— Замри! Не дыши! — приказал он.
Она повиновалась.
Взяв деву за руку, он осторожно положил ремешок ей на запястье. Странная, теплая от его рук диковинка просто лежала, на коже. Однако кузнец ждал. Что-то должно было произойти….
Спустя несколько мгновений, Сольвейг вдруг ощутила неприятное покалывание и в этот же миг странный ремешок пришел в движение. Словно голодная сколопендра, он сделал виток вокруг руки и сильно сжался! Сольвейг вскрикнула, но кузнец мягким усилием удержал ее пальцы в своей ладони. И правда, как он обещал, пощипывание прекратилось… браслет ослабил хватку и стал почти не ощутимым. Он медленно растекся по коже и принял ее очертания. После чего, вдруг, стал совсем прозрачным… если не считать тонких, причудливо переплетающихся нитей внутри него.
— Уже все? — спросила она доверчиво.
— Все — кузнец улыбнулся в ответ, отпустив ее. — Не мешает?
— Нет — улыбнулась она. — Но это так необычно. Странный подарок, но все равно приятный.
— Ну что ж… Пока тебе есть чем заняться. А мне нужно собрать кое-что в дорогу….
Забрав с собой пустую корзинку, кузнец встал. Оглядевшись по сторонам, он направился к лестнице.
— Арон…
— Да? — кузнец остановился на пол пути.
— Ты не мог бы… согреть воды?
— Воды?
— Да. Я хотела бы….
— Хорошо — кивнул он — согрею.
Глава 12
Когда он ушел, она погрузилась в свои мысли… Маленький пушистый комочек сладко спал на ее коленях, то и дело тихонько мурлыча. Несколько раз кузнец поднимался наверх, тщательно выбирая что-то из своих непонятных вещей. Сложив их в сумку, он снова убегал. Сольвейг лишь провожала его грустным взглядом, ни подавая ни звука. Кузнец выглядел спокойно и сосредоточено, но свою тревогу все же не мог скрыть. Она чувствовалась во всем.
Через какое-то время, закончив сборы, он поднялся наверх. Хотел сказать, что вода согрелась, но рыжеволосой девы не застал. Проверив окна, и осмотрев балки под потолком, он спустился вниз по лестнице. Заглянул на кухню и в кузню… Но ее нигде не было. Осталась только маленькая дверка в укромном уголке. Он толкнул ее ногой, но дверь оказалась закрыта изнутри.
Решив, что Сольвейг хочет побыть в одиночестве, Арон не стал мешать…. Проверив все еще раз, он прислушался. В доме было тихо и спокойно, если не считать ветра за окном. Самое время….
Тихо обойдя ступени, ведущие наверх, он поддел отверткой половицу и потянул за кольцо, спрятанное под ней. Что-то под полом глухо щелкнуло и перед лестницей проступили очертания люка. Быстро встав, кузнец открыл его. Лестница что вела на верх, теперь вела и вниз. Только ступени там были каменные, если не сказать бетонные. Кроме того, они были ровными, и уходили далеко вниз. В полумраке подпола виднелась площадка и еще один марш, уходящий куда-то влево, и еще глубже.
Осторожно сложив сумки на ступени, кузнец еще раз прислушался. И убедившись, что вокруг никого нет, тихо закрыл люк, и, встав на него сверху, слегка подпрыгнул. Под полом снова что-то сработало и люк словно исчез. Ровный, ничем не примечательный, дощатый пол.
Довольный собой, кузнец взглянул в окно. Небо уже темнело. Сумерки опустились на горы. Кинув взгляд на маленькую дверку, он ушел.
Вернулся он намного позже, уже чистый и отдохнувший. Подойдя к дверке, он тихонько постучался. С той стороны щелкнул маленький засов, и дверь приоткрылась.
Вошел он не сразу. Осторожно толкнув дверцу, спустился вниз. Глаза не сразу привыкли к полумраку.
— Ты пахнешь мылом. «Решил освежиться в дорожку?» — прошептала она из-за спины.
— Да… так крепче спится.
— Хорошо… — она плавно опустила крылья поверх его плеч… — А где же цепи и моя мягкая подстилка?
— Их нет.
— Жаль….
Он почувствовал, как ее когтистые пальцы обнимают его грудь.
— Жаль?
— Ну, здесь ты овладел мной впервые. Хотя, нет… Впервые это было, кажется, в поле. Помнится я хотела тобой поживиться.
— Я не горжусь этим.
