Вейс рассказал, что после ограбления граф Шуазель, аббат Лотрек и граф Тышкевич решительно перестали посещать купца Менцеля, просто исключили того из круга своего общения. На что я ответствовал, что за домом купца Менцеля все равно надо следить – это личное распоряжение государя.
У меня был важный разговор с майором Бистромом. Прежде всего я сообщил ему, что в Вильну собирается с визитом граф де Нарбонн, и дал указание, чтобы движение Нарбонна пролегло через проселки, дабы он не видел наших артиллерийских парков и расположения наших частей.
Бистром обещал все в точности исполнить. На мой же вопрос о положении дел в Вильно он отвечал, что там очень не спокойно – поляки ждут не дождутся прихода французов; вся надежда на жидов, горой стоящих за нашего императора.
Не успел я возвратиться к себе, как явился Менцель. Купец не был в состоянии испуга, но был явно взволнован.
Излившись в благодарностях по случаю отыскания его бумаг, он, запинаясь, спросил, все ли до конца я ему отдал – у него были частные письма от одной дамы, и их нет в той пачке, что я вернул.
И тут я все понял: письма графини Коссаковской я ведь спрятал у себя и не дал их скопировать. Но на моем лице ничего не отразилось: я холодно сказал, что отдал совершенно все из того, что мне принесли полицейские чиновники.
«А разбойников еще не нашли?» – робко и даже угодливо осведомился Менцель. Я скупо отвечал, что они уже содержатся под стражей, но, пока идет следствие, я ничего сказать ему не могу. Менцель опять рассыпался в благодарностях и наконец уполз.
Когда его бесформенная, расплывшаяся фигурка исчезла, я опять принялся за письма Алины. Я все больше и больше убеждался в том, что она находится в Вильне. Сомнений не было совершенно никаких.
Но как же ее найти? Это нужно сделать как можно быстрее. Может поручить следить за домом Менцеля еще одному нашему человеку?
Дом Менцеля – это единственная зацепка. Нет, лучше всего, чтобы наш человек устроился к Менцелю истопником или садовником, в общем, чтобы проник внутрь.
Апреля 22 дня. Одиннадцатый час ночи
Наш человек (Станкевич) уже служит у Менцеля. И шлет на мое имя донесения.
В самом деле, граф Шуазель и аббат Лотрек перестали ходить к нашему купцу.
Но вот что поведала Станкевичу одна горничная, которой, видимо, он понравился.
Уже несколько месяцев Менцель посылает каждое утро к столу аббата Лотрека свежие овощи и фрукты. За провизией приходит экономка аббата Лотрека.
Что же получается? Аббатик наш перестал навещать Менцеля, а вот экономка аббата является каждая утро. Что-то тут нечисто.
Я попросил Станкевича, чтобы со слов горничной он дал описание того, как выглядит экономка. И вот что стало известно.
Горничная НИКОГДА не видела лица экономки аббата Лотрека. Никогда. Но фигурка у нее, как предполагает горничная, изумительно стройная. Все дело в том, что экономка приходит в дом купца Менцеля, будучи неизменно укутанной в широкую голубую шаль.
Неужели это она? Не верю своему счастью!
А в руке экономки аббата Лотрека – неизменно плетеная корзинка, плотно прикрытая опять же голубым платком.
К девяти часам вечера ко мне прибежал аптекарь. Он весь запыхался. Лицо его было залито потом. Видно было, что он страшно спешил.
Невероятно, но аптекарь принес записку от своего сына из Варшавы. Жидовская почта – это что-то совершенно фантастическое, немыслимое, такое, во что трудно поверить.
И второе. Мальчишка уже успел узнать, что письма из Вильны присылает в Варшаву аббат Лотрек.
Вырисовывается весьма стройная картина.
Поляки и вообще все, сочувствующие Бонапарту, здесь собирают сведения, которые, видимо, хранятся в доме у купца Менцеля. Потом приходит эта чертовка Алина (а это несомненно она, точно она), все забирает и передает аббату Лотреку, который сам боится теперь появляться у Менцеля. Аббат же пересылает добытый материал французскому резиденту в Варшаве барону Биньону.
Завтра на рассвете беру караульных и наношу визит аббату Лотреку.
Я попросил Станкевича узнать, в какое время экономка обычно выходит из дому. Он уже ответил мне, ссылаясь опять-таки на горничную, что происходит это около восьми часов утра.
Апреля 23 дня. Полдень
Полковники Розен и Ланг прибыли ко мне ровно к семи часам утра, как мы с ним и уславливались накануне. С ним были три караульных солдата, но они остались ждать внизу. Полковники же поднялись ко мне, мы с ними еще успели выпить чаю и закусить баранками.
Предварительно я заказал большую дорожную карету с занавешенными окошками – за кучера должен был быть один из караульных.
В половине восьмого утра мы все погрузились в карету, и где-то без десяти восемь я уже стоял перед особнячком аббата Лотрека. Ждать пришлось совсем не долго.
Минут через пять двери открылись, и выпорхнула Алина. Никаких сомнений не было. Конечно, это была она, пусть и закутанная в неизменный голубой платок, столь шедший к ее глазам.
Я подбежал к Алине, схватил ее за плечи и рывком швырнул ее в карету. Девушка не успела издать ни звука, только корзина вывалилась из ее нежнейших ручек и покатилась по тротуару.
Как только тело девушки плюхнулось на дно кареты, кучер-караульный яростно хлестнул плетью, и мы тут же рванули.
Доехали совершенно благополучно.
Допрашивал я Алину в своем кабинете и без свидетелей – Розен и караульные остались ждать за дверьми.
– Графиня Коссаковская, – сказал я. – Приближается война. Вам опасно оставаться в приграничной территории. Вы будете высланы из Вильны, и немедленно. Этого требуют соображения безопасности Российской империи. Во избежание очень крупных неприятностей для вас лично и для всего вашего семейства вы сейчас напишите бумагу, в коей уведомите ваших виленских друзей, что получили срочное задание и посему отбываете из этих мест, а что ваши обязанности здесь будет исполнять Степан Григорьевич Шлыков.
Уже через час Алина тряслась в карете, прикованная одной рукой к креслу. Напротив нее сидел офицер виленской полиции, приставленный к ней полковником Розеном.
Путь был не близкий. Я приказал отвезти графиню Коссаковскую в одну из центральных губерний, с глаз долой.
Тем временем я вызвал к себе поручика Шлыкова, одного из лучших моих сотрудников. Когда он явился, я сообщил о провале курьера виленских бонапартистов и вручил ему записку, которую мне удалось вырвать у прелестной Алины. И еще я сказал ему:
– Теперь курьером будете вы, любезнейший. А для меня будете делать копии со всех донесений, которые вам будут давать у Менцеля. И не забывайте, Шлыков, что отныне вы – сторонник Бонапарта. Я верю в вас, верю, что не подведете меня. А это вам на необходимые расходы.
