…Не прошло и трёх минут, как по лестнице раздался топот, и на дорожку вылетел дядя, а за ним, без рубашки, в одних брюках, старик Яков.
— Катерина! — закричал дядя. — Ты старуху не видела?
— А она, дядечка, на заднем дворике голубей кормит. Вот, слышите, как она их зовёт? «Гули, гули»!
— «Гули, гули»! — хрипло зарычал старик Яков. — Я вот ей покажу «гули, гули»!
— Только ласково! Только ласково! — предупредил на ходу дядя. — Тогда мы сразу же… Мы это быстро…
Голуби с шумом взметнулись на крышу, а старуха с беспокойством глянула на подскочивших к ней мужчин.
— Только тише! Только ласково! — оборвал дядя старика Якова, который начал материться ещё от самой калитки.
— Добрый день, хорошая погода! — торопливо заговорил дядя. — Птица-голубь — дар Божий. Послушайте, мамаша, это вы нам сейчас принесли в комнату разные… цветочки, василёчки, лютики?
— Для своих друзей, — начала было старуха, — для хороших людей… Ай-ай!.. Что он на меня так смотрит?
— Отдай по хорошему, дура старая! — заорал вдруг старик Яков. — Не то жалеть будешь!
— Только ласково! Только ласково! — загремел на Якова дядя. — Послушайте, дорогая: отдайте то, что вы у нас взяли. Ну, на что вам оно? Вы женщина благоразумная (молчи, Яков!), лета ваши преклонные… Ну, что вы, солдат, что ли? Вот видите, я вас прошу… Ну, смотрите, я стал перед вами на одно колено… Да закрой, Яков, калитку! Кого ещё там хрен несет?!
Но закрывать было уже поздно: в проходе стоял бородатый старухин сын и с изумлением смотрел на выпучившую глаза старуху и коленопреклоненного дядю. Дядя подпрыгнул, как мячик, и стал объяснять, в чём дело.
— Мама, отдайте! — строго сказал её сын. — Зачем вы это сделали?
— Но на память! — жалобно завопила старуха. — Я только хотела на добрую, дорогую память!
— На память! — взбесился тогда не вытерпевший дядя. — Хватайте её! Берите!.. Вон он лежит у неё в кармане!
— Нате! Подавитесь! — вдруг совершенно спокойным и злым голосом сказала старуха и бросила на траву синий мужской носок.
— Это мой носок! — торжественно сказал старик Яков. — Сам на днях покупал в Ростове. Давай выкладывай дальше!
Старуха швырнула ему под ноги монетку и вывернула карман. Больше в карманах у неё ничего не было.
Два часа бились трое мужчин со старухой, угрожали, уговаривали, просили, кланялись… Но она только плевалась, ругалась и даже изловчилась ударить старика Якова по затылку палкой.
* * *
До отплытия катера времени оставалось уже немного. И тогда, охрипшие, обозлённые, дядя и Яков пошли одеваться.
Старик Яков надел рубашку. С удивлением глядела Катя на его могучие плечи; у него было волосатое загорелое туловище с несколькими неясного содержания татуировками, и, как железные шары, перекатывались и играли под кожей мускулы.
«Да, этот кривоногий дуб ещё пошумит, — подумала Катя. — А ведь когда он оденется, согнётся, закашляет и схватится за сердце — как не подумать, что это и правда только болезненный беззубый старикашка!»
Перед тем как уходить на пристань, подошёл старухин сын и сообщил, что в болоте возле ограды плавает второй синий носок.
Тут все вздохнули и решили, что полоумная старуха там же, по злобе, утопила и браунинг…
Но делать было нечего! Самостоятельно в болото лезть, конечно, никому не вздумалось, а привлекать к этому тёмному делу посторонних дядя и старик Яков не захотели.
Катя смотрела на холм с развалинами каменной беседки, думала о своём и, конечно, молчала.
* * *
В Сочи они приехали к вечеру. И сразу же отправились на морвокзал. Когда дядя купил билет, ещё оставался час до отхода. Тем не менее старик Яков быстро поднялся на катер, устроился в углу у окошка и больше никуда не ходил.
Катя с дядей бродили по палубе, и девочка чувствовала, что дядя чем-то встревожен. Он то и дело оставлял её одну, под видом того, что ему нужно то в туалет, то в буфет, то в киоск, то к старику Якову.
Наконец он вернулся чем-то обрадованный и протянул Кате пригоршню белых черешен.
— Ба! — удивлённо воскликнул он. — Посмотри-ка! А вот идёт твой друг Славка!
Катя немного смутилась, но потом, поздоровавшись, спросила у Славки:
— Разве твой отец плывёт на этом катере?
— Я же тебе говорил, что он в Крым плывёт, — ответил Славка. — А ты куда?.. Ты уезжаешь?..
