— Вы ведь никому не расскажете? — В голосе Верна послышалась мольба. — Не о кошмарах, разумеется, — они у всех бывают, а о том, как я просыпаюсь от того, что кто-то будто бы притаился под кроватью. Никому, ладно? Ведь я уже не маленький…
Мы пообещали, что, ясное дело, не скажем никому, и снова воцарилось чуть неловкое молчание. Было только без четверти три, однако дьявольская жара и обилие чрезвычайных происшествий создавали впечатление, что времени прошло гораздо больше, а до Харлоу было еще далеко. Следовало поторапливаться, чтобы хоть как-то приблизиться к цели до наступления темноты.
Мы вышли к железнодорожному разъезду с установленным на высокой ржавой мачте семафором. Каждый попеременно попробовал попасть камешком в одно из его металлических, давно не крашенных крыльев, однако это никому не удалось. Где-то в половине четвертого впереди показался мост через Касл-ривер.
14
В 1960 году река в том месте достигала сотню ярдов в ширину, а может, даже больше. Не так давно я вновь посетил эти места и обнаружил, что Касл-ривер стала намного уже. А как же иначе — столько заводов, фабрик, плотин понастроили вокруг за это время. Тогда же на всю длину реки — а она протекает через весь Нью-Гемпшир и добрую половину Мэна — было всего лишь три плотины, и раз в три года Касл-ривер выходила весной из берегов, заливая шоссе 136 в районе Харлоу или Дэнверса, а иногда и там, и там.
Сейчас, на исходе самого жаркого лета со времен Великой депрессии, река, как ни странно, ничуть не обмелела. Ее противоположный берег, поросший густым лесом, резко отличался от нашего. Высоченные сосны и ели казались голубоватыми в предвечерней дымке. Рельсы нависали над поверхностью воды на высоте примерно футов в пятьдесят, поддерживаемые толстенными деревянными сваями с деревянными же перекладинами. Вода была такой прозрачной, что, перегнувшись через перила, можно было запросто увидеть железобетонные плиты, установленные на глубине десять футов на дне реки и служившие фундаментом длинного и узкого моста. Впрочем, перегибаться через перила не было необходимости: вода виднелась сквозь зазоры шириной в четыре дюйма между перекладинами-шпалами. Расстояние между рельсами и краем моста не превышало восемнадцати дюймов: достаточно, быть может, чтобы увернуться от внезапно появившегося поезда, однако, если бы такое случилось, поток воздуха вполне мог сбросить зазевавшегося путника в воду или же на острые прибрежные камни, перила тут вряд ли помогли бы.
Стоя на берегу и разглядывая это ненадежное сооружение, все мы ощутили, как к горлу подкатывается страх, смешанный с неким задором — ведь одного такого путешествия через мост хватило бы, чтобы потом о нем рассказывать на протяжении нескольких недель… при условии, конечно, что путешествие окончится благополучно. В глазах Тедди я вновь заметил возбужденный блеск: держу пари, что на мост как таковой, ему сейчас было абсолютно наплевать. Наверняка он видел другой берег, там, в далекой Нормандии, куда ревущий прибой выбрасывал десятки тысяч «джи-ай». Они бежали по песку в своих высоких армейских ботинках, прыгая через мотки колючей проволоки, стреляя на ходу, швыряя гранаты в пулеметные гнезда, падая и снова поднимаясь в неукротимом порыве…
Мы подошли к месту, где насыпь заканчивалась и начинался собственно мост. Густой колючий кустарник покрывал откос, спускавшийся к самой воде, где меж огромных серых валунов каким-то образом пристроились несколько рахитичных елочек с торчащими наружу корнями.
Как я уже отмечал, вода в этом месте была еще совсем чистой: цепочка ткацких фабрик — основной источник загрязнения — начиналась в Касл-роке, ниже по течению. Дно реки просматривалось великолепно, и тем не менее, рыбой здесь и не пахло. Тот, кто хотел поймать хоть что-то в Касл-ривер, должен был подняться миль на десять вверх, в сторону Нью-Гемпшира. И даже в этом месте, кое-где у прибрежных камней можно было заметить хлопья пены цвета старой слоновой кости. Аромат от реки шел довольно специфический: вода пахла давно замоченным, но еще не выстиранным бельем. Тучи стрекоз откладывали здесь яйца безо всякой опаски — тут не водились даже пескари, не то что форель.
— М-да… — хмыкнул Крис.
— Идем же, — нетерпеливо сказал Тедди. — Ну, что вы встали?
Он первый быстрым шагом двинулся по шпалам меж сверкающих на солнце рельсов.
— Постойте-ка, ребята, — с некоторым смущением проговорил Верн. — Никто не знает, во сколько должен тут пройти ближайший поезд?
Все пожали плечами.
— Есть еще мост на шоссе… — предложил я.
