Правое полушарие занято прямо противоположной задачей. Оно "схватывает" реальность во всем богатстве, противоречивости и неоднозначности связей и формирует многозначный контекст. Прекрасным примером такого контекста являются сновидения здоровых людей. Я люблю этот пример, потому что он адресуется к внутреннему опыту каждого человека. Всем нам, наверное, знакомо ощущение беспомощности, когда проснувшись после яркого и личностно значимого сновидения, мы пытаемся его пересказать, чтобы передать свои от него ощущения. И с удивлением обнаруживаем, что, хотя мы ясно помним его во всех деталях, при пересказе ускользает что-то важное, причем не только от слушателей, но и от нас самих. То, что мы способны выразить в словах, является лишь бледной тенью, скелетом того, что мы действительно видели. И дело не в том, что нам не хватает слов. А дело в том, что не удается передать в словах тот многозначный контекст сновидений, который формируется обилием пересекающихся связей между его отдельными образами. Речь, во всяком случае, речь не поэтическая, принципиально не предназначена для передачи и выражения такого контекста, поскольку строится по законам левополушарного мышления. Именно поэтому "мысль изреченная есть ложь".
В не меньшей степени это относится и к описанию произведений искусства. Попробуйте передать ваши впечатления от действительно взволновавшей вас картины или кинокартины. Что бы вы ни сказали, это всегда будет только слабым приближением к тому, что вы хотели бы сказать: многозначный контекст искусства адекватно передается лишь через многозначный контекст искусства же. Наконец, все то же самое относится к попытке описания чувств и межличностных отношений, которые у нормальных, психически здоровых людей всегда многозначны.
Оба полушария выполняют равно важные функции. Левое полушарие упрощает мир, чтобы можно было его проанализировать и соответственно повлиять на него. Правое полушарие схватывает мир таким, каков он есть, и тем самым преодолевает ограничения, накладываемые левым. Без правого полушария мы превратились бы в высокоразвитые компьютеры, в счетные машины, тщетно пытающиеся приспособить многозначный и текучий мир к своим ограниченным программам. Все попытки создания искусственного интеллекта оказались недостаточно успешными именно потому, что авторы представляли мозг только как одно левое полушарие и пытались моделировать только его. Отчасти это было связано с избыточной левополушарностью самих специалистов по искусственному интеллекту. И в связи с этим я хочу закончить эту статью поучительной историей, приключившейся много лет назад в Тбилиси на первом симпозиуме по искусственному интеллекту.
Организаторы симпозиума были увлечены идеей искусственного воссоздания человеческого мозга, и им казалось, что они близки к реализации своей мечты. Они пригласили на симпозиум одного из виднейших физиологов того времени, специалиста по естественному мозгу академика И. С. Бериташвили, и развернули перед ним захватывающую перспективу моделирования мозга и вскрытия всех его тайн. Иван Соломонович слушал молча и внимательно. В конце симпозиума энтузиасты-кибернетики спросили его, что он думает о предложенных перспективах. И И. С. Бериташвили ответил, на мой взгляд, гениально. "Я старый человек, сказал он, и моя юность пришлась еще на дореволюционный период. В это время публиковалось много порнографических романов. Их отличительной особенностью было то, что писали их, в основном, старые девы, чья бурная фантазия не была ограничена их личным опытом".
ПСИХОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА
Лет 15 назад я участвовал в одном заседании "круглого стола", посвященном проблеме воспитания, обучения и здоровья. Прямо напротив меня расположился пожилой мужчина, который выглядел "застегнутым на все пуговицы". Он производил впечатление крупного чиновника и всем своим видом тщательно "держал дистанцию" между собой и остальными участниками совещания. Позже выяснилось, что это член Академии медицинских наук, директор Института педиатрии. Речь зашла о воспитании и развитии творческих способностей ребенка. Академик насторожился. "Я не вполне понимаю, о чем идет речь, — сказал он, всем своим видом и тоном показывая, что это не он не понимает нас, а мы не понимаем, о чем говорим, — какое творчество? Человек должен выполнять свои обязанности в свое рабочее время, при чем тут творчество?" Разговор, однако, продолжался, и кто-то из собеседников неосторожно использовал словосочетание "творческий экстаз", характеризуя высший подъем всех душевных сил во время творческого акта. И тогда академик воскликнул: "Ну, это уже вообще за границей…" Он хотел сказать "за границей понимания" или "за границей здравого смысла", но не договорил. И я тут же спросил его, ласково и наивно: "Ну почему же только за границей? У нас это тоже иногда встречается".
