Глава 7
– Ты поужинал? – прямо от дверей палаты спросила Фатима.
– Да, меня тётя Эвелин покормила, – ответил мальчик.
Подойдя к койке, Фатима недоверчиво покосилась на тумбочку, где стояла тарелка с бугристыми кляксами полусъеденной овсянки.
– Ты мне правду говоришь?
– Я сытый, честное слово. Тётя Эвелин мне чипсов принесла, – Владлен указал на валявшийся в изножье постели надорванный яркий пакет. – И ещё винограду... Сытый – во! – Он чиркнул пальцем по горлу.
– Она давно ушла?
– Недавно. А вы знаете, она мне дала свой бластер подержать, – похвастался мальчик. – И обещала взять с собой на стрельбище, когда врач меня отсюда выпустит.
Он ожил, и от вязкой гравитации ужаса, ворочавшейся где-то глубоко в его стриженой светло-русой головёнке, не осталось и следа. Перестал таращиться снулыми рыбьими линзами в потолок, глаза у него заблестели, а морщинка меж бровей разгладилась. У Фатимы от сердца отлегло.
– Ну-ну... – неопределённо пробормотала она, перекладывая в другую руку обёрнутый пластиком и прихваченный скотчем увесистый свёрток. – А куда Эвелин отправилась, не знаешь?
– Сказала, ужинать пошла, – сообщил Владлен. – Тётя Эвелин очень красивая, правда?
– Да, очень.
– Я думал, такие красивые только в кино бывают... – со вздохом признался мальчик.
– Пойду её поищу. Завтра с утра к тебе загляну, – пообещала Фатима. Пока.
– До свидания.
Не найдя в полупустой столовой Эвелин, она отправилась в жилой сектор базы.
Вдоль длинного коридора, по истёртой тяжёлыми башмаками ковровой дорожке, медленно полз пузатый киберуборщик. Обогнув жужжащий агрегат, Фатима остановилась перед дверью под номером семнадцать. Она постучалась и, заслышав лёгкие неторопливые шаги, вздрогнула, закусила губу. Ей вдруг померещилось, что дверь откроет Йоко. На вставленной в потускневшую латунную окантовку новенькой табличке значилось: «Эвелин Хадсон, 1-й взвод».
– А, это ты, заходи, – приветливо сказала отворившая дверь Эвелин, утирая полотенцем пот с раскрасневшегося лица.
– Кажется, я тебе помешала?
– Нисколько. Я тут гимнастику делала перед ужином. Уже закончила.
Посторонившись, Эвелин промокнула влажные волосы и небрежным взмахом отправила полотенце на спинку кресла, над которым раньше висела фотография Фудзиямы.
– Душ потом приму, – заявила американка. – Зверски хочется поесть.
Фатима вошла в комнату.
– Я принесла тебе свинец, – сказала она, протягивая увесистый пакет.
– Таашакур, Фатима, – обрадовалась Эвелин.
– Not at all. В смысле, на здоровье.
– Да ты присаживайся, – бросила десантница через плечо, выдвигая ящик прикроватной тумбочки.
Порывшись среди лоскутов и катушек с нитками, она вытащила портняжные ножницы и взрезала ими обёртку пакета.
– Это то, что надо! – восхитилась Эвелин, развёртывая скатанную в рулон свинцовую пластину.
Всё теми же ножницами она раскромсала свинец на полоски шириной в ладонь, затем извлекла из платяного шкафа два тугих рулончика эластичных бинтов.
– Что ты собираешься делать? – спросила Фатима, заинтересованно наблюдая за её манипуляциями.
– Сейчас увидишь, – она уселась на койку, засучила рукава спортивного костюма по локоть. – Помоги наложить бинты, пожалуйста.
Прикосновение свершилось, молния не грянула. Громовой разряд тихо ушёл в землю, заблудился меж корней и плывучих водоносных песков. Держа запястье Эвелин, Фатима накладывала трикотажный бинт на предплечье.
– Чуть потуже, – попросила десантница. – Да, вот так. Спасибо.
Взяв с тумбочки полоску свинца, она принялась. обкручивать ею правую руку поверх бинтов.
– Что это ты делаешь? – удивилась Фатима.
– Маленькая хитрость, – весело подмигнула американка. – Гантели, которые всегда с тобой. Мне нужно мускулатуру поднакачать.
– Но зачем?
– Я влюбилась.
От лукавой усмешки у неё прорезались ямочки на щеках, совсем как у Йоко. Ну, вот и всё. Хватит бредить, они только подруги, больше ничего нет и не будет.
– И кто этот счастливец? – Собственный спокойный голос Фатима услышала как бы со стороны.
– Тульский лучемёт. Это совершенно шикарная штука, – затараторила Эвелин, принимаясь накладывать свинец на левое запястье. – Я сделала из него всего один выстрел и влюбилась наповал. Представляешь? Если за месяц подниму свой PowerQ, мне разрешат ходить с ним на задания.
