– Тебе, наверное, не терпится на них взглянуть? – насмешливо предположила Мэри-Энн. – Только ты ведь всё равно ничего там не поймёшь.
– Но проводить-то девушку до дома я обязан! – с чувственным пафосом воскликнул он, подражая брутальному, обволакивающему баритону Кэри Гранта.
Девушка оценила его живое, находчивое чувство юмора.
Мэри-Энн делила небольшую квартирку с матерью буквально в 3-х кварталах от «Hong Kong Cinema», совсем недалеко, на улице Белых Мотыльков. Она теперь и сама казалась Ричарду трепетным, белым мотыльком в ночи, бьющимся о невидимое стекло. Он почти физически ощущал в ней что-то хрупкое, мимолётное, уязвимое. И ему вдруг стало стыдно за своё лукавое актёрство и за вынужденную неискренность. Нет, девушка ему действительно нравилась, чистая правда. Ричарда к ней, безусловно, влекло, тянуло. В какое-то мгновение он даже хотел ей рассказать о своей вчерашней встрече с хозяином «Усталого Дракона», о Самоучителе Игры, обнаруженном Джозефом Кроузом в камине исчезнувшего 45 лет назад Ся Бо, и фрагмент которого странным образом оказался около года назад в руках Бульдога Билла…
Но ведь он и сам ещё мало, что об этом знал, история бывшего инспектора осталась незаконченной. А ещё меньше он понимал, что за силы втягивают его в эту таинственную игру. Тащить за собой туда, в устрашающую неизвестность, Мэри-Энн было бы непростительной, преступной легкомысленностью, даже подлостью. Ричард этого позволить себе никак не мог. Всё правильно, меньше знаешь – крепче спишь и дольше живёшь. «Молчать, ничего не говорить, а лучше – вообще каким-то образом избавить её от этих забракованных листков», – решил он, когда они подходили к её дому.
– Ну вот, здесь мы с мамой и живём, – сказала Мэри-Энн, поворачиваясь к Ричарду и указывая кивком головы на единственное светящееся приглушённым жёлтым светом окошко на втором этаже.
Корреспондент не знал, что в этой ситуации делать дальше, спросил:
– Мама не спит, волнуется?
– Я предупредила её по телефону, что вернусь поздно. После смерти отца она всегда засыпает при свете ночника, а я потом выключаю свет.
Девушка сказала об этом просто и обыденно, как о своей обязанности вовремя поливать комнатные растения. Но Ричарду вновь стало неловко за своё несдержанное любопытство, выдаваемое им за пародию на избитые приёмчики отъявленных повес.
– Всё в порядке, ты можешь зайти, – так же естественно предложила Мэри-Энн.
«А с ней очень легко, – промелькнуло в голове у Ричарда, откуда-то из глубин его памяти на поверхность сознания вынырнуло редко употребляемое русское слово «безыскусно». – Да, – усмехнулся он про себя, – именно так: всё, что она говорила или делала, было просто и безыскусно. – И это само по себе ему очень импонировало».
– Знаешь, поздно уже… – американец бессмысленно щёлкал зажигалкой, периодически выхватывающей из темноты его осунувшееся лицо.
– Ну, как знаешь. Спасибо за киносеанс и за мороженое. Оно, конечно, не такое чудное как в Шанхае, но тоже очень вкусное.
Девушка быстро взялась за его плечо, привстала на носочки и благодарно клюнула его в щёку.
– Пустяки, – расплылся в улыбке Ричард.
– Постой тут, я из окошка сброшу тебе папку, – весёлым заговорщическим шёпотом сообщила о своих планах Мэри-Энн и быстро скрылась за парадной дверью прежде, чем он успел что-то сказать.
Где-то в самом начале пустынной улицы Белых Мотыльков притормозила машина, через несколько секунд мягко хлопнула дверца. «Легковушка, но тяжёлая», – почти бессознательно определил Ричард. В пряном весеннем воздухе звуки оттачивались, заостряясь до предельной ясности новеньких простых карандашей, донося до слуха мельчайшие подробности невидимого в густой, тропической темноте.
– Я её крепко стянула тесёмками, так что разлететься вроде не должна, – Мэри-Энн появилась в распахнутом окне, точнее её белая блузка и её светлые, чуть подкрашенные стрептоцидом волосы. Сама девушка чернела фотографическим негативом в весьма приблизительных очертаниях. – Ты её видишь? Держи.
Он едва успел, пристально вглядываясь во тьму шагнуть к окошку, как ему на шляпу прилетело что-то плоское и серое. Ричард изловчился поймать папку, но при этом упустил свою шляпу, сбитую ею. Наверху раздался негромкий, но заливистый девичий смех.
– Ты, помимо всего прочего, посещала курсы метания бумеранга? – надрывным шёпотом выкрикнул он в сторону её окошка.
