Но ведь они сделали то, чего «средний класс» не должен делать никогда!
Зачем «среднему классу» антимайданная, антизападная, антибуржуазная революция? Да ещё и за какой-то там «русский мир»? Германия живёт лучше, чем Россия. Франция живёт красивее, чем весь этот хвалёный «русский мир». США живёт богаче, чем русские нищеброды.
Никакой нормальный человек не будет ставить деньги на заведомо проигрышную фишку.
Кто видел этот «русский мир»? Разве его можно сравнить с Австралией, айфоном, айвой?..
Яценко внимательно выслушивает меня, всегда до конца и не перебивая — хотя, скорее всего, он уже знает, что собирается ответить. Отлично представляю, как он отвечал в своих университетах: выдержанно и всегда твёрдо зная, к чему ведёт. Так Яценко, наверное, и связь проводил между Донецком и Славянском, с тем же невозмутимым лицом.
— Майданная революция, по-моему, — революция иждивенцев, — говорит Яценко без всякого полемического задора, ровным голосом, как само собой разумеющееся. — Фундаментальной позиции, которую готовы были изложить их спикеры, — я не знаю. Пусть кто-нибудь из них обосновал бы какие-то реальные позиции, с которыми мы идём в Европу. Кроме того, что «мы будем жить хорошо в Европе», — больше ничего.
Едва ли есть кто-то из киевского круга, кто прочитал «Соглашение об ассоциации». Я уверен, что ни Мустафа Найем, ни вся эта мразь типа Антона Геращенко — никто из них не читал «Соглашения…». Продали красивую картинку, мечту. Когда российских журналистов пускали на Майдан, они у селюков спрашивали: а вы знаете, что там написано? А они в ответ: да вы — Кремль во плоти, вы — кремлёвская пропаганда.
Говорят, что бизнес в какой-то степени поддерживал Майдан. За год я объехал всю Украину. Люди говорили мне, что при Кучме было хорошо — был бизнес. А сейчас, говорили мне, тяжело и плохо. Спрашиваю: чем они занимались при Кучме. Ну, металлоломом. Металлоломом! И так каждый второй.
— Пилили там что-то… — задумчиво говорю я.
— Это люди иждивения, которые вышли на Майдан с мыслью, что Европа им что-то даст, — повторяет Яценко. — Многие из них ездят в Польшу и не понимают, что Польша — это большой обман. Организованная территория, где 20 % украинцев работает по определённой экономической модели: но это не значит, что Украине сделают такую же модель. Это всего лишь долгоиграющая европейская политика — пожирание. Кроме дешёвой рабсилы и ресурсов, им здесь больше ничего не нужно.
— А ты думал про то, почему почти все твои сверстники на Украине и в России рассуждают иначе? Отчего они наши с тобой оппоненты? Что с ними произошло?
— Стиралось понятие своего государства, — отвечает Яценко. — Люди как бы теряли внутренний суверенитет. Внедрялось мнение, что мы должны жить там, где хорошо, вместо того, чтобы формировать позицию, что мы должны сделать так, чтобы здесь было жить хорошо.
В четырнадцать лет, учась в Англии, я выходил на Оксфорд-стрит, смотрел, как там круто, как на красный свет останавливается кортеж королевы. Или в восемь утра я с какой-то экскурсией нахожусь в Кембридже: общественный туалет — и там опрятные бомжи чистят зубы… Но потом я изучал экономику и понял, что Англия — это такая большая присоска ко всем экономикам. И они могут себе позволить 30 % населения держать на содержании за счёт экономического террора. Мысль о том, что все страны могут вот так вот жить — самообман. Нужно самим.
…что ж, я хотел получить такой ответ.
Более того: я удивлён и рад, что за два минувших года ничего в позиции Яценко не изменилось.
Это была не революция «среднего класса» против другого «среднего класса».
Тут другое: проукраинская часть «среднего класса» поддержала революцию иждивенцев, а прорусская часть «среднего класса» — выступила против.
Основания для этого каждый выбирал свои — они могли быть сугубо этнические, национальные, языковые, культурные. Могли быть монархические, могли — имперские, могли — левые.
Но технологический, исключительно рациональный подход Виктора Яценко мне кажется особенно убедительным.
На прощание Виктор рассказывает мне краткую историю типичного представителя «среднего класса», оказавшегося в ДНР.
