«Птица Счастья» щеголяла изящно выгнутым носом и высокой палубой. На ней находилось рулевое колесо с многочисленными узорными спицами. Двое рулевых всегда находились при нем. Оба они были в шестиугольных очках и кожаных шлемах, плотно обтягивающих голову, с гребешками из скрученной проволоки. Капитан и первый помощник стояли сзади и руководили один рулевыми, а другой — матросами на палубе и на реях. Средняя палуба была ниже всех, а корма хоть и была приподнята, но не так высоко, как носовой настил. Четыре мачты уступали мачтам морских кораблей, но были достаточно высокими. Слишком высокие мачты перевернули бы ветроход, несмотря на тяжесть корпуса, груза и колес, тем более, что реи выступали за габариты корпуса и были длиннее, чем на морских кораблях. Когда «Птица» несла полный набор парусов, на взгляд моряка она выглядела приземистой и неуклюжей. Более того, дополнительные реи прикреплялись под прямым углом к бортам и к самому килю. Вид парусов, свисающих между колес, заставил бы старого моряка запить. Три мачты были с прямым парусным вооружением. Кормовая мачта была с косым вооружением, она использовалась для подруливания. Бушприта не было вовсе. Все вместе представляло собой довольно странное зрелище. Но тем, кто привык к этому, ветроход казался не менее красивым, чем корабли на море. «Птица» была к тому же довольно грозной посудиной: судно несло пять больших пушек на средней палубе, шесть на второй, легкую вращающуюся пушку на рулевой палубе и две на корме. Со шлюпбалок свисали две длинные аварийные шлюпки и быстроходная гичка: все с колесами, но со сложенным такелажем. В случае крушения «Птицы» на них можно было добраться до людей.
Грину не дали много времени для знакомства с кораблем. Он почувствовал, что высокий гибкий матрос уж слишком внимательно наблюдает за ним. У парня была темная кожа и бледно-голубые глаза жителя тропэтских предгорий. Двигался он с кошачьей грацией и носил длинный тонкий кинжал, острый, как коготь. «Не слишком приятный малый», — подумал о нем Грин.
Внезапно этот неприятный малый, видя, что Грин не собирается замечать, его, встал перед ним так, что не обойти. Сразу же разговоры вокруг оборвались, и все уставились в их сторону.
— Послушай, друг, — сказал Грин довольно вежливо. — Не мог бы ты подвинуться немного в сторону? Ты мешаешь мне смотреть.
Парень сплюнул сок грихтра к ногам Грина.
— Не хватало еще, чтобы раб называл меня другом. Да, я перекрыл тебе обзор и дальше собираюсь так делать.
— Очевидно, ты возражаешь против моего присутствия здесь. В чем дело? Тебе не нравится мое лицо?
— Угадал. И я не хочу быть в одной команде с вонючим рабом.
— Кстати, о запахах, — ответил Грин. — Не мог бы ты встать с другой стороны от меня? 9 уже изрядно наглотался вони, а у меня слабый желудок.
— Заткнись, сын иззота! — гаркнул матрос с побагровевшим лицом. — Уважай тех, кто выше тебя, а не то я проткну тебя этим ножом и сброшу за борт.
— Дерутся как минимум двое. Точно так же, как двое заключают сделку, — громко произнес Грин с надеждой, что Майрен услышит и вспомнит, что обещал помогать ему. Но Майрен лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог. Дело Грина теперь налаживать отношения.
— Это верно, что я раб, — продолжил Грин. — Но я не был им с рождения. Раньше я был свободным, как ни один из вас теперь. Я из страны, где нет хозяев, потому что там каждый сам себе хозяин. Но не в этом дело. Главное то, что я добыл себе свободу. Чтобы попасть на борт «Птицы», я дрался за нее как воин, а не как раб. Я хочу стать членом экипажа. Хочу стать кровным братом клана Эффениканов.
— И что же ты можешь предложить клану, чтобы мы посчитали тебя достойным разделить нашу кровь?
«В самом деле — что?» — подумал Грин. Он вспотел, хотя утренний ветер нес прохладу.
Майрен что-то сказал матросу, который сразу же нырнул в люк и почти мгновенно вернулся с небольшой арфой в руках. Ах, черт! Теперь он вспомнил, что назвал себя арфистом и певцом, который наверняка будет полезен экипажу в долгом путешествии. К несчастью, Грин абсолютно не знал нотной грамоты, а на слух не отличал «до» от «ля». Тем не менее он взял инструмент из рук матроса и наобум ударил по струнам. Он прислушался к звукам, нахмурился, повертел колки, снова тронул струны и вернул арфу обратно.
— Извините, но это неисправный инструмент, — произнес он пренебрежительно. — Нет ли у вас получше? Не хочу оскорблять искусство игрой на такой чудовищной дешевке.
— Боги могучие! — вскричал человек, стоящий поблизости. — Это ты о моей арфе так говоришь?! Об арфе барда Грэзута! Раб! Тугоухий сын безголосой матери! Ты мне ответишь за это оскорбление!
— Нет, — перебил его высокий матрос. — Это мое дело. Я, Эзкр, испытаю, готов ли этот увалень к вступлению в клан и может ли называться нашим братом.
— Только через мой труп, брат!
— Если так, то пожалуйста, брат!
Прозвучало еще немало резких слов, пока Майрен сам не спустился на среднюю палубу.
— Клянусь Меннироксом, это позор! Два эффениканца ссорятся на глазах у раба! — прорычал он. — Ступайте прочь и договоритесь спокойно, или я обоих вас вышвырну за борт. Еще не слишком далеко, чтобы вернуться в Квотц.
— Мы метнем кости и посмотрим, кому из нас повезет, — предложил матрос.
Плотоядно улыбаясь, он пошарил в кисете, висевшем на поясе, и вытащил кубик. Через несколько минут он поднялся с колен, выиграв четыре из шести бросков. Грин был разочарован больше, чем он осмелился показать, — он надеялся, что придется драться с коротеньким и мягкотелым на вид арфистом, а не с жилистым матросом.
Кажется, Эзкр тоже считал, что Грину не повезло. Прожевав орех грихтра с такой скоростью, что зеленоватая слюна побежала по его подбородку, он объявил, каким образом Грин должен будет доказать свою пригодность.
12
Сперва Грин решил было покинуть корабль и дальше идти пешком.
Майрен громко запротестовал:
— Это смехотворно! Почему бы вам не подраться на палубе, как обыкновенным людям, и не разойтись после первой раны? Тогда бы я не рисковал потерять тебя, Эзкр, одного из своих лучших марсовых. Если ты сорвешься, кто тебя заменит? Вот эти зеленые салаги?
Эзкр не обратил внимания на возражения капитана, зная, что кодекс клана на его стороне. Он сплюнул и сказал:
— Кинжалом-то махать — каждый может. Я хочу посмотреть, что у него за кровь, когда он попробует пройти по рее.
«Да-а, — подумал Грин, покрываясь гусиной кожей. — Ты увидишь цвет моей крови. Она плеснет отсюда и до горизонта, если я упаду».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
