– Ну и какой в этом случае прок нам от того, что вы загребаете себе бо́льшую часть нашего золота? – сумрачно осведомился он спустя некоторое время, как видно, так и не придя ни к какому выводу и решив просто подождать – а ну́ как я проговорюсь еще о чем-то, что сможет прояснить для него положение вещей.
– Выигрыш времени, – спокойно ответил я. – Если вы выдавите меня – нападение последует немедленно, если же нет – вполне возможно, у вас есть еще десять – пятнадцать лет, чтобы получше приготовиться.
Мейер упер в меня напряженный взгляд.
– Значит, десять – пятнадцать лет? – усмехнувшись, произнес он.
– Мне достаточно десяти, – спокойно ответил я, – после чего мне будет даже более чем достаточно быть твердо уверенным в том, что трансваальское золото не достанется англичанам.
Мейер недоверчиво качнул головой. Похоже, он совсем не ожидал от меня ничего подобного.
– Я вам не верю, – заявил он мне спустя несколько минут напряженных раздумий. – Отринувшие заветы Его никогда не отказываются от проклятого металла.
– Верить мне или нет – решать вам, – сухо отозвался я. – Я же могу в подтверждение моих слов сообщить вам, что все это время я тратил добытое здесь золото не на балы и любовниц, а на строительство у себя в стране заводов, рудников, железных дорог и переселение крестьян на новые земли. Проверить мои слова просто – обо всем, что мною сделано, широко известно у меня на родине. Пошлите кого-нибудь либо езжайте сами. Посмотрите, пощупайте. Заводы, рудники и железные дороги – это трудно не заметить… К настоящему времени они построены и приносят доход. Так что трансваальское золото мне по большому счету уже не сильно нужно. Все свои дальнейшие планы я смогу осуществить и за счет тех денег, которые заработаю у себя в стране.
– Ну и зачем же вам десять лет?
Я пожал плечами:
– Ну… как говорят у нас в России, запас карман не тянет. К тому же эти десять лет в первую очередь нужны вам, а не мне. Мне же они в первую очередь потребны для того, чтобы вы смогли как следует подготовиться для встречи англичан.
Мейер насмешливо фыркнул:
– Англичане… Да в тысяча восемьсот восьмидесятом мы…
– В этот раз, – холодно прервал я его, – они привезут сюда армию, которая будет в несколько раз больше, чем все население Трансвааля и Оранжевой республики вместе взятые. С детьми и стариками.
– А чего ж они не сделали этого в…
– Золото, – кратко подвел я итог нашей дискуссии. И это был аргумент, против которого нечего было возразить. Да, во время первой англо-бурской войны трансваальское золото еще не было открыто.
Мейер снова замолчал, меряя меня испытующим взглядом.
– Значит, враг моего врага… – усмехаясь, протянул он.
– На дружбу я не претендую, – усмехнулся я в ответ, – тем более на вашу. Мои предложения не только никак не поколеблют вашего реноме как одного из самых больших и последовательных моих ненавистников, но и приведут к тому, что, несмотря на мое богатство и на то, что я обладаю многочисленным боеготовым отрядом в Трансваале, ваша страна довольно скоро станет значительно сильнее меня. Так что вы сможете контролировать то, как я буду соблюдать условия нашего с вами соглашения, опираясь на силу, а не на доверие ко мне. – Тут я снова усмехнулся. – Тем более что ничего подобного у вас ко мне и нет…
На этот раз Лука Мейер молчал долго. Очень долго. А затем нехотя произнес:
– Ладно, я выслушаю вас…
Глава 4
– Ты опять скоро уедешь? – прошептала мне в ухо Эшли.
– Да, – еле слышно отозвался я. Вопрос был риторический, но мне захотелось ответить.
– И опять надолго?
Я кивнул. Мы некоторое время помолчали, а потом Эшли оперлась на мою грудь и села на кровати, обхватив плечи руками и уставившись в окно. Я молчал.
– Я старею, – внезапно произнесла Эшли.
Я не выдержал и хмыкнул.
– Да! – Она развернулась ко мне и ожгла меня гневным взглядом. – Между прочим, мне уже тридцать три!
Я не выдержал и захихикал. Эшли несколько мгновений ошеломленно смотрела на меня. А затем схватила подушку и с яростью врезала мне по голове. Я заржал во весь голос:
– Хватит, хватит! Забьешь еще старика, как мамонта!
– Как кого? – озадаченно спросила Эшли, прекратив яростно избивать меня подушкой.
– Мамонта. Был такой зверь, – пояснил я, переводя дух. – Большой. Как слон. Только весь в шерсти.
