приказала перенести все приборы в большую столовую. Звонил Владимир Владимирович и сказал, что у них сегодня будут гости.
– Поторапливайтесь, девочки, – скомандовала кухарка, тетя Нина. – Быстренько накрывайте тут, а потом мне поможете. Я-то ужин готовила только на самих Покровских, а если будут гости, то теперь придется выкручиваться.
Вера удрученно вздохнула. Они и так с Оксаной сегодня за день почти и не присели, а теперь им предстояло подавать на стол большой компании да ждать до позднего вечера, пока все разойдутся: когда к Покровскому приезжали гости, то, как правило, засиживались за полночь. А ведь потом еще нужно будет убрать в столовой, помыть посуду, навести идеальный порядок. Анна Сергеевна не потерпит, если они оставят часть работы на утро. Хорошо хоть, что завтра хозяйка с раннего утра уедет в Москву навестить родителей. Она ездила к ним каждую пятницу и не появлялась дома до самого вечера, поэтому все служащие в доме любили этот день. Можно было расслабиться. Сам Покровский тоже уедет в офис. Дома будет только молодая хозяйка, но Ника обычно спит до обеда, а потом наверняка умчится в какой-нибудь спа-салон или на шопинг. Да, пятницу Вера любила, особенно когда вслед за ней выпадал выходной.
Глава 12
В пятницу вечером, когда рабочий день был закончен, Вера покинула особняк Покровских и отправилась в свою московскую квартиру. Она одновременно любила и не любила сюда приезжать: здесь прошло ее детство, такое счастливое и безмятежное, но здесь же и произошла катастрофа, изменившая их жизнь, перевернув все вверх дном. Теперь в доме на Бауманской Веру никто не ждал. Все здесь напоминало тот ужас, ту безысходность, в которую когда-то счастливая квартира скатилась со скоростью выпущенной пули. Но не приезжать домой Вера не могла. Проводить выходной в особняке Покровских не хотелось, да и запрещено это было. Вся прислуга у Покровских имела только один плавающий выходной в неделю. Анна Сергеевна требовала, чтобы они проводили его где угодно, но только не под ее кровом. Она считала, что если уж взяли выходной, то нечего слоняться на виду у всех без дела. Однажды, когда Вера только начала работать у Покровских, домой она не поехала, решив тихо-мирно посидеть в своей комнате в особняке. Анна Сергеевна застала ее на кухне, когда девушка завтракала:
– Вера, – ледяным не предвещающим ничего хорошего тоном сказала хозяйка. – Вы тут расселись, бездельничаете, а Володя завтрака никак не дождется.
– Анна Сергеевна, я сегодня выходная, – попыталась оправдаться девушка.
– Выходная? Тогда почему вы еще здесь?
– Мне не хотелось ехать домой.
– Если вам нечем заняться в собственный выходной, то отнесите Владимиру Владимировичу завтрак в его кабинет. Да поживее!
Вера вскочила с места.
– А потом наведите порядок в его спальне и в моей тоже, – уходя бросила Анна Сергеевна.
И весь выходной Вере пришлось провести в делах. Спорить с хозяйкой было бесполезно: можно было лишиться хорошего места. А тогда, четыре года назад, именно работа у Покровских стала для Веры спасением, как и для ее матери, на содержание которой в клинике, где Мария Борисова находилась под постоянным врачебным надзором, требовалось немало средств.
Домой на Бауманскую Вера приехала уже затемно. Квартира встретила ее стылым воздухом и затхлостью давно непроветриваемого помещения. Вера тут же бросилась к окну в большой комнате и распахнула его настежь. Потом она сняла свою рабочую униформу и отравилась в душ. Анна Сергеевна не позволяла прислуге ходить по дому в обычной одежде, даже если они, в свой выходной, просто шли на выход. Также не терпела распущенных волос или косметики. Форма у всех была одинаковая: простое темно-серое платье чуть ниже колен с передником, зимой – точно такое же платье, но с длинным рукавом. Часто женщины, работавшие у Покровских, шушукались, смеялись над хозяйкой: та, мол, знает, что муж ее охоч до женщин, вот и боится, что Покровский позарится на прелести какой-нибудь горничной. Оттого и требовала, чтобы все они одевались в невзрачную униформу, делали одинаковые, не красившие их прически, и не дай бог кому-нибудь подкрасить губы! Наташу, работавшую в особняке в начале лета, уволили именно за это: Анна Сергеевна заметила, что девушка накрасила ресницы. Хозяйка была деспотична.
– Зато платит хорошо! – философски замечала Оксана, прослужившая у Покровских дольше всех остальных домработниц. Вера с ней соглашалась.
Девушки, покидая работу перед выходным, приноровились переодеваться в домике охраны, который находился сразу же за воротами особняка. Молодые охранники, напоминавшие амбалов из лихих девяностых, над ними посмеивались, но в домик пускали, вежливо выходя на улицу, чтобы девушка могла спокойно снять свою униформу и переодеться в повседневное. Вера иногда тоже так делала, но чаще, вот как сегодня, просто снимала передник и ехала домой прямо в рабочем платье.
Приняв душ, Вера набрала номер лечащего врача матери.
– Семен Вадимович? Это Вера. Как дела у мамы?
– Без изменений, Верочка. Ты же знаешь, что если бы что-то поменялось в ее состоянии, я бы тут же дал тебе знать.
– Да-да, конечно. Я приеду завтра, – предупредила она.
– В любое время, Верочка. Охрана тебя знает, девочки тоже, так что ждем.
Клиника, где содержалась мама Веры, хоть и была частной, но в ней придерживались строгих правил приема, чтобы не нарушать график, к которому привыкли больные, ведь это могло взволновать их, нарушить заведенный порядок, отчего они становились нервными, чрезмерно возбужденными.
Только для Веры делали исключение, вошли в ее положение – не всегда ей удавалось приезжать к матери строго в отведенные часы – и пускали в любое время.
Вера еще немного побеседовала с Семеном Вадимовичем и повесила трубку. Каждый раз, когда она звонила доктору, она с замиранием сердца ждала, что вот сейчас он рассмеется радостно и скажет: мама пришла в себя. Умом Вера понимала, что это пустые надежды, но сердце трепетало в ожидании чуда и гулко билось, пропуская удары, когда ее накрывало очередное разочарование. Врачи давно сказали, что просто так Мария Борисова прежней не станет. Такое только в кино бывает. А в жизни даже лечение не помогало. Правда, последние исследования в Израиле подтвердили действенность какого-то нового препарата, который мог помочь таким, как мать Веры. Однако нужно было время, чтоб лекарство доказало свою эффективность. Семен Вадимович говорил Вере, что израильские врачи были уже на финальном этапе запуска препарата в совокупности с передовой методикой лечения, и, скорее всего, в ближайшие полгода-год будет собрана экспериментальная группа из больных, подобных Марии Борисовой. Все это вселяло в Веру малую толику
