. Она поглубже засунула руки в свою новую муфту.
Никто пока не сказал ей, что джентльмен был ее новым папой, и она не хотела спрашивать. Но он, конечно, должен был им быть. Он восхищался ими, играл с ними и дарил им подарки. Ему нравилась мама, а он нравился ей. Но никто пока ничего не говорил, и она не могла до конца избавиться от беспокойства. Возможно, они скажут ей – и Мэтту – за обедом. Или за чаем. Или перед сном.
Он был чудесным папой. Гораздо лучше дяди Джона, хотя она никогда не скажет этого кузенам. Она широко зевнула, а джентльмен наклонился, поднял ее на руки и нес до самого дома, хотя мама говорила ему, что она уже больше не маленькая.
Но ведь именно этим и занимались папы. Они относились к тебе, как к ребенку, если ты замерз, устал и хотел по-настоящему быть еще ребенком. Папы никогда не заставляли все время помнить, что ты уже большая девочка. Она снова зевнула.
Он поступил очень эгоистично и нечестно по отношению к ней. К вечеру стало абсолютно понятно, что у нее не было планов на Рождество. По крайней мере включавших какую-нибудь компанию или званый прием. Как и он, она, вероятно, хотела тихо отпраздновать Рождество дома – только она и дети. А он, чужой человек, нарушил ее планы своим вмешательством.
Он остался на рождественский обед, а потом еще ненадолго, чтобы выпить кофе в гостиной. Мальчик хотел ему спеть, а девочка – показать книгу, которую получила от дяди с тетей. Это напомнило Мэттью, что те же дядя и тетя подарили ему бирюльки[4], и он спросил, не хочет ли лорд Хит сыграть с ним. И они играли одну игру за другой. Он за редким исключением позволил Мэттью все их выиграть.
Ближе к вечеру он обнаружил, что лежит на полу на боку, подперев голову одной рукой, а мальчик, скрестив ноги, сидит рядом с ним. Малышка какое-то время назад забралась на колени к матери и смотрела все более осоловевшими глазами, пока не заснула.
В камине потрескивало рождественское полено. Воздух был напоен ароматом еловых веток.
Сценка была до боли домашней. Семейное Рождество. Вот только они не были семьей, а он остался в этом году в городе именно для того, чтобы избежать этого вызывающего содрогание мероприятия – Рождества в кругу семьи.
Когда на улице стало темнеть, миссис Берлинтон сама сходила на кухню и принесла поднос с чаем, поскольку хотела предоставить слугам побольше свободного времени. Ему следовало бы уйти тогда или хотя бы сразу после чаепития. Она, должно быть, мысленно посылала его к дьяволу. А дети нет. Мэттью без умолку болтал с ним за чаем; малышка забралась к нему на колени и поразила его тем, что методично расстегнула все пуговицы на его жилете, а потом застегнула их обратно. Но он отвлекал детей от матери в рождественский день. Он посмотрел на нее и довольно печально улыбнулся, но она опустила взгляд в тарелку и потянулась за кусочком уже съеденного пирога.
Сразу после чая он не ушел. Он отнес один из подносов обратно на кухню и, вернувшись в гостиную, присоединился к остальным в исполнении святочных гимнов и услышал, как миссис Берлинтон – как же, черт побери, было ее имя? – продолжила историю о приключениях и тайнах, которую явно придумывала на ходу на протяжении многих вечеров ради детского развлечения. А потом он рассказал историю, воспользовавшись воображением, о существовании которого и не подозревал, о злобном драконе, принцессе в белом шелковом платье с кружевными оборками и атласными бантами и принце, который скрывался под видом возницы почтовой кареты и громко дул в свой рожок, когда его лошади скакали на помощь.
– У этой принцессы платье, как у моей куклы, – сказала малышка.
Мэттью хихикнул.
– А его рожок тоже свистел, сэр? – спросил он.
– Вообще-то нет. – Лорд Хит высокомерно поднял брови. – Он издавал такой громкий звук, что у дракона еще целую неделю гудела голова, отчего он сильно заболел. После этого он целый месяц не дышал огнем. Принц смог спасти свою принцессу и увезти ее на почтовой карете, и ему даже не пришлось использовать свой волшебный меч.
– Волшебный? – переспросила малышка, широко распахивая глаза.
– Про этот меч есть целая история, – ответил он. – Но она подождет до другого вечера.
– Ах, – произнесла она, а ее брат застонал.
Стоны возобновились, когда их мать довольно твердо заявила, что им пора было идти спать. На самом деле они уже просидели целый лишний час.
Однако даже тогда он не ушел. Он остался в одиночестве в гостиной после того, как пожал руку Мэттью и поднес маленькую ручку Кэти к своим губам. Прежде чем ее увели спать, она впилась в него глазами, в которых снова была видна обида, но он не мог ей сказать ничего, что бы ее успокоило.
– Спокойной ночи, малышка, – сказал он. – Приятных сновидений.
Он ждал в одиночестве гостиной комнаты, держась одной рукой к высокую каминную полку и глядя на огонь. Он ждал, когда она вновь спустится вниз, и старался гнать от себя мысль о том, что он, вероятно, испортил ей Рождество.
Он все еще был здесь. Фанни частично ожидала, что, когда она спустится вниз, его уже не будет. Она отчасти надеялась на это. Она почти запаниковала, подумав, что может обнаружить пустую гостиную. Но он все еще был там и смотрел на огонь. Он не обернулся, когда она вернулась в комнату. Она тихо села на кресло в некотором отдалении от камина.
