Когда музыка смолкла, Дженни прошептала:
– Прямо как на митинге.
– Сегодня государственный праздник. Официально нас пригласили на прием – но, поскольку будет музыка и танцы, все называют его балом.
Стоящая сзади нас женщина – еще не пожилая, но с каким-то неприятным, презрительным выражением лица, прошептала:
– Ни стыда, ни совести! Гимн играет, а они болтают.
– Извините, – процедил я, хотя грымза явно была не права. Мы не говорили, пока звучала музыка.
– Да это еще и шпионка, которую Волков пригласил к себе, – еще громче заявила женщина – так, что некоторые обернулись в нашу сторону. И я сообразил, что видел скандалистку прежде – она была женой директора городских телефонных сетей Арсения Мухина. С ним я тоже был знаком шапочно, но супругу его вспомнил.
– Извините, вас, кажется, ввели в заблуждение, – с трудом сдерживаясь, ответил я. – Госпожа Смит приехала из Соединенных Штатов Америки с частным визитом, и ее деятельность далека от разведывательной.
– Все американцы – шпионы, – безапелляционно заявила Мухина. – А ты, Волков, постыдился бы! Шерифом служил, сейчас в управе работаешь, а привечаешь врагов. Если уж такие люди продаются…
Арсений Мухин даже не пытался унять свою жену – понимал, что бесполезно. Он стоял рядом, смотрел в потолок и тяжело вздыхал. Догадывался, что последует дальше, и это его нисколько не радовало. Хотя кто знает? Незачем ездить с такой супругой на приемы. Как известно, муж отвечает за свою жену. Да, отвечает…
Не скажу, что мне хотелось так поступать, но и смолчать я не мог. Если бы Мухина оскорбляла меня – половина беды. Но она дурно отозвалась о моей спутнице. Гвиневера стояла ошарашенная и не могла вымолвить ни слова.
– Господин Мухин, требую удовлетворения, – произнес я, глядя в глаза мужу скандалистки. – Извольте назначить время и место.
На лацкане фрака Мухина мягким светом сияла золотая роза – знак мастера клинка одной из самых известных школ. Подозреваю, если бы не отличное умение фехтовать, Мухина давно бы уже закололи – из-за вздорного характера жены. Бывает и так… Издержки системы, как нельзя лучше проявляющей себя в других случаях.
Арсений поморщился.
– Стоит ли обращать внимания на слова женщины? – несколько раздраженно спросил он.
– А вы как считаете?
– Я считаю, что мы вполне можем закончить дело миром.
– Вы приносите мне свои извинения?
Мухин на мгновение задумался.
– Разве вас оскорбили?
– По-вашему, обвинения в предательстве и продажности – комплимент?
– Полегче, молодой человек…
– Моя фамилия Волков, господин Мухин. И я совсем не так молод, как мне хотелось бы. Вы принимаете мой вызов?
– Вас не смущает бой с мастером?
– Нет. – Я словно бы невзначай поднял руку, демонстрируя свой перстень с сапфиром.
Скорее всего Мухин фехтовал лучше меня. Хотя бы потому, что в каждой школе – свои правила. Если получить отличительный знак академической школы может практически каждый, кто усердно занимался в течение нескольких лет, то школа золотой розы не раздает своим знаки отличия за обычное усердие – мастер должен обладать настоящим талантом, на голову превосходить своих соратников.
– Стало быть, тоже мастер, – кисло заметил Арсений. – Ну а то, что я старше, вас не смущает? Хотите драться на дуэли с человеком, годящимся вам в отцы?
– Нет, – честно признался я. – Если вы уклоняетесь от вызова по возрасту, я безропотно приму ваше решение.
Мухин вздохнул.
– Рано мне еще на возраст ссылаться. Соратники не поймут.
Дорофеев, который до сих пор молча наблюдал нашу вялую перебранку, заметил:
– По дуэльному кодексу ты имеешь право на недельную отсрочку. Ибо дрался не далее, как вчера.
– Так ведь вызываю я…
– Это без разницы. Почитай внимательно кодекс.
Дженни вцепилась мне в руку.
– Никита! Не смей! Я не хочу!
– А по-русски очень даже американочка твоя разговаривает, – заметила жена Мухина. – Может, из наших бывших, которые туда в прошлом веке подались? Тогда беру свои слова обратно. Русский – он везде русский.
Мухин облегченно вздохнул, у меня на душе стало веселее, а Дорофеев вообще широко улыбнулся. Одна только Дженни не поняла, почему так резко упал градус беседы.
– Вы удовлетворены извинениями моей жены? – спросил Мухин.
– Да, – тут же ответил я.
– Но у меня в роду нет русских, – вмешалась Дженни. – Во всяком случае, из тех бабушек и дедушек, которых я знаю, никто не рассказывал о примеси русской крови.
