Стараясь унять волнение, уже догадавшись о том, откуда поступила визиограмма, Райков подходил к столу нарочито медленно. На его узком лице под широким разлетом бровей возбужденно блестели разбойничьи зеленоватые глаза.
Взяв карточку и разглядев на ней штемпель Совета, он медленно перевел дыхание и лишь затем прочитал все сообщение залпом: «К трем часам прошу прибыть для получения задания. Ридов».
После такого вызова его увольнение и в самом деле стало походить на шутку. Только сейчас он понял, почему в доме стояла настороженная тишина, почему Анна не вышла их встречать и откуда в доме запах его любимого пирога.
Предстоял трудный разговор с женой и еще более трудное прощание…
Но это позже, это потом. Пока еще можно сделать вид, что он ни о чем не догадывается, не знает причины вызова… Только надолго ли хватит его притворства? Он чувствовал, что с каждым отлетом в дальнюю экспедицию отчуждение между ним и Анной все глубже пускало свои ледяные корни.
– Садитесь, Райков.
Ридов опустил в прорезь пневмопочты очередной рулон документов, над которыми работал перед приходом Райкова, и внимательно осмотрел своего посетителя. Последний раз они виделись года два назад, когда Райков руководил спасательной экспедицией на Зенде. Тогда требовалось снять с планеты экипаж застрявшего там поисковика. Посадка из-за сложных местных условий исключалась. Была разработана сложная комплексная программа с участием трех кораблей и целой серии челночных автоматических зондов. Райков нарушил инструкции и, не используя зондов, все-таки сел на планету.
Ему удалось взлететь, хотя корабль стал похож после этого на смятую консервную банку. Людей тем не менее он спас. И это, как считало руководство поискового отдела, счастливая случайность, не более. Райкову здорово влетело. Он подал рапорт с протестом, и Ридову пришлось заниматься этим делом лично. Оно получило широкую огласку в прессе. Он и сейчас еще помнил крикливые заголовки статей того времени с риторическим вопросом: «Нужно ли судить победителей?»
С тех пор, по крайней мере внешне, Райков мало изменился. Разве что седина появилась да суше стал взгляд чуть нагловатых зеленых глаз.
– Я знаю, что вас снова уволили, но на этот раз не собираюсь вмешиваться. Причины мне известны, и я одобряю решение вашего начальства, полагаю, они терпели достаточно долго.
– В целом они, конечно, правы. Но там есть некоторые обстоятельства…
Райков обладал удивительным качеством – во время вот таких кабинетных встреч располагать к себе начальство и производить самое благоприятное впечатление. Но стоило ему оказаться вдали от этих кабинетов, стоило приступить к решению очередной сложной задачи, как он напрочь забывал обо всех инструкциях, о своих личных обещаниях и поступал совершенно дерзко, зачастую слишком рискованно. Пока что ему сказочно везло. Или, как в глубине души полагал сам Ридов, он умел учитывать те неуловимые нюансы ситуации, обладал той глубокой внутренней интуицией, которая одна только и может принести человеку удачу в непредсказуемых, сложных, постоянно меняющихся условиях. Не дослушав, он прервал излияния Райкова.
– Я уже сказал, что не собираюсь вмешиваться. В конце концов, взаимоотношения с руководством отдела – это ваше личное дело. Не сработались – ищите другое, более подходящее место. Собственно, я и вызвал вас, чтобы предложить руководство экспедицией, не имеющей никакого отношения к отделу поиска. Ее организует непосредственно Совет.
Райков уставился на Ридова чуть удивленными глазами, в которых уже прыгали бесовские огоньки.
– Я знаю всего две экспедиции, которые организовывал Совет, и все они решали задачи чрезвычайной важности.
– Вы правы. Эта будет третьей и, я думаю, не менее важной. Вы что-нибудь слышали о Мексиканском черном ящике?
– Легенды, слухи… Поскольку официальной информации не существовало и моих заданий это не касалось…
– Есть официальная информация. Но лет двести назад, когда открыли параллелепипед, почему-то посчитали целесообразным утаить ее от общественности. Наверное, чиновники, бравшие на себя смелость решать, что можно знать народу, а чего – нельзя, думали, что так жить спокойнее. Они имели в виду, разумеется, себя. Поскольку толком объяснить, что собой представляет параллелепипед, никто не смог, сочли возможным закрыть всю тему.
