Родители накупили мне разных книг, которые, как они надеялись, будут подспорьем: «Основы электроники», «101 электронный прибор». Любимой моей стало «Руководство для начинающего радиолюбителя» – эту книгу посоветовал продавец в радиомагазине. Я прочел все руководства от корки до корки и постепенно понял, как собрать компьютер. Попутно я выучился паять и разобрался, для чего предназначены различные электронные детали и как они работают. Резисторы, транзисторы, диоды – теперь все это были не отвлеченные понятия, а конкретные детали. Я был горд достигнутым и готов к новым трудам.
Поэтому я решил записаться на уроки электроники. «Может, там я буду хорошо успевать», – подумал я. В шестом классе я был отличником, но на следующий год успеваемость съехала. А электроника – это звучало куда привлекательнее биологии, немецкого или физкультуры.
Штука была в том, что электронику преподавали только старшеклассникам, а я еще учился в средней школе. Поэтому пришлось пройти нечто вроде собеседования с учителем.
– Как формулируется закон Ома? – спросил мистер Грей.
– Сила тока в участке цепи прямо пропорциональна напряжению на концах этого проводника и обратно пропорциональна его сопротивлению. – И я написал формулу.
Последовало еще штук двадцать простеньких вопросов, и я был принят. В любом случае, я и так уже знал больше, чем предлагали учебники по основам электроники. Кабинет мистера Грэя располагался в подсобке, битком набитой электронными лампами, резисторами, конденсаторами, проводами и прочими сокровищами. Я осматривался как зачарованный. Мистер Грей считал, что я уже знаю достаточно, чтобы пропустить «Электронику-1» и перейти экстерном на второй уровень, но я настолько погрузился в материал, что закончил и второй уровень за какие-то две недели. Тогда я принялся за разведку в университете и изучал что мог самостоятельно.
Мать предложила мне обратиться к некоему профессору Эдвардсу – это был муж ее подруги. Профессор Эдвардс преподавал в Массачусетском университете электротехнику, и он открыл мне целый новый мир, причем буквально – впустил меня в лаборатории Восточного Электротехнического корпуса и даже в новенький компьютерный исследовательский центр – там, в просторной комнате с кондиционированным воздухом, красовалась компьютерная система «Контрол Дата 3800».
В электротехнических лабораториях я стал кем-то вроде «сына полка». Чуть ли не каждый день я приходил туда после уроков, а по вечерам и по ночам упорно учил электротехнику самостоятельно, дома.
Теперь я смотрел на домашние телевизоры и радиоприемники с хищным интересом. Они все равно уже порядком устарели, и у меня руки чесались разобрать их по винтикам и выяснить, как они работают. Я решил, что родители просто обязаны отдать мне всю имеющуюся дома электротехнику, вот прямо сейчас.
– Ладно, так уж и быть, возьми старый радиоприемник «Зенит», но новый не смей трогать! – услышал я в ответ.
Постепенно родители сдались. Сначала они поднесли мне несколько радиоприемников. Затем последовал старый телевизор. У меня скапливалось все больше разных деталей, и я раскладывал их у себя на комоде и на общем обеденном столе.
– А ну-ка, живо убрал эти железяки с кухонного стола!
– Ой! Что это за металлическая колючка? Я ногу поранила! Опять радиодеталь?
Жалобы звучали все чаще, наконец, отцовское терпение лопнуло, и он решил взять дело в свои руки. К счастью, решил он это днем – вот если бы вечером, то просто выбросил бы все мои сокровища в мусорный бак, и дело с концом. А днем обошлось. Отец просто спросил:
– Сынок, а может, мы тебе выделим уголок в подвале, будет мастерская?
Звучало заманчиво.
В подвале, среди прочего, хранилась старая дверь, просто прислоненная к стене. Отец приделал к ней ножки – и я получил собственный верстак!
Вскоре я стал все свободное время проводить в подвале. Теперь я уже не разбирал разные приборы по винтикам, а, наоборот, собирал новые из имеющихся деталей. Для начала я собирал самые простые приборы. От некоторых, например, радиоприемников, была какая-то польза. Другие были бесполезными, но интересными. Например, я выяснил, что можно припаять проводки к конденсатору и заряжать его. И на несколько минут, пока зарядка не разряжалась, у меня в распоряжении был мощный электрошокер.