— Почему же? — переменилась Сольвейг — Я сильный и опасный, противник. Хорошо, что твой голод оказался сильнее моего…
Я стала твоим трофеем. И этим трофеем, ты мог бы владеть безраздельно… Стань ты моим трофеем, поверь, я бы не стала стесняться. Но…
Удивительно, как смертный, человек, может так сломить, подавить волю, вселить страх… Окунуть в дерьмо, с головой, а потом выдернуть на свет божий и отмыть от того, что налипло за целые годы.
К чему ты клонишь? — с опаской осведомился кузнец.
— Правда не справедливо? Ты подарил мне жизнь. А взамен получил только боль и свежие шрамы.
— От добра — добра не ищут — усмехнулся он.
— Не думай, что я изменилась. Стала мягкой… податливой. Все может перемениться. Уже завтра, мы можем снова стать врагами.
— Поживем — увидим. «Я в тебя верю», — сказал кузнец просто.
— Но я себе не верю! — прошипела она у него над ухом.
— Так чего же ты от меня хочешь? — осведомился он устало.
Она сжала его в своих объятиях, и прошептала:
— Не хочу, чтобы завтра наступило….
Она всхлипнула у него над ухом, как обиженная девчонка, и ее горячая искренняя слеза скатилась по его щеке.
— Ничего, ничего… — он погладил ее по руке, — Поверь мне, все образуется — дай только срок.
— Тебе легко говорить… ты вон какой. Так и светишься. А я….
— А ты, просто другая, и смотришь на мир, тоже по-другому. — прервал он ее мягко.
— Думаешь?
— Знаю.
— А если я снова стану тварью? Ты прикуешь меня, если поймаешь?
— Там видно будет — резонно заключил он — но убивать точно не стану. Обрежу крылья к чертовой бабушке, и одежду носить заставлю!
Сольвейг надсадно засопела и прижалась к его спине сильнее.
— Отрежь сейчас! — взмолилась она.
— Нет!
— Я тебя умоляю! Иначе совсем скоро, я улечу отсюда и одному богу известно, что дальше будет. Я так не хочу!
— Нет! — оборвал он ее резко — Что дано тебе свыше — дано не случайно. В свое время… все на места встанет…
— Ну, тогда… Возьми хотя бы мое тело. Оно… тянется к твоему теплу…
Кузнец не поверил своим ушам. Конечно, чего греха таить, ее тело его волновало. Сама она, одним фактом своего существования, порождала в нем бурю желаний и предчувствий. Но… он ожидал столь смелого признания с ее стороны.
— Сольвейг… — начал он, подбирая слова.
— Да?
— Пойми, я не игрушка. Ты ранишь даже, не желая того. Сейчас ты одна, а через минуту — уже другая. Я…. не слишком преуспел, в обращении с женщинами, ты знаешь. Но… дело даже не в этом.
— Что-то не так? Во мне дело?
— Прости, но… что, если в порыве страсти, ты вспомнишь кто ты есть? Что если потеряешь контроль над собой? Твое настроение и так меняется слишком часто.
— Да, — согласилась она — здесь ты прав. У тебя не будет шансов. А я… Я не смогу простить себя за это.
— Вот видишь…
— Но, ты ведь хочешь этого? — не оставляла она надежды — Ведь раньше хотел!
— Да, — задумался он, — этого не скроешь. Но близость с тобой оставляет слишком глубокие шрамы.
— Я…. согласна на цепи — прошептала она. — Я все понимаю.
— Нет… нет. Это ничего не решит. Будет только хуже — возразил кузнец.
— Скажи, что — взмолилась она тихо — и я сделаю. Только не гони от себя. Будь со мной сегодня… Ты говорил, о новой, о другой жизни. И я поверила тебе. И я стараюсь….
Помоги мне. Дай почувствовать себя нужной и желанной. Это так… чуждо мне… И так близко сейчас. Я не умею… не знаю как выразить то, что творится внутри. Да еще эти слезы….
После ее слов кузнец долго молчал. Она слышала, как часто бьется его сердце и чувствовала, как он напряжен. Они так и стояли во мраке подвала, обнявшись в тусклом свете луны, пробивавшемся сквозь узкие окошки у самого потолка.
О думал о том, что все, о чем он мечтал когда-то, блекнет по сравнению с тем, что происходит сейчас. Ее мятежный, неудержимый дух… Ее вольное, окрыленное тело, за его спиной… Ее сильные когтистые руки, нежно обнимающие его. Ее слезы и все то, что переменилось в ней. Это так трогательно и волнительно. Но и грустно, в то же время.