– Бедняжка, – вздохнула Мухина. – Не повезло в жизни.
Повернулась и пошла куда-то прочь.
Арсений сделал шаг вперед и встал ко мне вплотную. Зашептал почти в ухо:
– Все ведь знают, что моя жена не в себе. Вам так обязательно акцентировать на этом внимание?
– Простите, я не знал…
– Так знайте! Вам что, непременно нужно подраться? Извольте, я готов! Но сейчас, когда все видели, что она извинилась, что каждый знает – вы не струсили и вызвали меня, – чего вам еще надо?
– Мне – ничего. Но дама была оскорблена.
– Так перед вашей дамой я могу извиниться! Не перед вами, а перед ней! Вас это устроит?
Я поклонился.
– Господин Мухин, вы достойный человек. Я отказываюсь от своего вызова.
– Если бы вы знали, как мне это надоело, – вздохнул Арсений. – Ладно, молодой человек, лично мне наш разговор доставляет мало удовольствия…
– Мне тоже. Всего хорошего.
Мухин развернулся и побрел разыскивать свою полусумасшедшую супругу. Я кивнул Дженни:
– Ты довольна? Или мне все-таки вызвать его?
– И думать не смей! Иначе я уеду тотчас же!
– Тогда давай наслаждаться прекрасным вечером. Произошедшее – всего лишь досадное недоразумение.
– Ох, что-то слишком много этих недоразумений, – вздохнула Гвиневера.
Пока мы выясняли отношения с Мухиным, началась танцевальная программа. Открывал вечер менуэт – на него пары записывались заранее, и мы принять участие в танце не могли. Но и просто посмотреть было интересно – только, когда Мухин ушел, менуэт уже закончился. Объявили вальс. Дорофеев с женой отправились танцевать, мы с Дженни взяли у проходившего через зал официанта по бокалу шампанского и отошли к окну. Солнце село, на улице зажигались фонари.
– Может быть, поедем домой? – спросила Дженни. – Я уже поняла, что такое балы. И какой бывает русская знать.
– Девяносто девять процентов присутствующих – вполне достойные и адекватные люди, – вздохнул я. – И далеко не каждого можно отнести к категории «знать» – скажем, вот, Виктор Сергеевич Сухарев – из обычной семьи. Поступил в институт, отслужил в армии, получил гражданство и сколотил немалый капитал собственными руками. Многие тут не из потомственных дворян. А что касается нравов – что я могу поделать, если тебе везет на дураков и сумасшедших?
– Подобное притягивает подобное? – слегка мрачно спросила Дженни.
– Ну, я вовсе не это имел в виду…
Девушка пригубила шампанское, покачала головой, поставила бокал на подоконник.
– Мне здесь неуютно. Долго еще будет продолжаться вечер?
– До полуночи – наверняка. Потом люди начнут расходиться. Скоро состоится благотворительная лотерея – до нее уходить просто неприлично. Надо купить хотя бы несколько билетов.
– Куда пойдут средства?
– Точно не знаю, но цель наверняка благая. Может быть, деньги потратят на содержание больниц для бедных. А может, на помощь бездомным или бесплатные обеды для малообеспеченных жителей.
– У вас есть бездомные?
– Есть. Люди попадают в самые разные ситуации. Но бездомные не живут на улицах. Каждому предоставляется место в общежитии, обеспечивается двухразовое питание, социальные работники пытаются их трудоустроить. Не все безработные заслуживает каторги, и не каждого надо отправлять в лагерь принудительного труда.
– Что? – изумилась Дженни. – Бродяг у вас до сих пор отправляют на каторгу?
– Статья закона не отменена. Почему нет? Если человек сознательно не хочет работать, он не имеет источника к существованию, и для него остаются только незаконные способы добычи денег. Насчет каторги я сказал громко – в колонию строгого режима бродяг не отправляют, если они ни в чем не провинились. Там место опасным преступникам. А вот в трудовой лагерь на пару лет бродяга и тунеядец может попасть запросто.
– И ты считаешь это правильным?
– Конечно. Когда бродягу научат работать, он сможет вернуться к полноценной жизни.
– И его научат в лагере?
– Несомненно.
– А если он не станет работать? Его будут бить?
– Есть разные способы стимулировать человека к полезной деятельности.
Дженни взяла свой бокал с шампанским и выпила его залпом. На меня она смотрела как на чудовище. Что делать? Я действительно считал, что тех, кто не хочет работать добровольно, нужно заставлять трудиться под плеткой. Никто не должен паразитировать на теле общества. Почему я должен кормить работоспособных тунеядцев? Пусть пропалывают свеклу и подсолнечник, убирают за коровами и за свиньями, если не хотят или ленятся выполнять более квалифицированную работу. Для прополки тоже нужны люди. Не везде справится культиватор.
