Но. Если мы относимся к гостям с Кавказа и Средней Азии как к полноценным людям - а как же иначе? - то никакого особого счета быть не может. Он оскорбителен. Равенство прав подразумевает и равенство требований - и законодательных, и гражданских, и этических. Послабления неизбежны, можно что-то списать на языковую дезориентированность, на тяготы ассимиляции, на космическое одиночество чужака в большом городе, - но нельзя ни понять, ни принять эту чудовищную асимметричность норм для своих и чужих. Право слово, интеллигентка, обвиняющая в антигрузинском фашизме мать родную, которая усомнилась в свежести базилика, - может быть, менее опасна, но никак не менее отвратительна, чем тупорылый выхинский скинхед с «Ударом русских богов» на причинном месте.
Мариэтта Чудакова
«А в наши дни и воздух пахнет смертью»
Кто вообще нужен России?
I.
Разговор должен быть жестким. Потому что обычным фоном рассуждений о «национальном вопросе» стало убийство: в Москве за 11 месяцев 2007 года - 40 убийств на национальной почве.
Сегодняшняя ситуация с понаехавшими - совершенно ясная. И не надо прикидываться, нравоучительно вещать о большой ее сложности и запутанности. Сложной-то назвать ее можно. Но никак не запутанной - скорее сознательно запутываемой.
Речь идет об убийствах по этническому признаку, причем запечатленному не в поведении, не в языке и не в паспорте, а исключительно во внешности, в ее интерпретации убийцами. То есть никакого тонкого подразделения на гастарбайтеров и граждан России (коренных, например, москвичей, происходящих от родителей с не таким лицом, - если и понаехавших, то лет 70-80 назад) либо на добросовестно зарегистрировавшихся и пребывающих в наших краях нелегально, у убийц нет. Просто реализация названия и фабулы повести Даниэля-Аржака, казавшейся даже в середине 60-х шибко фантастической, - «День открытых убийств». Кто рожей не понравился, того и убиваем.
Небольшой мемуар - с трагической развязкой. Осенью 2006 года ехала я автопробегом из Владивостока в Москву, и, протащив машину почти на себе по тысяче с лишним километров бездорожья от Благовещенска до Улан-Удэ, Андрей Мосин (упоминавшийся мною прежде на страницах журнала) довез нас до столицы Бурятии. Моя просветительская программа начиналась в детской библиотеке. Часовой разговор с заведующей убедил в том, какая это неглупая, порядочная и на своем месте находящаяся женщина. И вдруг в ее разумной речи прозвучало:
- На рынке у нас сейчас одни черные…
- То есть?
- Ну, черные… Армяне, азербайджанцы… Всякие.
- Как же вы так запросто именуете их «черными»?
- Ну, я-то уж, во всяком случае, не расистка, - тут же спокойно и уверенно отреагировала она.
- Я-то в этом уверена. А если такой разговор слышат дети, подростки - ваши читатели? Вот вы сами, как я понимаю, бурятка?…
- Нет! - с неожиданным жаром возразила она. - Я - русская! Это у меня далекие предки были бурятами.
- Так вот, ситуация у нас сейчас такая (передаю сказанное тогда дословно), что в подмосковной электричке вас могут убить - за лицо.
И, можно сказать, накликала. Недавно под Петербургом убили двадцатилетнюю бурятку. Как пишут газеты, неизвестные напали на нее на железнодорожной платформе и нанесли 16 ножевых ранений. За лицо. А тувинку группа скинхедов избивала прямо в вагоне петербургского метро. Пассажиры, пишут, безучастно наблюдали за происходящим. Вступился один.
О главных причинах - дальше. Пока - о немаловажных. Огромную роль в жизни нации играет язык; он нацию в какой-то степени ведет, направляет. Там, где с самых высоких трибун звучит приблатненная лексика, - расчищается путь к этим, страшно сказать, но уже ставшим обыденностью убийствам в электричках и в метро. Всяких чеченов, азеров, хачиков - русский язык, как показывают нам с тех трибун, где «жуют сопли», велик и могуч. Хрущевская «кузькина мать» - это нынче салонный разговор.
II.
Сколько глубокомысленных рассуждений по поводу убийств людей с не таким лицом! И тем проще не высказанный впрямую, просвечивающий сквозь вязь этих слов вывод: «Сами же они и виноваты…» Как название книги дьякона А. Кураева: «Как делают антисемитом». Вот так и убийцами наших простодушных подростков, оказывается, делают сами их жертвы. Нечего наезжать к нам, вести себя не так, как мы, неизменно куртуазные, - тогда и убивать вас не будем.
