Сурен глянул на часы. Времени еще хватало — машина доставила бы бортинженера во «Флориду» за десять минут. Двадцатицентовик был последний — он отдал всю мелочь детям в бедном квартале, — а бумажные деньги автомат не разменивал. Надо было идти к хозяину.
Из-за малолюдья тот даже не выходил к конторке, а дремал в своей комнате — крепкий веснушчатый молодец ирландского типа, не обременявший мускулистое тело ничем, кроме шорт, сандалий и легкой шляпы. Под его рукой лежал на столике выносной пульт маленького телевизора, с кнопками и клавишами. Сам телевизор стоял на тумбочке напротив; показывали балет. Мухи вились над откытой банкой пива. Акопяну пришло в голову, что владелец автомата «Фобос» должен узнать оригинал своего малютки-манекена, но молодец и ухом не повел…
В то самое мгновение, когда Сурен переступал порог подсобки, рядом с павильоном бесшумно остановился на плотном влажном песке черный «орикс». Джек-Тэдди дождался-таки, пока уберется полицейский патруль. Теперь ничто не мешало выполнению задания: пляжники, как это водится в благословенной Америке, при первом выстреле либо разбегутся, либо сделают вид, что ничего не замечают…
— Хелло, — сказал Акопян. — Можно разменять?
— Деньги в ящике, — не слишком приветливо откликнулся хозяин и кивнул в сторону металлической коробки, стоявшей рядом с пивом.
Сурен бросил долларовую бумажку в одно отделение ящика, где было полно купюр разного достоинства; извлек из другого отделения пять новеньких монет, показал их сонному молодцу; тот едва глянул…
Акопян успел подумать, что, по-видимому, газетные сведения о высоком уровне преступности в Штатах и частных грабежах изрядно преувеличены: иначе хозяин вряд ли держал бы так открыто разменную кассу. В следующую секунду из-за тонкой перегородки раздались решительные шаги нескольких мужчин. Новые посетители быстро и слаженно разошлись по залу автоматов, словно чего-то ища; один из них выругался, другой торопливо сказал: «Вон там». Зевнув, молодец в шортах нажал кнопку на пульте, и вместо отчаянно вихлявших бедрами негритянских танцовщиц телевизор вдруг показал внутренность павильона. Четыре человека стояли перед дверью подсобки; судя по угрожающим позам, они готовились к вторжению. Двое из них, в том числе похожий на японца (Сурену показалось знакомым его лицо), держали перед собой широкоствольные пистолеты-усыпители.
Бортинженер даже не успел как следует испугаться. Реакция хозяина была удивительно быстрой — куда девалась ленивая дремота! Крикнув посетителю «Ложись!», он сам повалился головой вперед с кресла, одновременно нажимая еще что-то на пульте. Экран телевизора мгновенно заволокли клубы белого дыма. За дверью отчаянно кричали, кашляли; ударил выстрел и, кажется, не из усыпителя. Лежа, Акопян увидел, как тоненькой струйкой хлестнул волокнистый дым сквозь перегородку: пуля нарушила герметизацию. Он ощутил сладкий, тошнотворный запах газа. Хозяин был уже на ногах и залепливал пулевое отверстие какой-то, очевидно, заранее приготовленной массой. Нападающие утихли. Сквозь туман на экране были видны поверженные, странно вывернутые тела.
Пока к павильону подъехала полиция (это заняло не более трех минут), хозяин успел познакомиться с Суреном. Подав в передрягу вместе с посетителем, владелец «одноруких бандитов» невольно проникся к нему дружескими чувствами. Звали хитроумного молодца Майкл Донован. Его павильон был известен на курорте своими оригинальными автоматами, в том числе и «Фобосом». Выручка была действительно неплохой, слухи еще преувеличивали ее. Оттого Майкла грабили чаще, чем его коллег-конкурентов. Недавно он полностью перестроил свое «предприятие», соорудив вот эту леденцовую игрушку — герметическую, со скрытыми телекамерами и запасом усыпляющего газа, такого же, как в самолетах.
Сурен, не подозревавший, что ему повезло третий раз за день, изумлялся мастерству Донована, пил маленькими глотками холодное «пепси», которым тот угостил нового друга; потом, когда универсально обученные «патролмены» в противогазах выдули с помощью особой вентиляторной пушки остатки отравы из помещения, помогал перетаскивать уснувших гангстеров и складывать их в микроавтобус. Пришлось выдержать небольшой, вполне корректный допрос и расписаться в протоколе. Вся эта история была для полицейских чем-то вполне будничным и незначительным, вроде уличной драки или карманной кражи. Майкл тоже не переживал, не возмущался, а спокойно налаживал заново свою «оборону», заряжал скрытые газометы. Патруль отбыл, пожелав всего хорошего; хозяин предложил Сурену пива за счет заведения… И только тогда Акопян вдруг вспомнил о конгрессе, спохватился, посмотрел на часы… К началу он, разумеется, опоздал, но больше задерживаться было невозможно: Волновой уже наверняка поднял тревогу.
Провожая гостя к машине, Майкл сказал:
— Приходите сегодня вечером, после вашей говорильни. Я вам, так и быть, кое-что объясню, и вы еще раз попробуете справиться с «Фобосом». В конце концов было бы несправедливо, если бы сам Акопян (он произносил «Эйкопиен»), не выиграл приз у автомата, сделанного в его честь…
— Э-э, я не люблю… как его… поддавки!
Последнее слово Сурен сказал по-русски, но сделал такой выразительный жест, что Майкл понял и возразил:
— Игра будет вполне честная, не беспокойтесь. Просто я немного облегчу вам поиск решения. Если не справитесь, тысячу долларов все равно не подарю… — Донован лукаво подмигнул. — А если выиграете, я приобрету больше, чем потеряю! Вечером здесь будет полно народу. Во-первых, все увидят, что на «Фобосе» играет сам первооткрыватель — это создаст мне рекламу. Во-вторых, убедятся, что я действительно плачу за выигрыш, если набрать правильную комбинацию…
— Ну вы настоящий янки! — не то похвалил, не то поддел его Сурен; Майкл ответил нечто малопонятное по звучанию, но совершенно ясное по интонации: «На том стоим!»
…Заседание после перерыва провели в таком же деловом и оперативном духе, как утреннее. Выступающие говорили сжато, по сути. Все знали: их «слушают» компьютеры логического анализа и прямо по ходу докладов и прений, «в реальном масштабе времени» делают выводы, отделяют зерно от шелухи. Давно уже после ученых форумов не выходили увесистые тома «материалов»: машины давали экстракт, а он занимал считанные страницы. Среди молодежи считалось хорошим тоном составить выступление так, чтобы компьютер почти ничего из него не выбросил. Лишь отдельные чудакиретрограды издавали за свой счет фолианты старого образца, с полным изложением всех дискуссий, расшаркиваний или словесных драк с оппонентом. Но это было всего-навсего самоутешением. Ученый мир принимал в расчет только экстракты. Машины, одинаково равнодушно относившиеся к мировой знаменитости и к желторотому студенту, различали говоривших не по титулам, а по интонационным характеристикам. Короткие, как военный рапорт, сводки выявляли истинную ценность докладов. В компьютерном изложении нередко какой-нибудь Нобелевский лауреат выглядел недоучкой рядом с провинциальным магистром. Бывали и вовсе позорные результаты. Например, машина печатала следующее:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
