«Что такое? — встревоженно подумал Степа. — Может, им еще кого-нибудь нужно забрать, и потому они садятся на другой партизанский аэродром? Сейчас все выяснится».
Самолет, покружив над аэродромом, пошел на посадку. Степа видел, как быстро приближаются огоньки, становятся более яркими. Вот уже колеса коснулись земли. Раз, потом другой. Самолет запрыгал по неровному аэродрому, сделал разворот и стал как вкопанный.
Открылась дверца. Из кабины вышел летчик, за ним тот, второй. К самолету подбежали какие-то люди.
«Наверно, партизаны, — подумал Степа. — А что мне делать: выйти или сидеть?»
Но вот распахнулась дверка пассажирской кабины, и тот же хриплый голос резко произнес:
— Выходи!
Степа взял в руку саквояжик и спрыгнул на землю. И вдруг те люди, которых он принял за партизан, навалились на него и крепко скрутили руки. Кто-то умелыми, заученными движениями ощупал его карманы. У Степы отобрали пистолет, складной нож. Больше ничего в карманах не было. Записную книжку и документы он прятал за голенищем сапога, где был сделан специальный карманчик. Их не нашли.
Высокая, нескладная фигура метнулась к саквояжику, схватила его.
— Антек! — скрипнул зубами Степа, узнав начальника полиции.
— Молчать! — крикнул Антек и ударил Степу по лицу.
— …Вот бандит! Они ведь замучают его, — взволнованно перебил вожатую Витя.
— Тише ты! — зашикали на него сразу несколько ребят. — Не перебивай.
— Скажите, Зинаида Антоновна, — спросила Нина, когда улегся шум, — а что стало с нашим самолетом, который должен был прилететь за доктором Долоховым? Он ведь тоже мог попасть в лапы к врагам.
— А наш самолет и не прилетал, — ответила Зинаида Антоновна. — Его предупредили из партизанского штаба, что против отряда батьки Мирона выступили каратели. Послали даже человека, чтобы предупредил доктора Долохова, — в штабе ведь еще не знали, что он убит, — да было поздно…
КАМЕРА СМЕРТНИКОВ
С аэродрома Степу на машине повезли в местечко. Справа и слева от него сидели конвоиры с автоматами. Партизан чуть не плакал от досады и злости на самого себя. Надо же быть таким доверчивым! И как это ему сразу не пришло в голову, что перед ним враги? Он вспомнил холодные, официальные слова летчика: «Потом, потом…», когда Степа подбежал, чтобы поздороваться с человеком с Большой земли. Разве настоящие советские люди так ведут себя при встрече? Да они бросаются на шею друг другу, целуются, как самые родные, самые близкие, пусть они даже никогда не виделись и не были знакомы. Однако и хитрый же гад этот Антек! Откуда он узнал, что должен прилететь самолет?
Машина въехала на одну из центральных улиц местечка. Навстречу тянулись грузовики, шли пешим строем фашисты. После неудачной экспедиции каратели направлялись на станцию, где их уже ждали вагоны.
«Теперь будут повсюду трубить, что в Н-ском районе поголовно истреблены партизаны. Пока эти самые партизаны не дадут им жару…» — подумал Степа.
Антек решил провести допрос вместе с майором Брюнером и повез Степу прямо в комендатуру.
— Ну, привез? — встретил Антека комендант.
— Привез.
— Веди его в мой кабинет!
Степу втолкнули в кабинет коменданта. Допрашивали втроем: Антек, майор Брюнер и его личный переводчик Болтиков. Этот Болтиков исполнял у Брюнера скорее обязанности палача, чем переводчика. Страшная слава ходила о нем. Если сам комендант терял надежду добиться от жертвы признания, он поручал это Болтикову. Приходилось только удивляться, откуда у этого невысокого плюгавенького человечка столько злобы, столько ненависти ко всему советскому, к героям-партизанам, которые порой попадали в руки фашистов. Что он за человек и откуда, никто толком не знал. Говорили, что гитлеровцы выпустили его из тюрьмы, куда он попал незадолго до начала войны за убийство какого-то близкого родственника — художника. Сидеть бы ему и сидеть, если бы не подоспели «избавители». За это, видно, Болтиков и служил им верой и правдой.
Майор Брюнер достал из ящика стола фотографию Василя Борового. Глянув на Степу, он резко сказал:
— Это же не он!
— Не он, но тоже важная птица, — горячо заговорил Антек. — Это он подорвал гранатой нашу машину и убил капитана Вагнера и тех двоих полицейских. Кроме того, — Антек понизил голос, — он знает, куда подевались партизаны, которых мы не застали в лагере.
