И чокнувшись простыми гранеными стаканами, они взялись наперегонки зачищать чугунную сковороду от яичницы с колбасой.
Едят молча. Потом, отложив вилку, первым, словно прощупывая друга на предмет «кто же ты такой теперь, после всего?», задает вопрос Пономарев:
– Ну и где вы были в августе девяносто первого?
– А где вы были? Небось прятались? – подначивает его Казаков. – Я-то был в Белом доме, – говорит он со значением, специально не объясняя, с какой миссией туда ходил.
И оба они хохочут, прекрасно понимая скрытый смысл своих ритуальных вопросов. То есть, они признают, что по делам службы они оказались по разные стороны баррикад, но это не мешает им оставаться друзьями.
– А я вас где-то видел! – намекает Анатолий на телевизионный сюжет.
– А я вас, Анатолий Николаевич, почему-то не видел нигде! – парирует Алексей.
Наливают по второй. Принимают по грамульке. И Пономарев произносит:
– Ну, что вам рассказать про Сахалин! То есть, конечно, не про Сахалин, а про полуостров Крым. Там всегда хорошая погода. И нынче она была очень даже неплохой. И там я познакомился с Люсей. Она работает продавщицей в сельмаге. Такая хохлушечка-хохотушечка. Одно слово – душечка. У-у-у-ух! В свободное от службы время я вышел за КПП. Познакомился с ней. Она пригласила меня попить чайку. А я взялся учить ее, как готовить рапаны. Ну, такие моллюски у них. Но они их не едят. Не умеют готовить. Их надо отваривать. Потом жарить…
– Леха, чего ты буровишь?
– Короче, вот в тот самый день сижу я у нее «примусы чиню», никого не трогаю. Прибегает посыльный. Срочно на дачу. А знаешь, как местное население называет резиденцию? «Райкин рай!» Ох, и остер на язык наш народ! Ну а чем не рай? Впереди море. Позади горы. Посередине Форос. Значит, маяк. По преданию, там была в старину Генуэзская крепость. А в ней таможня. Сейчас – гигантский парк, в котором растут реликтовые деревья. Бамбуковые рощицы, гиацинты, пальмы, глицинии. Тут же дубы, липы, оливки, сосенки. Кругом цветы. Розы, розы… И дух стоит такой цветочный. И вот в этом цветнике, посередине, такой пряничный домик – государственная дача «Заря». Оранжевая крыша. Бассейн. Вертолетная площадка. Кругом дорожки для гуляний вымощены плиткой. Обсажены кипарисами. Красотища невиданная. Вот тут уж точно постигаешь в буквальном смысле слова, что такое величие природы. Просто дух захватывает!
– А ты представляешь себе такое, – перебивает друга Анатолий, – длиннющий проспект Мира. А на нем в три ряда стоят, сколько глаз охватывает, стоят боевые машины десанта. Молоденькие солдатики бродят по броне, а с боков с зонтиками гигантская толпа горожан. И все смотрят, дискутируют, ругаются. Незабываемое зрелище. Народ только начал возвращаться из отпусков. А тут вот такая картина. Хоть стой, хоть падай. Ну, и нас сюда нелегкая принесла. Мы тоже на югах были. В летних лагерях. Здесь и поставили боевые задачи…
– Невыполнимые, что ли? Что вздыхаешь, а, Толян?
– Может, и выполнимые. Вполне выполнимые. Только… Только ты Вильнюс помнишь? Там тоже ставили задачи. А потом на нас же все и свалили. Сами литовцы стреляли с крыш по своим. А на нас повесили всех… А твой шеф нас сдал. На съедение. Они сами, мол, полезли. Ну, вот приблизительно такая задача и нам ставилась. Да, чего уж мне лукавить перед тобою. Белый дом нам предстояло штурмовать. А там народищу! Тьма-тьмущая…
– И вы бы пошли?
– А бог его знает! Присягу никто не отменял. Хотя, кому присягали? Сам не знаю, как нас пронесло, – Анатолий устало склоняет свою черноволосую головушку над столом и слегка отодвигает стакан. И вдруг хлопает по столу с такой силой, что вся посуда скачет со звоном. – Не было приказа! Пронесло! А с другой стороны… Только что теперь будет? Куда все пойдет?
– В жопу все пойдет, Толя! – ласково-насмешливо отвечает, расставляя посуду по местам Алексей. – С этим в задницу… Больше некуда.
– Да ладно ты, не паникуй! – почти трезвеет от таких предсказаний дружбана Казаков.
– Чего уж тут паниковать! Поздно уже. Все и так сыпется. И вот в такой момент он в отпуск подался. Четвертого августа. Распорядок дня простой. Сон. Плавание в море. Прогулки по горам. Больше всего, конечно, спали… Ну, и проспали все… Все на свете. Вокруг госдачи охрана. Тройное кольцо. Заборы. КПП. Муха не пролетит. Восемнадцатого заявляется к охраняемому лицу депутация, делегация. Большие шишки. Пять человек. Заместитель самого Шенин, помощник Болдин, генерал Варенников, наш начальник охраны Плеханов и, не помню, как его должность называется, ну, в общем, он человек известный – Бакланов. Тут-то и выяснилось, что все телефоны отключены. И шефа предали. Свои. Ближние. Стали его уламывать – подпиши, мол, указ о чрезвычайке по всей стране. Он уперся. Мы, честно говоря, боялись, что кто-нибудь его застрелит. А что нам делать? Молодым офицерам! Скажи, Толян, куды крестьянам податься? К белым али к красным?..
