Крайний слева рядовой Жуков из Кировской области завозился во сне. Чувствовал, наверное, что его очередь дежурить, а может просто замёрз... Сашке спать не хотелось, и он решил посидеть ещё. Подкинув в «буржуйку» угля, подумал:
- Пусть поспит «молодой», - уж кто знал об этом лучше его. - Ему ох, как хочется...
Он вспомнил, как сам попал в беду из–за извечного и невыполнимого солдатского желания выспаться. После возвращения части к месту постоянной дислокации служба начала потихоньку налаживаться. Он по-прежнему через сутки заступал в караул. По–прежнему спать хотелось до смерти, но прибыл новый призыв. Из категории бесправных «духов» он перешёл в более привилегированную группу «салаги».
- Ну "духи" вешайтесь! - теперь он говорил так новобранцам.
Осень того года выдалась необыкновенно холодной для обычно тёплой Германии. В армии всё делается по приказу и переход на зимнюю форму одежды в том числе. А это значит, что даже поношенную шинель в караул не оденешь до определённого числа, только тоненькую гимнастёрку под кодовым названием х/б.
- Не барин, - в ответ на сетования Сашки ответил разводящий караула сержант Хорошилов. - Не замёрзнешь!
А мороз на улице пять градусов в мёртвую ночную смену с двух до четырёх часов...
В ту смену и произошёл с рядовым интересный случай. Толком не проснувшись после двух часов отдыхающей смены, спать ему полагалось теперь по сроку службы, он сменил на посту охраны боксов с техникой окончательно закоченевшего Юрку Белых.
Впереди страшной перспективой маячили два часа нахождения на холоде, в то время ночи, когда по преданиям активизируется всяческая нечисть.
- Какая холодина. - Сашка зашёл за угол здания боксов.
Ледяной ветер здесь почти не ощущался. Он закрыл глаза от резкого перепада ощущения разницы температур. Здесь в укромном углу, защищённом от ветра, он нашёл почти рай земной. Внезапно Сотников услышал шаги и строго по уставу вышел на освещённое место и крикнул:
- Стой! Кто идёт?
- Свои...Чего разорался!
- Точно проверка, – мысль пришла как бы со стороны. - Хорошо вовремя услышал...
Идущими оказались разводящий Хорошилов и сменщик по следующей смене. Ничего не понимая, Сашка сдал пост и направился с сонным сержантом в караулку.
- Может, случилось что? – недоумевал он по пути к манящему теплу караулки. - Почему сменили?
Сдал оружие и, взглянув на часы, застыл в немом удивлении. Часы показывали половину пятого утра. Получалось, что он проспал стоя на холоде два часа и даже не заметил этого! Так получилось.
- Повезло ничего не скажешь.
На зимний полигон Сотникова не взяли. Нескольких солдат оставили для охраны оставшегося имущества части. Какая вольная жизнь наступила! Сказка... В караулке оказались ребята одного призыва, ничего не делали, ели и спали. Через неделю такой жизни Санёк обленился и даже на пост собирался с неохотой.
- Делать нечего, выходить надо, – с такими мыслями он одевался перед очередным выходом на пост. - А не хочется...
Ночь выдалась снежная, накануне мороз достигал двадцати градусов и по уставу караульной службы, можно было надевать тулуп и валенки. Разомлевший от сна Санёк накинул поверх шинели огромный тулуп и всунул босые ноги в валенки. Только по пути к месту службы он заметил, что валенок на правой ноге рваный и из приличной дыры выглядывает большой палец.
- Вот чёрт, – подумал в тот момент служивый. - Так и замёрзнуть можно.
Однако не замёрз. Температура воздуха поднялась до комфортных минус трёх градусов. Снег падал большими хлопьями, сквозь которые поблёскивали огни Западного Берлина, возле которого и располагалась часть. В тот день немцы отмечали католическое Рождество, и Санёк, забравшись на караульную вышку, откуда открывался вид на город, размечтался.
Вспоминал домашние праздники и представлял, какими они будут, когда он вернётся.
- Эй, солдат, – резкий окрик вырвал его из состояния нирваны. - Вставай соня.
- Я не сплю...
Часовой резко вскочил на ноги, оказалось, что за время медитации он сполз на пол вышки и увидел стоящего на ступеньках лестницы замполита батальона. Тон заместителя командира части по политической работе был, пожалуй, холоднее температуры воздуха:
- Нарушаешь устав.
- Никак нет!
- Я снимаю тебя с поста.
- За что? Я не спал...