Инстинктивная ненависть чиновников к творчеству, чиновников не по занимаемому положению, а по мировосприятию, естественна и понятна. Творчество не удается регламентировать, им невозможно управлять (даже у самих творцов это не очень получается, не говоря уже об администраторах), его невозможно включить в производственные планы и назначить, как совещание, на определенные часы рабочего времени. Но не поддаваясь регулированию, творчество оказывает серьезное влияние на деятельность не только самого творца, но и большого коллектива, а иногда и всего международного профессионального сообщества и тем самым фактически ставит под сомнение руководящую роль администратора. Чего же, кроме классовой ненависти, можно ожидать в этой ситуации от чиновника?
Примерно в то же время я участвовал в обсуждении проблем творчества в редакции журнала "Знание — сила". Заседание вел весьма влиятельный человек, редактор журнала "Коммунист" академик И. Т. Фролов. И когда я произнес панегирик творчеству как движущей силе прогресса и к тому же гарантии индивидуального здоровья (ибо в творчестве в самом чистом виде проявляется поисковая активность, о которой так много сказано в этой книге), Иван Тимофеевич воскликнул: "Куда Вы нас зовете? Что будет делать общество с таким количеством творцов? Кто будет добросовестно заниматься обычной рутинной работой?" (Помните: "человек должен выполнять свои обязанности в рабочие часы" — прямо какой-то заговор советских академиков против творчества!). И хотя я несколько опешил от такого нажима могущественного философа "от ЦК" (и тут же сделал для себя вывод, что с процессом выдавливания из себя по капле раба дело обстоит не так уж блестяще), я все же попробовал протестовать и объяснить, что работающий без творческой жилки человек в конце концов перестает уважать и себя, и свой труд, а без такого уважения, без чувства собственного достоинства никакую, даже самую примитивную работу нельзя выполнять успешно. Потому что мы не роботы, и интеллект у нас не искусственный, и результаты нашей деятельности зависят от нашего самовосприятия, на которое процесс творчества влияет весьма благоприятно. Разумеется, мне не удалось переубедить собеседника: там, где логика приходит в противоречие с личными и клановыми интересами, она терпит крах.
Что же делает творчество таким особым видом деятельности? В предыдущих главах статье мы писали, что правое полушарие создает многозначный контекст за счет "схватывания" огромного числа связей и взаимодействий между предметами и явлениями, связей, которые часто не могут быть логически упорядочены, а иногда и просто отрицают друг друга в тесных рамках формальной логики. Попробуйте-ка связно объяснить ваши отношения со значимым для вас человеком, который одновременно вызывает у вас и чувство восхищения, и чувство зависти, и протест против этих обоих чувств, и притяжение, и отталкивание. Только рецепт приготовления кислосладкого мяса можно изложить исчерпывающе и ясно, а природу кислосладкого эмоционального отношения одного человека к другому невозможно объяснить на словах без серьезных потерь (разве что в стихах поэта масштаба Пастернака, но ведь это все равно не объяснение). И происходит это потому, что в основе таких сложных эмоциональных отношений, принципиально неоднозначных, лежат пересекающиеся и отрицающие друг друга связи.
Правое полушарие чудесным образом все их интегрирует, создавая уникальный сплав. И поскольку это касается не только межличностных отношений, но и любых явлений действительности, то именно правое полушарие, его способность к созданию многозначного контекста, обеспечивает выявление новых связей между явлениями и их интеграцию с прежним опытом, что и составляет сущность творческих озарений.
В этом контексте небезынтересны многочисленные наблюдения, что творческая одаренность в разных видах деятельности коррелирует с чувством юмора. В удачной шутке, парадоксе, анекдоте всегда есть совмещение двух, иногда взаимоисключающих значений.