— Ты что, очумел? — заорал Тедди. — Он отсюда в пяти милях по течению, и столько же придется отмахать в обратную сторону…
Так мы на тот берег дотемна не попадем, а здесь мы перейдем реку минут за десять!
— Ну, а если поезд? — проронил Верн, избегая встречаться взглядом с Тедди.
— Если бы да кабы… — презрительно сплюнул Тедди и вдруг проделал трюк: ухватился за одну из шпал и спрыгнул вниз, повиснув в воздухе, почти касаясь своими кроссовками земли, после чего в одно мгновение взлетел обратно и отряхнув ладони, насмешливо взглянул на Верна. — Видишь, всего-то и долов, если поезд вдруг появится, так и сделаем, и все будет о'кей! От одной мысли, что придется так висеть в пятидесяти футах над поверхностью воды, а над головой будет в это время мчаться тяжелый состав, быть может, разбрасывая из-под колес искры в волосы и за шиворот, меня пробрала дрожь.
— А если пройдет поезд вагонов в двести? — Крис покрутил пальцем у виска. — Ты предлагаешь провисеть вот так минут пять, а может, и все десять?!
— Что, струсили? — заорал Тедди.
— Да нет, — ухмыльнулся Крис, — что ты распетушился? Просто лучше предусмотреть любые варианты.
— Ну так валяйте, чешите в обход! — противно загундосил Тедди. — Так и быть, подожду вас, может, и посплю часок-другой.
— Один поезд уже прошел, — принялся рассуждать я, — а ходят они в Харлоу не так уж и часто: может, один-два в день. — Я поддел кроссовкой пучок травы, проросший между шпал. — А вот на дороге между Касл-роком и Льюистоном, где движение интенсивное, никакой травы не растет…
— Да-да, вот видите?! — победно вскричал Тедди, обрадовавшись неожиданной поддержке.
— И тем не менее, всякое может случиться, — вылил я на него ушат воды.
— Вот именно, — сказал Крис. Глаза его внезапно заблестели, смотрел он только на меня. — Ну, что, Лашанс, рискнем?
— Рискнем, пожалуй.
— О'кей, — заключил Крис, оглядывая Тедди и Верна. — Может, кто-нибудь откажется?
— НЕТ! — заорал Тедди, довольный.
Откашлявшись, Верн тоже выдавил из себя «нет», но его улыбка выглядела при этом довольно жалко.
— О'кей, — повторил Крис, однако все мы, даже Тедди, продолжали колебаться, меряя взглядом железнодорожную колею. Опустившись на колени, я пощупал рельс и тут же отдернул руку, таким он был горячим. Все же я выяснил, что хотел: рельс не дрожал, значит, поезда поблизости не было.
— О'кей, — повторил я вслед за Крисом, но как только я это произнес, в желудке у меня возникло довольно неприятное ощущение, а сердце вдруг заколотилось.
Крис двинулся по рельсам первым, за ним Тедди, еще дальше Верн, а мне выпала роль замыкающего. Ступать приходилось по шпалам, а значит, нужно было постоянно смотреть под ноги: расплатой за один неверный шаг могла быть сломанная щиколотка — в лучшем случае. Смотреть же вниз, находясь на такой высоте, сами понимаете, не здорово…
Насыпь осталась позади, и с каждым следующим шагом во мне укреплялось чувство, что мы совершаем самоубийственную глупость. Прибрежные камни внизу сменились водой. Крис с Тедди уже почти достигли середины, чуть позади них осторожно двигался Верн, пристально глядя под ноги и на всякий случай балансируя руками. Я оглянулся. Все, тот берег был уже слишком далеко. Оставался один путь — вперед, и не только из-за поезда. Повернув назад, я прослыл бы трусом на всю оставшуюся жизнь.
Ну, ладно, вперед так вперед… От неотрывного взгляда на бесконечную череду шпал и сверкающую в промежутках между ними воду меня слегка затошнило. С каждым новым шагом у меня возникало ощущение, что вот сейчас нога провалится в пустоту, хоть я и был уверен, что ступаю правильно.
Вообще все чувства вдруг необычайно обострились. В голове заиграл какой-то полоумный оркестр, сердце колотилось, кровь стучала в ушах, суставы и сухожилия поскрипывали, а обертоном к этой какофонии служил плеск воды в реке, стрекот цикад и отдаленный собачий лай. Наверное, это Чоппер брешет, подумалось мне.
От напряжения мышцы ног подрагивали. Не лучше ли (а может, даже и быстрее) продолжить путь на четвереньках? Хотя, ясное дело, ни я, ни кто-то другой из нас не отважился бы на это: «рожденный ползать летать не может» было одним из основных принципов «Евангелия от Голливуда». С пеленок мы усвоили, что настоящие мужчины несгибаемы в прямом и переносном смысле, что суставы с сухожилиями могут скрипеть лить из-за притока адреналина в кровь, а мускулы подрагивают по той же причине. Что ж, так тому и быть.