– Этого я не понимаю!
– Ну, понять можно… То, чего мы не знаем, вроде бы не существует. Во всяком случае, не может влиять на сегодняшнюю нашу жизнь. Правительство прошлого века не могло допустить существования рядом с собой загадочного объекта, который оказался не по зубам их науке, – это бросало тень на престиж. Само существование такого объекта ставило под сомнение не одну научную концепцию. Пожалуй, даже не только научную… Но прежде чем мы продолжим наш разговор, я хотел бы, чтобы вы изучили в спецхране всю существующую на сегодняшний день информацию о черном параллелепипеде. Теперь она непосредственно относится к вашему заданию.
– Вы хотите сказать, что она до сих пор закрыта?
– Ну, видите ли, для того чтобы ее подготовить к представлению широкой публике, нужно было проделать определенную и немалую работу. Желающих не нашлось. Нужды в ней особой до сегодняшнего дня не было. Так что, возможно, именно вам выпадет честь впервые представить общественности Мексиканский ящик.
– Благодарю за честь! Я всегда считал себя выдающимся архивным работником.
– А вы не спешите. Возможно, после знакомства со всеми материалами и выводами многочисленных комиссий ваша точка зрения несколько изменится.
В овальном зале спецхрана не было стеллажей с бумажными папками, и тем не менее, как и сотни лет назад, здесь пахло крысиным пометом.
Райков подумал, что причина запаха, скорее всего, в том, что суть этого учреждения за все века не изменилась.
Здесь хранилась информация, недоступная простым смертным. Наверное, те, кого сюда впускали, должны были испытывать известную гордость людей, облеченных особым доверием начальства. Райков гордости не испытывал. Его раздражала дурацкая трата времени. Какое отношение может иметь к дальнему космическому поиску история с найденной два века назад каменной глыбой?
Но приказ есть приказ. Он знал по опыту, что все распоряжения Ридова нужно выполнять в срок и добросовестно.
Только после того, как центральный компьютер спецхрана выдал на рабочий дисплей первые документы и фотографии, его скептицизм несколько поуменьшился. Перед ним разворачивалась захватывающая, прямо-таки детективная история двухвековой давности.
Скалу обнаружили совершенно случайно под толстым слоем наносов и оползней. Внимание специалистов сначала привлекла лишь ее правильная геометрическая фигура. Почти идеальный параллелепипед. Но первый же радиоизотопный анализ показал, что глыбе больше двух миллионов лет. В таком случае, если считать вероятным ее искусственное происхождение, к нашей земной истории объект вряд ли имел какое-нибудь отношение. Райков переключил изображение на дисплее и сразу же убедился в своей правоте.
Впрочем, одновременно с космической появилась гипотеза и земного происхождения глыбы. Логически вполне обоснованная. Сторонники космического происхождения объекта представили новые данные: котлован похож на метеоритный кратер…
Вряд ли здесь есть резон. Если эта штука свалилась из космоса, она могла сохраниться после удара об атмосферу только в том случае, если ее поверхность состоит из материала, не уступающего в прочности кристаллическому броневиту, но тогда она ушла бы в земную кору, как нож в масло.
Ни того ни другого не произошло. Есть еще один вариант: смягченная посадка. Именно это утверждает доктор Строгин: искусственный объект с заданными свойствами, нечто вроде кибернетического устройства.
Не слишком ли сложно для обломка скалы? Однако лет через пять только что открытый нейтринный анализ показал сложнейшую электронную структуру объекта: там оказалось нечто вроде гигантского кристалла компьютера с неизвестной программой, способного к накоплению энергии. Обнаружено наличие внутренних энергетических резервуаров на сверхпроводимость. Попытка расшифровать программу хоть бы в общих чертах успеха не имела. «Вещь в себе». Вот почему ее назвали «черным ящиком».
Лет на двадцать исследования заглохли. Объект законсервировали, закрыли на всякий случай энергетической защитой, установили круглосуточное наблюдение. За это время наблюдения никакой активации и никаких новых данных. В сороковых годах прошлого века все тот же Строгин, теперь уже академик, разработал теорию пространственного прокола: генератор-приемник, мгновенный переход объекта независимо от расстояния… Ну, с этим его подробно знакомили еще в школе пилотов. Ничего не вышло. Во всяком случае, практически. Энергии нужно было столько, что всего солнечного излучения за год не хватит на один переход.
