сосной, которая теперь так и называется «Трезубец». Говорят, все здесь чудотворно – и травы, и деревья, и источники, и камни. Нет, неспроста оказались мы здесь этой ночью. Это воздаяние нам за свершенные в прежней жизни добрые дела. Ты молод, но смотри, и во сне не смей пренебрегать верой». Так вполголоса говорил Мудзэн, но сердце его сжималось от страха.
«Буппан! Буппан!» – донесся откуда-то, видимо из рощи за гробницей, крик птицы, и ему отозвалось близкое эхо. Мудзэн обрадовался. «Вот диво! Ведь это крик птицы буппосо! Давно мне говорили, что здесь водятся буппосо, но я не встречал никого, кто слышал их голос. Поистине это служит предзнаменованием того, что нынешней ночью нам простятся наши грехи и что в будущей жизни нас ждет хорошая судьба. Говорят, буппосо живет только в чистых, неоскверненных местах. Она водится на горе Касёдзан в провинции Кандзукэ, на горе Футараяма в провинции Симодзукэ, на вершине Дайго в Ямасиро, на Синагаяма в Коти. А о том, что она водится здесь, в миру известно благодаря песнопениям Кобо-дайси:
В пустынном лесу я сидел на горе.
Холодный рассвет предо мной горел.
И в голосе птицы, прорезавшей синь,
Призыв прозвучал мне «Трех святынь» [39].
Есть голос у птицы – святая весть,
И сердце в груди человека есть,
И были мы близки душой тогда,
Как облако – там, и здесь – вода.
И еще есть такие старинные стихи:
К вершине Мацуноо [40]
Задумчиво поднял я взоры.
Вдруг птицы святой – буппосо
Раздался таинственный голос
В предутренней тишине.
Рассказывают, что в древности в храме Сайфуку жил монах Энро, несравненный ревнитель учения, и бог Мацуноо в награду послал ему в услужение эту птицу. Понятно, что с тех пор буппосо вьют гнезда в храме Мацуноо. Этой ночью я уже слышал одно чудо – голос буппосо. Неужели не снизойдет на меня просветление?» Мудзэн задумался и произнес такие стихи в своем излюбленном стиле хайку [41]:
Даже птицы голос,
Словно чаща глубокая леса,
Исполнен тайны[42].
Затем он достал принадлежности для письма, записал эти стихи при свете светильника и стал слушать, надеясь еще раз услышать крик буппосо. Вдруг со стороны далекого храма донеслись строгие окрики герольда – к гробнице приближалась какая-то процессия. Кто мог прийти сюда молиться в такой час? Мудзэн с сыном переглянулись в смущении и страхе, а к гробнице, с треском ступая по доскам моста, уже подходил молодой герольд. Они хотели было спрятаться за угол, но самурай заметил их и сказал: «Кто вы? Сюда изволит быть его высочество! Сойдите вниз!».
Они поспешно спустились с галереи и упали ниц. Тут послышался топот множества ног, и на галерею поднялся сановник, облаченный в наоси, с шапкой эбоси [43]на голове. Он сел, и справа и слева от него расположились несколько самураев из его свиты. Сановник спросил: «А где же тот-то и тот-то?» – «Сейчас придут», – ответили ему. Снова послышался топот ног, и на галерею взошли, почтительно кланяясь сановнику, бритоголовые монахи в сопровождении сурового воина.
Сановник, повернувшись к воину, спросил: «Почему ты задержался, Хитати?» – «Господин, – сказал воин. – Самураи Сираэ и Кумагая готовили для вас угощение, и я присоединился к ним, чтобы приготовить на закуску что-нибудь свежее. Поэтому я отстал от свиты». В ту же минуту перед сановником поставили вино и закуски, и начался пир. «Мансаку! – крикнул сановник. – Налей!» К нему подполз на коленях молодой красивый самурай и наклонил бутыль. Чарки весело пошли по рукам. Сановник произнес:. «Мы давно не слыхали речей Дзюха. Позвать его!» Кто-то кликнул Дзюха, и из-за плеча Мудзэна вдруг выдвинулось крупное лоснящееся лицо монаха с яркими глазами и большим носом. Монах оправил рясу и, поднявшись на галерею, почтительно уселся поодаль от сановника.
Он принялся рассказывать древние предания, и восхищенный сановник приказал: «Одарить его!».