Брюнер поморщился: напоминание о неудачном походе двух полков карателей было ему неприятно.
Он даже не знал, чем все это кончится. Высшее начальство, наверно, даст ему нагоняй за неудачно проведенную операцию.
— Ты знаешь, где сейчас находится партизанский отряд? — спросил у Степы Брюнер.
Степа отрицательно помотал головой.
— Не отпирайся — ты ведь сам из этого отряда. Степа промолчал и на этот раз.
— Развяжи ему руки, — велел Брюнер Антеку. — Он нас боится и думает, что мы собираемся причинить ему зло… Так куда перебазировались партизаны? — сладким голосом спросил майор у Степы.
— Ничего я вам не скажу, гады! Напрасно стараетесь.
— Врешь, скажешь! — заревел Антек и с размаху ударил Степу в лицо. — Я тебя заставлю говорить.
Из носа у Степы потекла кровь, от гнева и боли потемнело в глазах.
— Ах ты подлюга! — крикнул он и в свою очередь изо всей силы ударил Антека. Тот не устоял на ногах и свалился на пол.
Майор Брюнер выхватил пистолет, но его опередил Болтиков.
— Господин майор, — шагнул он вперед. — Позвольте мне с ним побеседовать…
— Попробуй! — бросил Брюнер и нервно принялся закуривать.
— Пойдемте-ка, молодой человек, со мной, — усмехаясь одними губами, скрипуче проговорил Болтиков, обращаясь к Степе.
— Никуда я не пойду! — резко ответил Степа, отступая в угол. Он понимал, что нечего ждать пощады от этих людей, и решил защищаться до конца — кулаками. Но тут вдруг Болтиков, как хищный зверь, метнулся к нему и изо всей силы ударил его под ложечку… У Степы перехватило дыхание, потемнело в глазах. Он пошатнулся и упал…
Степу вернуло к жизни прикосновение чьих-то теплых, добрых рук. Эти руки смывали ему кровь со лба, перевязывали рану на голове.
— Где я? — слабым голосом спросил он.
— Не бойся. Ты среди своих.
Степа открыл глаза и увидел склоненное к нему бледное, исхудалое лицо. Большие черные глаза ласково глядели на него.
— Где я? — повторил Степа.
— В тюрьме, среди своих…
— А-а, — Степа снова закрыл глаза. Страшно болела голова, все тело отчаянно ныло. Он не мог вспомнить всех подробностей своей «беседы» с Болтиковым, всех пыток, которые придумывал для него «переводчик» коменданта. Он не успевал открыть глаза после того, как на него выливали ведро холодной воды, и тут же снова терял сознание.
— Где они тебя схватили? — спросил мужчина с черными, как угли, глазами.
— В лесу, на партизанском аэродроме, — ответил Степа.
Камера была маленькая и очень сырая. С потолка капала вода, стены были покрыты скользкой плесенью. Зарешеченное окошко пропускало мало света.
Заключенных в камере было девять человек. Лечь и вытянуть ноги было невозможно, и люди сидели, прижавшись друг к дружке.
— В эту камеру, под номером девять, фашисты сажают тех, от кого решили избавиться, — сказал высокий рыжебородый мужчина, которого звали Кузьма Данилович. Его фашисты схватили в то время, когда он подпиливал столб на только что восстановленной линии связи. Вражеским связистам приходилось почти каждый час выезжать на ремонт линии. Только они успеют ликвидировать обрыв или поставить новый столб в одном месте, как начальство снова, брызгая слюной, кричит во все горло: почему не отвечает штаб? И солдатам приходится выезжать на поиски нового повреждения. Однажды по всей линии были устроены засады. Вот тогда и попался Кузьма Данилович. Его, как и Степу, сразу отправили в камеру смертников.
— Да ты особенно не волнуйся, молодой человек, — сказал, обращаясь к Степе, мужчина с глазами-углями. — Хоть фашисты и приговорили нас к смерти, но мы еще повоюем…
— Почему приговорили? Разве уже был суд? — спросил Степа.
Заключенные заулыбались.
— И не будет! — уверенно сказал Кузьма Данилович. — Им теперь не до судов. На всех фронтах их бьют и плакать не дают… Ну вот они и лютуют, срывают злость.
Вечером Степу снова вызвали на допрос. Он снова молчал. Его били, выкручивали руки. Но он не сказал ни слова.
— Ничего от него не добьешься, — махнул рукой майор Брюнер. — Завтра надо будет разгрузить камеру номер девять. Болтиков, это вы возьмете на себя.
— Есть! — ответил «переводчик». — Будет исполнено.
Вернувшись в камеру, Степа рассказал заключенным, что он услышал на допросе.
