Пук! – Продырявленная голова Шуры со стуком ударилась о стену, оставила на ней жирное пятно с розбрызгами и исчезла под столом.
– Никогда не буду беременеть, – с надрывом прошептала Ли, направляясь по коридору к шестой камере. – Ни-ког-да!!! Икх! Ой… Ой, как нехорошо… Их же на определенном этапе все время тошнит, черт подери! Этак и свихнуться недолго…
Плешивый мужик в хорошем костюме в этот момент давил на поршень шприца, делая инъекцию соизволившей расслабиться пленнице. Покосившись на внезапно возникшую в дверном проеме бледную дамочку с пистолетом, он замер и дрожащим голосом попросил:
– Не стреляй пока! А то не дай Бог эмбол загоню. Дай закончить – потом…
– А ты врач, что ли? – поинтересовалась Ли, садясь на корточки и приваливаясь спиной к косяку, стоя ей было нехорошо, пару резких движений – и начнет выворачивать и без того пустой желудок.
– Ага, врач, – ответил плешивый, прижимая ватку к месту укола и извлекая иглу из вены. – Венеролог.
– А этот из какой кунсткамеры удрал? – Ли мотнула стволом в сторону застывшего, как монумент всем горбунам мира, Никиты, у которого даже глаза бегать перестали – замерли, уставившись на пистолет.
– Сторож он, – сообщил плешивый. – Он дурачок – не опасный.
– Зато физически силен чрезвычайно, – не согласилась Ли. – Как только меня замутит, бросится и удавит. И пистолет не поможет…
Тут ее действительно замутило: хватанув пару раз воздуха, дама скрючилась и принялась взрыкивать, пуская на пол вязкую слюну – желудок был пуст.
– Никита, пистолет! – взвизгнул плешивый. – Отбери пистолет!
Горбун бросился к Ли, в тесном пространстве камеры не рассчитал усилий – дородный врач помешал, встрял на пути – и, запнувшись о ножку топчана, с размаху шлепнулся на пол.
Ли, с огромным трудом подавив судорожные спазмы, приставила глушитель к голове Никиты и нажала на спусковой крючок. Горбун брызнул на всех присутствующих кровью, затих. Взвизгнула дамочка на топчане, забилась в угол, закрыла лицо руками. В камере остро запахло.
Вывалившись в коридор, Ли на получетвереньках удалилась метра на три, села у стены, позвала слабо:
– Плешь! Иди сюда, плешь, а то пристрелю. Телку в заложники можешь не брать… Ой… Икх! Обоих пристрелю – мне без разницы.
Врач вышел в коридор, зачем-то положил руки на затылок.
– Сядь на пол, ноги широко раздвинь, – распорядилась Ли. – Руки – правильно, руки на затылок. Садись.
Врач сел. Увидел в противоположном конце коридора лежавшего без движения блондина, губы затряслись, поинтересовался потухшим голосом:
– Ты их обоих… замочила?
– Ага, – не стала отпираться Ли. – Замочила. Засушила. Засолила… Ты чего телке уколол? Скоро отключится?
– Галоперидол, – сообщил врач. – Совсем не отключится – просто успокоится. Мы ее только что привезли – только что очухалась…
– Что за предприятие? – Ли изменила угол прицеливания и на всякий случай предупредила: – Имею обыкновение простреливать конечности – если допрашиваемый врет. Не ври, ладно?
Мужик с готовностью закивал головой и тотчас же выдал на-гора всю информацию, которой владел. В конце присовокупил – не без определенной цели, – что предприятие пребывает под могущественным покровительством самого Вора, так что…
– Сволочи, – укоризненно произнесла Ли. – А по поводу Вора… мне глубоко начхать. Я, видишь ли, нетутошняя – что мне ваш Вор… Машина есть?
– «Шестерка» во дворе. Ключи у меня в заднем кармане… – Плешивый жалостливо шмыгнул носом и попросил: – Дай мне по голове, а? Не убивай… Я отключусь, а ты убирайся – машина есть… А? Ты ж не местная, тебе все равно…
– Точно. Все равно… – Дама подняла ствол на уровень груди и два раза выстрелила – плешивый завалился на бок, застыл в нелепой позе.
– Все равно Вор тебя за такую промашку прибьет, – договорила Ли, подбираясь на карачках к трупу и вынимая из заднего кармана брюк связку ключей. – Все равно…
Отдышавшись, заглянула в камеру, подобрала оброненное Никитой кольцо с ключами от камер, некоторое время наблюдала за особью на топчане – та испуганно жалась в угол, но орать не пыталась: видимо, начало действовать снадобье.
– Как зовут? – поинтересовалась Ли.
– Лилька, – едва слышно ответствовала особь. – А ты… А вообще – что тут… Что такое?
– Черт знает что такое, – Ли неопределенно пожала плечами. – Подвал, камеры, врачи какие-то «левые»… Бардак, короче. Не бойся – убивать не буду.
– Спасибо, – пролепетала Лилька. – Спасибо… Мне сейчас куда?
– Иди во двор – там «шестерка», – Ли потыкала пальцем в сторону входной двери. – Садись, жди – сейчас всех выпущу, смотаемся отсюда.