Девушка в окне залилась ещё сильнее. Благо, что шляпа, отскочивши от его колена, отлетела недалеко.
– Спасибо, до завтра. Вечер был чудесным. Спокойной ночи.
– Пока, – девушка из окна помахала ему рукой и осторожно прикрыла створки.
Ричард глубоко затянулся сигаретой. С таким удовлетворением курят только после завершения какого-то очень важного дела, достижения какого-нибудь значимого результата. «А что? Всё и впрямь складывалось, как нельзя лучше», – думал корреспондент. Мэри-Энн ему явно симпатизировала, а это наводило на мысль о самых радужных перспективах развития их отношений. Папка, безусловно, очень важная папка с фрагментом таинственной рукописи находилась теперь у него. Он давно втайне мечтал размотать какой-нибудь сложно запутанный клубок, в котором самым причудливым и невероятным образом сплетались бы политические интриги, планы тайных обществ, секреты сильных мира сего, не подлежащие разглашению простым смертным, потоки грязных денег преступного мира и всё такое. Вот это была бы настоящая журналистская работа, требующая мозгов и таланта. Его таланта! А писать репортёрские хроники – это для шустрых и пронырливых недоумков, вроде того Джека Доннована. Подобные мысли частенько посещали Ричарда ещё в Иокогаме, когда он просыпался похмельным утром после очередной тупой и бессмысленной пьянки с японскими вояками. Но это всё осталось теперь где-то в недавнем, но уже в таком далёком прошлом. Теперь начиналась другая жизнь, полная опасностей, хорошеньких женщин и приключений. Он шагал бодрый и трезвый в мягких, чуть прохладных сумерках весеннего Гонконга, легко доносивших до его ушей звуки слегка взволнованного моря и шелеста тропических деревьев.
4
– Ох, простите, – Ричард в темноте, захваченный своими сладкими грёзами, чуть не столкнулся с человеком беззвучно, как тень вынырнувшим откуда-то из темноты прямо перед ним.
– Жалко, что мы как летучие мыши не обладаем эхолокацией, – дружелюбно отозвался незнакомец. – У Вас огоньку не найдётся? А то я, знаете, обронил где-то спичечный коробок.
– Да, да, конечно, – корреспондент полез в карман пиджака за своей гордостью, несколько лет назад вошедшей в обиход бензиновой зажигалкой производства «Zippo Manufacturing Company».
Привычным движением, откинув хромо-никелированную крышку, Ричард крутанул колёсико и взглянул в лицо незнакомцу, надеясь его разглядеть. Но тот уже успел наклониться, сложив кисти рук «домиком», как это делают, чтобы уберечь пламя от ветра. «Странный какой-то, ветра совсем нет», – только и успел подумать Ричард. Потому что в следующее мгновение незнакомец ухватил его за мизинец и резко надавил на какую-то точку в его основании так, что яркие тропические звёзды заплясали перед глазами корреспондента, а тело его карикатурно выгнулось от резкой боли, как будто отразилось в кривом зеркале, выставленном на потеху зрителям. От такой сильной и внезапной боли впору было бы закричать, но Ричард почувствовал, что вместо крика из его горла наружу вырывается только глухой, сдавленный стон, больше похожий на хрип.
Зажигалка звонко брякнулась об асфальт. Незнакомец торопливо огляделся и повёл изламывающегося Ричарда в сторону начала улицы белых Мотыльков. Навстречу им из темноты тронулась машина.
– Что Вы… что Вы делаете…
Всякий раз, когда корреспондент пытался издать какие-то членораздельные звуки и выяснить, наконец, что всё-таки происходит, незнакомец с новой силой надавливал на проклятую болевую точку, заставляя его забывать про слова и снова переходить на невнятное мычание.
– Спокойно, не дёргайся, вот так.
Из задней дверцы подъехавшего, продолговатого «Бьюика» с новыми дисковыми колёсами, проворно выскочил ещё один сообщник незнакомца, чуть ниже ростом, плотный и коренастый, который и помог ему затолкать Ричарда в машину, предварительно выхватив у корреспондента из подмышки заветную папку.
– Кто-нибудь объяснит мне, что всё это значит? – попробовал осведомиться внезапно похищенный, растирая свой измученный левый мизинец, будучи плотно зажатым между двумя широкоплечими молодчиками на заднем сидении «Бьюика». Третий «концессионер» со знанием дела крутил баранку, ловко петляя в небольших узких улочках юго-западного квартала.
Вместо ответа тот, что был пониже ростом, довольно грубо надвинул Ричарду на глаза шляпу, чтобы тот не слишком-то вертел головой по сторонам, и прихватил его за руку. Хотя что можно было увидеть ночью через коричневые триплексные стёкла, да ещё в незнакомом городе?