Ах, вот оно что. Эвелин хочет изуродовать себя из-за дурацкой огнестрельной железяки. Хочет, чтобы на её руках набухли бугры мышц, проступили загрубевшие жилы, как у мужика.
– Ты рискуешь. Так недолго и кровообращение нарушить, – рассудительно предупредила Фатима.
– Ничего подобного, – возразила десантница, встала с койки, сделала несколько плавных широких взмахов руками. – Оу, отлично! То, что надо.
Выйдя на середину комнаты, она быстро проделала несколько упражнений для разминки. Под модным тренировочным костюмом мешковатого покроя заиграло гибкое сильное тело. Фатиме мучительно хотелось содрать с её рук уродливую кожуру бинтов и свинца, нырнуть в дрожащую одурь, где всё дозволено. Обнять, приголубить, окутать лихорадочной паутиной ласк, зацеловать...
– А теперь пойду поужинаю, – сказала Эвелин. – Составишь мне компанию?
– С удовольствием.
Когда они вошли в столовую, Фатима чуть не споткнулась о взгляд Щёголева, пристальной рогатиной торчавший исподлобья. Ксенолог одиноко сидел в дальнем углу над тарелкой с недоеденным шницелем. Вздёрнув голову, она отвернулась, прошествовала к никелированной карусели раздаточного автомата и, не мудрствуя лукаво, взяла первый подвернувшийся под руку комплексный ужин на подносе.
Прежде чем они с Эвелин принялись за еду, американка отлучилась в мини-маркет и вернулась оттуда, неся туго набитый фирменный мешочек. Быстро расправившись с ужином, десантница извлекла из мешочка тюбик и принялась выдавливать из него на ломоть хлеба протеиновую пасту.
– Тебе очень идёт эта новая стрижка, – задумчиво молвила Фатима.
– Просто лохмы надоели, – пожала плечами американка.
Йоко была смуглым щедрым дождём, влажно цветущей под губами оторопью и дрожью. Всё-таки Эвелин другая, совсем другая. Тихо дремлющее белокурое пламя, ещё не ведающее себя. Чтобы его разбудить, нужны тишь и сумрак, дыхание листвы в тёмном дворе за раскрытым окном. Робость улетучивается, губы всё настойчивей теребят отвердевший сосок, потаённые кудряшки взмокли, кончики пальцев окунаются в их скользкую прохладу...
– У тебя в лаборатории плохие новости? – спросила Эвелин.
– Ничуть.
– Почему тогда ты так хмуришься?
Фатима допила клюквенный кисель и со стуком отставила стакан.
– Нам сегодня прислали из Хартума очень странную штуку, – сказала она. – Судя по всему, новое оружие чужаков. Оно внешне сработано как пистолет, но на самом деле это широкополосный торсионный генератор, фазовый, мощностью порядка ста пятидесяти аким.
– Извини, для меня это сущая тарабарщина, – смиренно созналась десантница. – Нельзя ли попроще?
– Если проще, с помощью этого генератора чужак может поставить сознание человека под контроль. Стопроцентно зомбировать. Я видела видеоматериалы, там зомбированный десантник начал стрелять по своим.
– Да, сволочная штука, – Эвелин отложила изжёванную зубочистку и распечатала упаковку жевательной резинки «Добрыня». – Очень опасная.
– Меня беспокоит вот что. Мы уже переняли у чужаков много новшеств – флуктуаторы, элериум, плазменные микротехнологии. Прекрасно. Но теперь дошло до психотроники, и это сущий джинн из бутылки. Такие генераторы сконструированы у нас давно, весь секрет был в том, как промодулировать пучок торсионных колебаний. Теперь стал ясен принцип психотронного воздействия. В самых общих чертах, но тем не менее.
Десантница хмуро сдвинула брови.
– А как ты думаешь, чужаки могут применить зомбирование в массовом масштабе?
– В принципе могут, – подтвердила Фатима. – Но теперь это сумеют проделать не только чужаки. Понимаешь? Это не кварковая бомба, это куда хуже. Это мечта любого диктатора. Можно делать из людей послушных роботов. Абсолютно безвольных и стопроцентно исполнительных. Можно им...
– Возьми жвачку, – вдруг перебила её Эвелин, протягивая пакетик.
Фатима подставила ладонь, американка выщелкнула подушечку жевательной резинки, потом вдруг резким движением стиснула её запястье, словно клещами. Тут же разжала пальцы и откинулась на спинку стула.
В ответ на обескураженный взгляд Фатимы она небрежно, будто смахивая крошку, приложила палец к губам. Затем её напряжённое лицо снова стало добродушным и беспечным, как всегда. Широкая, наивная улыбка довершила метаморфозу.