А вот как насчет тех, кто с таким лицом? То есть славянским?
Тех тоже убивают, но чаще выдавливают из мест их расселения не мытьем, так катаньем. Давно - с начала 90-х. Помню оторопь - с непривычки - от передачи по ТВ: русская женщина, бежавшая, кажется, из Таджикистана (они тогда и назывались «беженцы») - под Липецк, со спокойной грустью повествовала, что приходится уезжать и оттуда.
- Вот и дом нам администрация помогла построить, и школа близко, и работу нашли, а надо уезжать.
- Но почему же?
- Не дают житья. Детей преследуют. Почему, мол, нам деньги на дом дали, а не им. Понаехали, говорят.
«Эх, какой же мы, ребята, добрый, в сущности, народ!»
Потом это дело с переселением вообще пресекли наши бравые парламентарии - приняли такие законы, по которым уроженцу СССР легче стало получить американское гражданство, чем российское.
Совсем недавно взворохнулись насчет демографии и приняли закон о том, что каждый может вернуться в Россию, если считает ее своей родиной. Но - знакомое дело! - кому мать, кому мачеха.
Сегодня газеты - с чего бы это? - наперебой начали демонстрировать неизвестные картинки российской стабильности. В том числе и такие, на которых новых российских граждан сноровисто превращают в бомжей. Только что прочитанное: наше посольство в Казахстане забыло предупредить хабаровских чиновников, что к ним едет отправленная этим посольством семья. К тому же «посольские обещали здесь зарплату в 5 000 рублей». Оказалось - 500 рублей. Но разнарядку по переселению дипломаты, видимо, выполнили.
Шофер с двадцатилетним стажем, откликнувшийся на зов родины и приехавший только что из Киргизии в Калининградскую область с женой и восемью детьми, рассказывает: «В консульстве нас откровенно обманули. Сказали, что землю без аукционов в пользование дадут, наврали, что квартиры здесь копейки стоят».
Знаем, что вообще у нас врут, как воду пьют. Но ноблесс-то, кажется, должно хоть чуток оближе (прибегаю к инфинитиву)? Ведь люди с места снимаются - всем выводком?… Хамство и прямая подлость поведения наших российских посольств по отношению и к российским гражданам, и к тем, кого лицемерно именуют соотечественниками, общеизвестна. По-видимому, отбор туда идет по прежним лекалам - не для того мы тебя посылаем, чтоб ты там человечность проявлял. Как у Зощенко племянник учил дядю служить швейцаром в новых советских условиях: «…Почтительность чтоб не распущать, как раньше. Конечно, это не то чтоб людей по роже бить, но достоинство свое не унижайте и соответствуйте своему назначению».
Поневоле забормочешь застрявшее в памяти из школьного Тургенева - задолго до филфака: «Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен?»
III.
В последние пять-шесть лет власть, при попустительстве общества, затоптала то, что должно было стать нашей национальной гордостью: Август 1991 года. Дни, когда Россия без гражданской войны покончила с советской властью. Вместо того чтобы оценить по достоинству нашу историческую удачу и на этом основать патриотизм демократической России, похоронили 90-е годы вместе с демократией, засыпав ее демократией суверенной.
При чем же здесь убийства понаехавших? И попустительство остальных? При том. Если не внедряются и не укрепляются подлинные ценности - свобода, демократия, главенство права, - воцаряется патриотическая невнятица (все при деле - поднимаются с колен). А если нет ценностей, все позволено и расцветает ксенофобия.
Власть отдала патриотизм для истолкования негодяям и воли к жесткому им противодействию не проявляет. Другого выхода, как возбудить эту волю, нам не оставлено.
* ОБРАЗЫ *
Дмитрий Быков
Горе завоевателям
Москва оказывается совсем не тем, чем кажется
Завоевать Москву до изумления, до противности легко. Это частный случай одной из тех перемен участи, которые совершенно обесцениваются в процессе.
Владимир Соловьев (Рудольфович, а не философ) высказал однажды глубокую мысль: «Есть только один способ стать худым - родиться им». С тех пор он многажды опроверг это гениальное наблюдение, худея, толстея и вновь худея, но худым не стал. Он стал похудевшим толстым - это по-своему даже более величественное зрелище, потому что я как раз презираю все врожденное, имманентное, и обожаю приобретенное, завоеванное, ставшее личной заслугой. Но приобретенная худоба - совершенно особое зрелище, потому что вокруг похудевшего все равно светится незримая аура чудесно сброшенных килограммов - контур его прежнего «я». На лице его печать диетических страданий, память о почасовом приеме невкусной пищи. Так обстоит дело со всеми людьми, подогнавшими себя под стандарт.