– Ладно, Леха, ты не ерничай!
– Эх, давай выпьем! Знаешь такой анекдот: «Когда женщина в слове из трех букв делает четыре ошибки?»
– Ну?!
– Когда кричит: «Исчо!» Выпьем же исчо! Ну, так вот, нам тоже надо было выбирать. Вот мы и выбирали. Наверное, в те самые минуты, когда он на эту делегацию орал. Я никогда не думал, что наш президент, вроде такой мягкотелый, компромиссный, может так взорваться. «И вы, и те, кто вас послал, – авантюристы! Вы погубите себя – это ваше дело! Но вы погубите страну, все, что мы уже сделали. Передайте это комитету, который вас послал…» Ну а дальше он их сам послал непечатными словами. По тексту выходит что-то вроде: «Вы хоть спрогнозируйте на один день, на четыре шага – что дальше-то? Страна вас пошлет… Не поддержит ваши меры». Ох, и обложил он их. От души. Ну, покрутились они. И свалили. А с ними и наш начальник Плеханов. И даже личный телохранитель Медведев. Собрал вещички и вместе с Плехановым улетел в Москву. Так-то, брат.
– Ну и суки!
– Ушли они. Солнцем палимые. Понурые. Как собаки побитые. Че-то между собой толкуя по пути. Мол, будем действовать по заранее намеченному плану. И тому подобное. Короче, улетели они, забрав с собою и ребят с ядерной кнопкою. За себя наш шеф оставил Володю Генералова. Они ушли. Явились погранцы с автоматами. Я остановил одного старлея, спрашиваю: «Что случилось? Куда делась старая охрана?» А мы с ними уже познакомились, сжились. Он отвечает: «Их сняли с объекта. Прислали нас. Будем опечатывать гаражи, аппараты связи». В общем, вокруг дачи новые люди. Шлагбаумы закрыли. На море появились сторожевые корабли. Нам они тоже предложили уйти. Видим мы с ребятами, что дело становится серьезным. Собрались у себя. Ну, сколько нас? Десятка два! И того меньше. Что можем противопоставить? У каждого личное оружие. Немного патронов. Надо что-то решать. Тут один из наших нашел где-то в гараже или на кухне радиоприемник транзисторный, который ловил русскую службу «Радио Свобода». Пошла информация о московских делах. Послушали. Покумекали. И решили. Останемся с ним до конца.
Что-то дрогнуло в лице обычно циничного и смешливого Толькиного дружка. Поджались губы, увлажнились глаза.
«Видно, досталось им это решение, – подумал Анатолий. – А как бы я поступил в этом случае? Смог бы вот так? Это же фактически они себя обрекли».
Пономарев помолчал. Выдохнул. И продолжил разговор:
– Почему остались? Понимаешь, все его предали… А мы не смогли. Совесть бы заела. Что бы делали, если бы его попытались арестовать, вывезти или просто ликвидировать? Заняли бы круговую оборону. Дрались бы. – Он снова усмехнулся. – Как в таких случаях пишут в газетах, «до последнего патрона». Для нас он уже не был президентом. Мы видели просто человека. Семья его еще. Дети… Внуки… Женщины. Так-то, брат. Может, он не очень хороший президент. Не знаю. История рассудит. Но я, да и все ребята сегодня можем сказать – у нас совесть чистая. Мы в отличие от других никого не предавали. И можем спокойно смотреть людям в глаза. Понял, Толян! Это нынче дорогого стоит. Вот за это давай и выпьем. За то, чтобы при любой ситуации ты и я могли спокойно смотреть людям в глаза.
Выпили. Помолчали. Пауза затянулась, потому что каждый вспоминал о своем.
– Потом приехали эти суки. Крючков, Язов, Бакланов. Привел их наш начальник «девятки». Иуды! Петушок наш Генералов попытался их провести в дом. Орал паскуда: «Всех, как охранников Чаушеску, расстреляют! Я вам приказываю! Мать вашу! Опустите оружие, щенки! Не позорьте меня!» Только нам уже все было по фигу! И он сам. И его приказы. Знаешь, Толя, держу я на мушке всех этих людишек. И вдруг мне их так жалко стало. Как будто это не государственные мужи, не люди, которые управляли гигантской империей, а просто какие-то нашкодившие пацаны. Язова было особенно жалко. Человек, прошедший войну, маршал Советского Союза, а выглядел словно прапорщик, укравший на складе ящик тушенки. Короче, струхнули они. Поплыли. Ну а дальше все известно. Отнесли приемник Михаил Сергеевичу, чтобы он мог хоть как-то представлять себе, что происходит в стране. Расставили посты. Приготовились. Теперь Горбачев часто выходил на балкон и к морю, чтобы люди видели, что он жив, здоров. Но заперт в «золотой клетке». Потом прилетела российская делегация – вызволять президента. В ее самолет мы и погрузились. Внучек положили спать на пол. Рядом, под нашим присмотром, посадили нашего бывшего шефа Крючкова. В качестве заложника. И с Севастопольского аэродрома, с Бельбека, взлетели на Москву. Все боялись, что могут сбить нас. Но обошлось. Вот такая арифметика, Толя!