– Кого это – «всех»? – вяло поинтересовалась Лилька и сладко зевнула во весь рот.
– Всех, кто есть. – Ли покрутила на пальце кольцо с ключами. – Топай – я сейчас…
Помимо них с Лилькой в подвале томились еще три пленницы: все в одних трусиках, вялые, сонные, какие-то заторможенные. Дамские шмотки сыскались в углу зарешеченной комнаты, понукаемые Ли девы кое-как облачились и покинули узилище.
Заехав в город, Ли скомандовала:
– Брысь отсюда, мочалки. Я вас спасла от забугорного рабства, так что… В общем, молчите – и будете жить. Это целая банда – там, в подвале, лишь дежурная смена была. Всем понятно?
«Мочалки» синхронно кивнули и полезли наружу. Лилька, сидевшая рядом с Ли, тоже попыталась покинуть салон.
– А ты сиди. – Ли поймала дамочку за юбку, втащила обратно, захлопнула дверь. Некоторое время изучающе рассматривала ее, затем как-то странно хмыкнула и сообщила: – Тебе сейчас домой нельзя – заберут. Понятно, почему заберут? Ты свежая – только сегодня взяли. Поехали, поживешь с недельку у меня. Безопасность гарантирую. Но сначала кое-куда прошвырнемся…
Глава 3
В сосновом бору незаметно, что лето минуло и стоят первые осенние деньки. Почва устлана толстым ковром жухлой хвои, который приятно пружинит под ногой и ненавязчиво приглашает поваляться на нем. Эта роскошь не приурочена к смене сезона – здесь всегда так. В любое время года – кроме снежной зимы – бор однообразен: сверху зелень, у подножия могучих деревьев – ковер. Это однообразие создает иллюзию надежности и умиротворения, заставляет забыть о всех треволнениях пропахшего асфальтом и бензином города, который не так уж и далеко – в каких-то сорока километрах отсюда.
Короткий энергичный вдох через нос – животом, – будто насильно отобрал у природы порцию пахучей хвойной субстанции, затем длинный выдох, разделенный на три фазы, до прилипания живота к позвоночнику, до полного опустошения легких, жаждущих очередной дозы чудодейственного экстракта, целебного в своей первозданной чистоте и свежести. Ступня утопает в хвойном ковре – шаги не слышны, кажется, что попал в другое измерение, наполненное тягучей смолистой тишиной. Кажется, что летишь меж скачущих навстречу стройных стволов и нет конца твоей энергии, получающей подкачку от этого благодатного местечка…
Рудин завершал восьмой круг по периметру егерской усадьбы Белогорского заповедника. Стояло раннее утро второго сентября – рассвело буквально час назад. Серегу бегать никто не заставлял: привыкшее к физической нагрузке тело, уставшее от двухсуточной неподвижности, настойчиво требовало активности.
Неразношенные кроссовки немного жали. Вчера Василий ездил в город: купил одежонку (спасибо Улюму за «спонсорскую» помощь), привез вторничные газеты. Пресса о загадочном убийстве Толхаева особо не распространялась: вскользь было отмечено, что первого фармацевта области обнаружили утром на пустыре, в своей машине с размозженной головой, – и только. Никаких версий – убийцу, мол, ищут правоохранительные органы, подробная информация в последующих публикациях.
Василий был одним из многочисленных друзей Григория, который, в числе прочих благодеяний, финансировал функционирование захиревшего было по нашему неблагополучному времени заповедника. Рудин егеря хорошо знал: неоднократно наезжал сюда с патроном, когда тот был в добром здравии, – поохотиться, отдохнуть. Рудинскую правдивую сказку о невероятных злоключениях и каком-то гипотетическом вредителе, организовавшем всю эту мерзкую заварушку, Василий воспринял неадекватно: прослезился, долго смотрел в сторону, затем тихо сказал:
– Такого мужика угробили, твари… Такого… Нет, я верю, что не ты, – не мог ты… Но виноват. Ей-Богу, виноват! Ты ж Пес – вояка. Был рядом, а не уберег. Как же так, а?!
Егерскую усадьбу для временного пребывания выбрали не от хорошей жизни. На промзоне имелось много мест, где можно отсидеться без опасения быть обнаруженными многочисленными недоброжелателями. Но Рудин справедливо предполагал, что неоглядные просторы промзоны некоторое время будут тщательно исследовать желавшие плотно побеседовать с ним представители обоих альянсов и сообщение с городом станет весьма проблематичным. А из заповедника в город можно было пробраться по нескольким направлениям: есть вполне приличные шоссе и грунтовки, о наличии которых не подозревают, пожалуй, даже информированные работники различных ДРСУ. Кроме того, нужен был верный человек, на которого можно положиться, – хотя бы для добычи первичной информации и приобретения вещей: разгуливать в камуфляже по населенному пункту, где тебя ищут по ориентировке и словесному портрету, было бы верхом безрассудства. Василий как раз и являлся таким человеком – нужно было лишь убедить его в том, что Рудин с парнями не враги. Серега убедил – так, по крайней мере, ему показалось. Во всяком случае, когда парни Улюма после обеда в понедельник посетили усадьбу, егерь держался мужиком, хотя наговорили ему бандиты с три короба: Рудин наблюдал, сидел в кустах с биноклем…