— Позавчера пишет мне «Вконтакте» симпатичная девушка: «Виктор Вячеславович, к сожалению, вот таким вот образом к вам обращаюсь, но у вас есть серьёзная розничная задолженность по налогам и вам нужно позвонить в Херсонскую налоговую, потому что у вас будут проблемы». Я ей говорю, что приехать не могу. Тогда она предлагает решить вопрос по телефону. Я тут же её набираю и объясняю ей, что на меня теперь — после всей этой истории — на Украине заведено порядка одиннадцати уголовных дел, к тому же я являюсь министром связи ДНР и с учётом плохих дорог приеду только на танке, но в лучшем случае в следующем году. Она говорит: «Я поняла». Да, говорю, спасибо, что вы меня помните. И она мне, совершенно спокойно: «До свидания».
Есть, впрочем, персонажи, которые уверенно минуют всякие классификации, и являются в историю незванно и негаданно.
Хотел написать: в заднюю дверь, но в данном случае это не так.
Моторола спустился с воздуха.
Мало кого так ненавидят в российской, приятной во всех отношениях, умеренно просвещённой или хипстерской среде, — как Моторолу. Он будто бы средоточие всего того, что им отвратительно: лихой, дикий человек.
И мало кого так ценят и почитают все остальные нормальные люди.
Всякий раз, когда я ехал в сторону Донбасса, пацаны и мужики, никак не склонные к сентиментальности, говорили мне: передай привет Мотороле, — если бы я все эти приветы передавал, Мотороле пришлось бы нанять поезд, чтоб их перевозить, — ну а самые лучшие русские девушки, которые ничьих автографов не коллекционировали никогда, вдруг просили, чтоб Моторола им черкнул своё имя, на любой открыточке.
Первый раз ополченцы, а затем и широкая общественность увидели Моторолу в Славянске — его беспредельную, удачливую и дерзкую команду в джипах, на которых были установлены «Утёсы». Неожиданно появляясь в неожиданных местах, они отрабатывали по тяжёлой технике, и столь же стремительно исчезали. Неуловимый штурмовой отряд.
Моторола мог бы встать в один ряд с удачливыми командирами и партизанами Отечественной, Гражданской, и так далее — он явил собой нечто среднее между Махно и Денисом Давыдовым.
Арсений Павлов, он же Арсен, он же комбат «Спарты», этот русский националист с не очень русским лицом безупречно смотрелся бы среди воинства Чингисхана и всех остальных чингизидов: рыжая его борода, угорский разрез глаз, косая улыбка — всё будто оттуда.
Моторола придумал свой вызывающий стиль, это подкупало тоже: квадроциклы, или с открытым верхом джипы, где установлены колонки, из которых мощно топит качественный русский рэп: как правило, 25/17, ГРОТ, Рэм Дигга. Своя стилистика, свой наглый юморок — все помнят, как Моторола передавал приветы то президенту Польши, то Бараку Обаме, то липовым русским националистам, которые любят сражаться за Родину дома.
Я не отследил тот момент, когда Моторола стал полковником; помню только, как мы сидим в кафе (Моторолу в Донецке узнают все поголовно, и подавляющее большинство радо ему — это элементарно видно, когда ты с ним находишься рядом) — сидим, говорю, обедаем, Моторола ест суши (он любит суши), на дворе чудесная донецкая весна, тут возле кафе начинается какое-то движение, появляются очень крупные — в смысле габаритов — военные. Моторола не спеша выходит на улицу — и я вижу, как эти трое военных, весом по сто двадцать килограмм и на полторы головы выше Моторолы, подбираются, вытягиваются в струну, и, от напряжения растаращившись, один из них докладывает:
— Товарищ полковник, трам-парам-пам-пам.
— Вольно, — даже не говорит, а лёгкой судорогой щеки останавливает доклад Моторола.
Из армии он уволился старшим сержантом. На Юго-Восток он приехал в том же звании; хотя никаких званий тут поначалу не было. И вот — то, что называется вертикальная мобильность.
В этом он схож с Виктором Яценко: в большую историю заявился тип, которому нет тридцати, отлично отработал своё — и вот.
Минуту поговорив с тремя подполковниками, Моторола уселся на квадроцикл с флагом «Спарты», врубил музыку так, что задрожали стёкла в кафе, и поехал в своё подразделение.
Те, кто когда-нибудь имел отношение к российским вооружённым силам, или к органам внутренних дел, или к спецслужбам, — знает, что так себя вести не принято. Вот эта музыка дурная на полную громкость, это неформальное поведение — так нельзя, так не делают.
Но Моторола установил свои правила, ему — позволяется.
В этот раз мы заехали к нему в гости с военкором Евгением Поддубным.
Там, где живёт «Спарта», — раньше была, кажется, школа, или что-то наподобие.