Я попробовал шокер на собаке, но она убежала и спряталась. Нет, так неинтересно. Тогда я решил попробовать шокер на младшем брате. Я зарядил конденсатор так, чтобы разряд получился чувствительным, но не смертельным, – зарядил при помощи источника питания, который недавно выковырял из старого телевизора «Зенит».
– Эй, поди сюда! – подозвал я брата. – Сейчас будем играть в игру «Бац по Микробу». – Я соорудил на лице дружелюбную улыбку, а шокер спрятал за спину, чтобы не спугнуть Микроба. Прятал я его осторожно – а то еще двину электротоком самого себя или посторонний предмет, и шокер разрядится, и сюрприза не выйдет.
– Что за игра? – настороженно спросил брат.
Прежде чем он успел сбежать, я шагнул вперед и ткнул в него шокером. Брат подпрыгнул. Очень даже высоко подпрыгнул. Иногда он давал мне сдачи, но на этот раз просто улизнул. Удар током оказался для него полной неожиданностью, к тому же Микроб понятия не имел, что у меня в запасе всего один разряд, вот и счел за лучшее сбежать. Лишь несколько лет спустя я наберусь опыта и сноровки, чтобы соорудить многозарядный анти-Микробный шокер.
Брат помчался жаловаться:
– Мама, мама, Джон Элдер стукнул меня бацом по Микробу!
Вскоре я перешел к экспериментам посложнее. Но тут меня поджидало препятствие. Дело в том, что в университетских учебниках по электротехнике то, как работают разные приборы, объяснялось с помощью формул, а я не понимал математику, не понимал уравнения. В голове у меня хранилось некое количество школьных уравнений, и я мог их воспроизвести, но они не имели ни малейшего отношения к этим электротехническим. Казалось, я думал на совершенно ином языке. Со страниц университетского учебника на меня смотрела формула, записанная незнакомыми символами, и она обозначала волну. Когда я видел волну перед мысленным взором, она у меня ассоциировалась с конкретным звуком. Если как следует сосредоточиться, я мог практически слышать волны. Но никаких значков. Я не понимал, как соотносятся волны и формулы. Пока что не понимал. Вскоре, счастью, настал день, когда мой интерес к электротехнике пересекся с интересом к музыке.
Впервые я заинтересовался музыкой еще пятиклассником. Я попытался освоить валторну, но безуспешно. Через несколько лет, гостя в Джорджии, я увидел, как мой кузен Боб учится играть на гитаре, и решил, что буду играть на бас-гитаре. Бабушка отвезла меня в музыкальный магазин неподалеку от Атланты, и там мне показали четырехструнную. Кстати, на Юге гитару называют «гита-а-ара», этак с растяжечкой. И скрипку – «скри-и-ипка».
– Вот тебе бас-гита-а-ара, сынок, – сказал продавец.
– А вы можете на ней сыграть? – спросила бабушка у продавца. Тот подключил гитару к усилителю, сыграл несколько музыкальных фраз, и протянул инструмент мне. Я понятия не имел, как играют на гитаре, но тронул струну, и глубокий сильный звук отозвался у меня в груди. Я был очарован. Через полчаса, после множества уговоров, мы с бабушкой сложили в багажник ее серебристого «кадиллака»: саму бас-гитару, усилитель марки «Фендер», микрофон, провода и пачку нот. И поехали домой.
Все лето я учился играть на бас-гитаре – и по нотам, и снимая на слух мелодии, которые слышал по радио. Я очень старался, но все равно играл чудовищно плохо. Я научился слышать музыку мысленно. Я научился нотной грамоте. Но перевести ноты или музыку из головы в движения пальцев по струнам у меня не получалось, и из-под моих пальцев вырывались корявые, неуклюжие звуки – такие же, как я сам.
Я жадно рассматривал усилитель. «Фендер» был одной из известнейших марок музыкального оборудования в мире, но все-таки, подумал я, нет пределов совершенству – так, может, усилитель можно как-то еще усовершенствовать? А если разобрать его и собрать заново, кое-что доделав и переделав? Раз уж у меня не получается играть на бас-гитаре, может, получится усовершенствовать усилители?