– Никогда о таком не слышала, – после пары секунд размышлений отозвалась Эшли.
– Он давно был. А сейчас вымер. Старый был, наверное… Ну не как ты, конечно, но… Ой! Все-все, больше не буду. И вообще, это не гуманно – избивать человека, который старше тебя больше чем в полтора раза.
Эшли опустила подушку и посерьезнела.
– Ты – другое дело. И вообще, для вас, мужчин, внешность – не главное. Вы и в старости прекрасно себя чувствуете. А вот для нас, женщин, каждая морщинка – это трагедия. А у меня их уже… – Тут она оборвала свою горячую речь и погрустнела.
Я тоже сел, наклонился к ней и обнял ее за плечи.
– Хм, – усмехнулась она спустя некоторое время, – закатила тебе скандал как какая-то добропорядочная жена. Смешно…
– Ну, скандал – не страшно. Я вообще где-то слышал, что женщины способны сделать из ничего три вещи – прическу, салатик и скандал.
Эшли засмеялась, а я закончил:
– Главное, чтобы скандал не перерос в войну…
Тут мисс Лоутон оборвала смех и, резко отстранившись, уткнула в меня требовательный взгляд:
– Да, кстати, кое-кто обещал мне войну. Ну и где она?
– Будет, – убежденно заявил я. – Непременно будет. Потерпи еще чуть-чуть.
– Терпи-терпи… Я все время терплю. Эти твои долгие отлучки, наши редкие встречи… Ты-то там развлекаешься, ворочая своими сотнями миллионов, а я? Я так и перебиваюсь одиннадцатью миллионами долларов, которые успела заработать до встречи с тобой. Разве это честно? Поманил девушку обещаниями и совсем не торопишься их выполнять. Все вы мужчины одинаковы, – фыркнула она.
Я усмехнулся и ласково провел рукой по ее волосам. Она на мгновение прильнула ко мне, а затем скинула ноги с кровати и, вскочив, скомандовала:
– Одевайся! Уже светает.
Когда я подошел к двери (лазать в окно теперь не было необходимости), Эшли внезапно окликнула меня:
– Алексей…
Я остановился, не оборачиваясь. Что-то в ее голосе вызвало у меня большие сомнения насчет того, что я захочу ответить на вопрос, который она собирается задать, глядя ей прямо в глаза.
– Да?
– А ты не хотел бы, чтобы у нас с тобой был ребенок?
Ну я ж так и знал!
– Нет, – глухо ответил я и, распахнув дверь, вышел из комнаты.
Вот ведь женщины, всегда задают самый неудобный вопрос в самый неудобный момент. Впрочем, этот вопрос был для меня неудобным, пожалуй, в любой момент времени. Ну не хотел я никаких детей в преддверии тех потрясений, которые ожидали мою страну в будущем. Ну ладно, возможно ожидали, поскольку моя деятельность здесь вполне могла, да и, скорее всего, уже как-то изменила будущее. Но достаточно ли было этого изменения для того, чтобы десятки миллионов русских в уже совсем близком ХХ веке не погибли бы как на своей земле, так и во множестве иных краев, – я не знал. И потому не собирался обзаводиться потомством. Ибо если грядущие потрясения все-таки придут в Россию, защитой от них не послужит ничего – ни статус и принадлежность к высшим слоям общества, ни богатство, ни образование и желание честно трудиться. Царскую семью вон полностью уничтожили. Да не одну, а со всеми домочадцами. Среди которых, кстати, был и вылечивший меня в Москве Евгений Сергеевич Боткин, в 1918 году являвшийся лейб-медиком семьи Николая II и последовавший за бывшим императором в ссылку в Екатеринбург. Господа революционеры и его грохнули за компанию. А еще за время Гражданской войны из-за террора, эпидемий и эмиграции Россия потеряла по разным отраслям от семидесяти до девяноста процентов инженерных кадров. Отчего Сталину и потребовалось восстанавливать старые и открывать десятки новых институтов. Нужно же было хоть как-то утолить жесточайший кадровый голод возрождающейся промышленности. Только уровень подготовки у них, понятно же, был аховый. Потому что даже учить некому было. В результате аварийность на производстве в стране просто зашкаливала. Но нельзя же обвинять «новых, передовых советских инженеров» в технической неграмотности. Вот и начали их напропалую сажать за «вредительство» вкупе с последними остатками грамотных технарей, получивших образование еще в царское время. Что отнюдь не ускорило индустриализацию, которая на протяжении первой пятилетки, то есть конца 1920-х – начала 1930-х годов полностью, а на протяжении второй и третьей – в существенной части была лишь восстановлением того, что Российская империя уже имела к 1913 году.