Рядом с вышкой виновато перебирали ногами разводящий караула и сменщик. О проверке из караулки могли бы предупредить, да видать все расслабились. Оправдываться смысла не было. Возвращение в караульное помещение показался похоронной процессией. Тысячи мыслей промелькнули за это время в его голове. О том, что теперь точно отправят на полигон, а жуткие воспоминания о прошедшем были ещё свежи в памяти.
И о том, что не видать ему лычек ефрейтора и начавшая налаживаться служба летела псу под хвост.
Сашка лихорадочно думал, как выкрутиться из сложившейся ситуации.
- Может сказать, что мне стало плохо? - прокручивал он всевозможные варианты спасения. - Нет не прокатит...
Рассеянным и заторможенным он подошел к стойке для разряжения автомата. Думая о своём, автоматически передёрнул затвор «Калашникова» не отстегнув магазин, в котором было тридцать боевых патронов. Нажал на курок и в ночной тишине выстрел показался присутствующим невероятно громким. Пуля, к счастью, ушла в предназначенный для случайных выстрелов песок.
- Одно к одному, – замполит нехорошо усмехнулся и приказал. - Сдать оружие и ко мне в кабинет.
- Есть!
Кабинет майора Филиппова пользовался дурной славой. После аудиенции у замполита военнослужащие мялись и уходили от ответа на вопрос, что там происходило.
Через несколько минут Сотников стоял у страшной двери в штабе части. Постучавшись и получив разрешения войти. Отрапортовал как положено.
- Рядовой Сотников по Вашему приказанию прибыл.
- Вижу, вижу. – На худом лице майора, за стёклами затемнённых очков, хищно блеснули голубые глаза. - Заходи.
За эти очки он получил солдатское прозвище «Пиночет». В следующие полчаса Сашка убедился, что не только за это. В чём только не обвинял его майор. В нарушении присяги и подрыве боеспособности. В преступной халатности и потаканию мировому империализму.
- Из-за таких, как ты уменьшается боеспособность Советской армии. - В подобном ключе обвинения водопадом лились на голову совсем поникшего бойца.
По мере продолжения экзекуции у стоящего навытяжку солдата нарастало внутреннее напряжение. Он готов был признаться во всех смертных грехах мира и после фразы обвинителя об отправке на полигон не выдержал:
- Только не это!
- Почему?
- Не надо, – слёзы вперемешку со словами хлынули из него потоком. - Если бы Вы знали, что там происходит!
- Так расскажи, - замполит сразу подобрался и нехорошо насторожился. - Ничего не утаивай.
- Всё скажу!
- Говори, солдат. - Он по отечески улыбнулся. - Ничего не бойся...
И Сотников начал рассказывать... О том, как старики издеваются над «молодыми», о постоянном недосыпе и недоедании. Обо всем, что наболело на душе за девять месяцев мучительной жизни без человеческого сочувствия.
- Фамилии, – в правой руке майора подрагивал от нетерпения карандаш. - Назови фамилии...
- Да это не главное!
Сашка не слышал, он весь отдался жалости к самому себе и стремился, выговорившись понять, почему мир так несправедлив к нему.
Исповедь продолжалась долго, и Филиппов отпустил его в расположение роты, поняв, что сегодня ничего конкретного от страдальца не узнает. Главная пытка началась позднее. На полигон штрафника не отправили, но когда рота вернулась в казармы все быстро узнали о случившимся. Замполит, пытаясь дожать попавшего на крючок, дал команду своим осведомителям прессовать упрямца и его прессовали.
- О стукач идёт. - Приветствовали его "деды". - Иди сюда, расскажи кого заложил "Пиночету"...
Невозможно было пройти по коридору казармы, что бы ни нарваться на неприятный разговор по поводу мнимого стукачества. В различных формах, начиная от физического воздействия до морального унижения. Когда Сашку начали обвинять друзья из его призыва, он не выдержал.
Не помня себя, побежал в штаб и без разрешения ворвался в кабинет замполита.
- Ничего не было... – голос нарушителя дисциплины дрожал от переполнявших душу эмоций. - Слышите, я всё придумал, что бы не оказаться на полигоне. Наказывайте меня как хотите... ничего не было!
- Почему врываешься без доклада?
Замполит понял, что перегнул палку, самострелы и дезертиры в части никому не нужны, и приказал своим людям в роте больше Сотникова не трогать.
Прессовать перестали, а весной после получения статуса старослужащего Сашка вздохнул свободно и смог быстро заслужить авторитет у офицеров и однополчан...