— Нет, Славка! Мы только провожаем одного знакомого.
— А… хорошо! — Славка не смог удержать радостную улыбку.
— Посмотрите, — остановил нас дядя. — Посмотрите туда!
Крохотный, сердитый буксир, чёрный от дыма, отчаянно упираясь, тянул за собой огромную, тяжёлую баржу.
Тут Катя заметила, что они остановились как раз перед тем окошком, у которого расположился старик Яков, и сейчас оттуда, сквозь щель между занавесок, выглядывали его противные выпученные глаза.
Катя отвернулась и потащила Славку на другое место.
Катер уже собирался отправляться. Пассажиров попросили подняться на борт.
Дядя пошёл к Якову, а Славка попрощался с отцом.
— Ну давай. Я тебе позвоню, как только приеду, — Славкин отец обнял его за плечи. — Не скучай тут.
— Хорошо, папа.
Отец поцеловал Славку в лоб.
Катя отвернулась и смотрела, как назойливая зелёная волна облизывает морской берег.
* * *
Что ей делать с браунингом, Катя понятия не имела.
Утром она вытряхнула печенье из картонной коробки, натолкала туда газетной бумаги, внутрь положила браунинг, завернула коробку, туго перевязала верёвкой и спрятала там же — в лопухах.
Долго думала она над тем, чтобы отнести браунинг в милицию. Но, ведь, ей будут задавать вопросы, а что она скажет? В самом деле: что?..
На другой день вечером она зашла к Славке. Но того дома не оказалось. Катя позвонила в дверь несколько раз, и ей никто не ответил. Она подумала, что это странно — ведь Славка собирался быть вечером дома. Странно и то, что его бабушки тоже нет. Нет вообще никого.
По пути домой Катя увидела на книжном лотке худенький справочник, с полной информацией об условиях приёма во все учебные заведения Краснодарского края. Недолго думая, Катя раскрыла его и начала искать школу МВД города Новороссийска. Она без труда нашла нужную страницу.
…Никакой школы МВД в Новороссийске не было и помине.
Катя зашаталась. Горе её было так велико, что она не могла даже плакать. Она отошла в сторону и, наверное, целый час просидела на каменной ступеньке какой-то сырой подворотни. И ей тогда хотелось, чтобы дядю этого убило громом или пусть бы он оступился и полетел вниз головой с обрыва в Чёрное море. На душе было пусто и холодно. Ничего теперь впереди не светило, не обнадеживало и не согревало.
Домой возвращаться не хотелось, но больше идти было некуда. И тогда Катя решила, что завтра же обворует дядю, украдёт у него все деньги, какие у того найдутся в бумажнике и уйдёт куда глаза глядят. Может, наймётся на корабль. А может, спрячется тайком в трюме, в открытом море матросы ведь не выбросят… И не изнасилуют… А, впрочем, чего жалеть? Может, и выбросят… Или изнасилуют… Кто его знает!?.. Мысли путались.
Катя пришла домой и сразу легла спать. Когда вернулся дядя, она не слышала. Ночью дядя дернул её за руку:
— Ты чего кричишь? Ляжь, как надо, а то разбросалась! И нужно тебе было так долго загорать на этом пляже!
Катя повернулась и точно опять провалилась куда-то.
Проснулась. Солнце. Зелень. Голова горячая. Дяди уже не было. Катя попробовала было выпить молока и съесть булки — невкусно.
Тогда, вспомнив вчерашнее решение, лениво и неосторожно стала обшаривать чемоданы. Денег не нашла. Очевидно, дядя носил их с собой.
Вышла и задумчиво побрела куда-то. Щёки горели, и во рту было сухо. Несколько раз останавливалась Катя у автоматов и жадно пила ледяную воду.
Устала наконец и села на скамейку под густым каштаном. Глубокое безразличие овладело ей, и она уже не думала ни о дяде, ни о старике Якове. Мелькали обрывки мыслей, какие-то цветные картинки. Поле, луг, речка…
Кто-то быстро тронул Катю за плечо. Лениво открыла она глаза и от страха зажмурилась снова.
Перед ней стоял тот самый пожилой человек, которого они обокрали в вагоне. У Кати была другая причёска, волосы вместо светлых стали каштановыми. Кроме того, лицо её сильно загорело, а лоб был влажный. И пожилой мужчина, который был к тому же явно чем-то расстроен, не узнал Катю.
— Девочка, — спросил он, показывая на калитку, — ты не видела, хозяйка этого дома давно ушла?
Молча качнула Катя головой.
— Нда! Ты, я вижу, сестрица, совсем спишь! — с досадой сказал он и, крикнув что-то шофёру, вскочил в машину и уехал.
Катя огляделась и только теперь поняла, что давно уже сидит на лавочке возле Славкиного дома, и что человек этот только что стучался в их запертую калитку.
