Иешуа нравились военные. Он подспудно рассчитывал на их помощь в случае чего. Но такое вольное понимание сути библейского термина "Страшный Суд" немало веселило его, хотя и с долей недоумения. За оные две с лишним тысячи лет опорные постулаты Веры обмялись, где растянулись, где сузились, хорошо подошли и тем и другим, и злым и добрым, и судьям и преступникам, всем подошли, стали привычными и нестрашными. Чисто человеческое свойство: страшное - это не про меня, это про соседа. Иешуа видел как-то - то ли еще во Франции, то ли в Лондоне - ток-шоу по телесети, где объявлялись результаты социологического опроса полутора тысяч, если он точно запомнил, человек. Спрашивали одно: оглянитесь назад на свою жизнь и подумайте, куда вы попадете после смерти - в ад или рай? Девяносто девять процентов ответили, не задумываясь и не колеблясь: в рай. Завидная уверенность!
Пожалуй, именно тогда мелькнула шальная мыслишка: что с ними - с такими! сможешь сделать?..
Подавил ее, как изначально бессмысленную.
А сейчас смотрел вниз, ловя щекой жаркий и резкий ветер, все-таки врывающийся в кабину, смотрел на плоские, похожие на столы вершины невысоких гор, потом на бело-желтую пустыню внизу - или полупустыню, как называют ее местные мудрецы, - на редкие островки выцветшей зелени, на промелькнувшее высохшее русло реки с названием Аваш, думал бесстрастно: что с ними, с этими людьми, сделать - это не вопрос. Они такие же, как и две тысячи, и пять" тысяч лет тому назад. Правда, они летают, как птицы, плавают, как рыбы, они могут такое, что вчерашние чудеса Иешуа кажутся детскими забавами. Но что изменилось в них самих? Ни-че-го! Рост знаний человеческих пошел по пути, проложенному вне самого человека, а значит, они все дальше уходят от Бога, то есть от Знания с большой буквы, потому что познать Господа можно только познав себя самого. Процесс бесконечный, но люди даже не начали его. Для них мировоззрением стала наука, но - вот парадокс! - чем дальше они уходят по ее дорогам, выбранным ими среди множества ее же дорог, то есть чем дальше сознательно отстраняются от Бога, тем ближе оказываются к Нему - к необходимости хотя бы признать Его изначальную роль во всем, начиная с первого дня творения, а еще точнее - с того, что было до первого дня...
Эти дни в двадцать втором веке для Иешуа стали продолжением ослепительно больно мелькнувших дней между Воскресением и Вознесением, когда он, спрятавшись в доме Петра в Иершалаиме, в Нижнем городе, запоем читал, перечитывал, пытался по-своему понять и принять те немногие книги, записанные на компьютерных кристаллах, что Петр доставил ему из Будущего. Но бесконечно мало оказалось их... И, попав сюда, он первым делом рванулся к книгам - благо читал быстро и запоминал прочитанное с лету.
Как же Мари ему помогла!
Странно, но она была на том матче в Париже, пришла со своим belle ami, а уже утром сама отыскала Иешуа в дешевом отельчике, около Place de Republique. Как отыскала - не ведала. Говорила: шла по наитию. Честно говоря, Иешуа сам не очень понимал, как такое случилось. Была бы явным паранормом - тогда понятно. А так... Но наитие - очень емкое слово. В него многое можно уместить, в том числе и паранормальные способности, которые, надеялся Иешуа, он найдет у Мари. И еще имя - Мари, Мария. Днем он переезжал из города в город, из страны в страну, днем он доказывал свое право называться так, как его назвали журналисты Мессией, доказывал привычно для себя - прежнего, наивно для всех нынешних, но ведь именно нынешние заметили, услышали, назвали... А ночами он читал, потому что Мари, пользуясь своим студенческим билетом Сорбонны - она оканчивала университет, собиралась стать историком, специализировалась на Крестовых походах, - как раз днем изучала фонды в университетских библиотеках Парижа, Лондона, Мадрида, Барселоны, да везде, куда они попадали, а ночью они приходили туда вместе, Иешуа читал, а Мари сгоняла на кристаллы то, что он не успевал освоить. Маленький комп у него был - Мари ему подарила такой же, какой когда-то привез ему из будущего Петр...
Надо ли напоминать, что проблемы проникания в библиотеки по ночам у них не было? Точнее, у него...
Полтора месяца - срок и маленький и немаленький. Пусть все еще недостаточно глубоко, но он уже разбирался в непростых взаимоотношениях Бога и Науки и не понимал: чего они не поделили?..
– Снижаемся! - крикнул генерал.
Вертолеты нырнули вниз, к земле, вой перешел в свист, земля понеслась в лицо с пугающей скоростью. Мари ухватила Иешуа за руку, сжала с силой. А внизу уже выросла бетонная полоса, на которой стояли другие "вертушки", а рядом могучие открытые "хаммеры" и военные, встречающие Большого Начальника, заместителя командующего.
Хотя, не исключено, и Иешуа они встречали: любопытно ведь...
Зависли, медленно опустились, замерли. Пилот выключил двигатели, шум стих, хотя лопасти продолжали крутиться.
– С прибытием, - уже нормальным тоном сказал генерал, полез из машины, небрежно отдал честь встречающим, замершим по стойке "смирно". Обернулся к Иешуа: - Вы дальше куда?
– А вы? - вопросом на вопрос.
– Я в Огаден.
Иешуа представил себе карту страны. Юго-восток, полупустыня множество мелких речек, втекающих в одну побольше - в Уабе-Шабелле, тоже, вероятно, пересохшую.
– Если вы добросите нас... - Иешуа на секунду задумался, принял решение, ...в Дихун, или в Ададле, или в Кэбри-Дэхар, то я буду благодарен.
– Вам все равно, куда именно?
– В любое из этих мест. Или где угодно рядом. Я знаю: там много деревень, а в них - умирающие люди...
Генерал обернулся к военным, стоящим по-прежнему по стойке "смирно".
– Куда пошел груз миссии ООН?
– В Кэллафо, - ответил один из военных.
– Вольно, - сказал им генерал. И к Иешуа: - Доброшу, Учитель. Ничего, что я вас так назвал?
– Вы назвали меня так, как вам подсказало сердце. Верно? - произнес Иешуа на хорошем амхарском. Поймал начало легкого ступора у всех, включая Мари и Криса, засмеялся, спросил невинно: - Что-нибудь непонятно, братья и сестра?
– Что-нибудь непонятно? - машинально перевел на английский Крис.
– Чудо... - неуверенно, то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес Григорий.
– Не может быть, - засомневался Крис, потому что, несмотря на свою намеренную и обдуманную религиозность, чудес страшился и не умел верить в них. Все, что совершил Иешуа, - да, было, но было и видано - по телевидению, а это вроде как бы не на самом деле...
Такая вот отрыжка университетского курса материалистической философии, которая все же оставила на парне свою мету.
Мари первая в себя пришла.
– Он зна-а-ал, - протянула напевно. - Он учи-и-ил. Александрия. Ночь. Позавчера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
