— Ищите место с красной глиной и известью. Этот тип недавно опять там бродил, — сказал он сотрудникам.
…Сергей и Саша Лобанов сотый раз обходили с лопатами участок.
— Вот негодяй, задал работу, — возмущался Сергей. — Ну, куда он их мог спрятать?
— Надо поставить себя на его место, — засмеялся Лобанов. — Такое, знаешь, приятное и теплое местечко.
Они медленно продвигались вдоль забора, изучая землю. Неожиданно взгляд Сергея упал на соседний участок. Его внимание привлекла свежевырытая яма и высокая куча вынутой из нее глины.
— Саша, а что там?
— Там? Чужой участок.
— Нет, что это за яма?
— Это надо хозяев спросить.
— А ты знаешь, это странно, — задумчиво произнес Сергей.
— Что странно? Что люди умеют ямы копать?
— Нет. Странно они ее копали. Ты подумай, — загораясь, говорил Сергей, не отрывая глаз от ямы. — Ведь когда копают такую большую яму, то землю из нее выбрасывают во все стороны. Так делали и тут, видишь следы? Но потом всю землю собрали в высокую кучу. Зачем?
— А ведь глина красная! — воскликнул Саша. — И кругом рассыпана известь! А в заборе дырка. Очень удобно, — и он решительно пролез на соседний участок.
Сергей последовал за ним. Десять минут энергичной работы лопатами, и первый шубинский чемодан, аккуратно обернутый в рогожу, был извлечен из-под земли. За ним последовали и другие вещи.
— Кладоискатели, — вытирая пот со лба, усмехнулся Лобанов. — Нашли-таки. Поздравляю, товарищ Коршунов. Ну, иди, докладывай. А я посторожу здесь.
В это время Гаранин в присутствии Зотова вел допрос хозяйки дачи. Это была немолодая, розовощекая женщина в роговых очках на остреньком носике, с седеющими волосами, небрежно собранными в небольшой, как луковица, пучок на затылке. Она куталась в старенький пестрый халат и, рассказывая, непрерывно курила.
Софья Григорьевна Ровинская была врач-терапевт. Муж ее, тоже врач, погиб на войне. Каждое лето на даче жила ее дочь с мужем и ребенком. Но сейчас они уехали к родным на Украину, и Ровинская впервые решила сдать первый этаж дачи. Сама она ночевала на даче редко — в поликлинике было очень много работы. Софья Григорьевна до позднего вечера обходила свой участок. Работала она здесь уже много лет. Ее знали чуть не в каждой семье и ждали ее слова, совета, порой наивно полагая, что, исцеляя недуги телесные, врач может дать средство преодолеть и все другие невзгоды. Как часто после этого приходилось Софье Григорьевне отправлять письма то в собес, то в ЦК профсоюза, то в местком фабрики с жалобой, с гневным протестом против бездушия и волокиты. И, может быть, подпись в конце этих писем — «лечащий врач такая-то» — действительно ускоряла принятие мер.
Да, жильцы ей попались плохие. Собственно, сдавала она дачу только одной Зое Ложкиной. Но потом к ней приехал брат. С той поры начались внизу пьяные крики и песни, начали появляться разные люди.
— Кто же у них бывал, кого запомнили, Софья Григорьевна? — спросил Костя, терпеливо и уважительно выслушав ее сбивчивый и, может быть, излишне подробный рассказ.
— Вы знаете, разные люди бывали. Вот совсем недавно, например, мальчик один меня очень обеспокоил, — нахмурилась Ровинская. — Ему лет шестнадцать. Сначала он как будто стеснялся или робел. Но потом сел с ними в карты играть, водку пил. Конечно, проиграл. Я слышала, как они стали деньги с него требовать, а их, конечно, не было. И все отвратительно ругали его, грозили. Потом кто-то за него заступился. А родители-то и не подозревают, где их сынок время проводит.
— Как же его зовут? С кем он приехал, когда?
— Зовут его, кажется, Игорь. Приехал он в прошлое воскресенье со стариком одним. Он, помнится, и заступился за него.
— А не скажете ли, каков из себя этот Игорь?
— Такой, знаете, типичный астеник — высокий, узкогрудый, с тонкими руками. Блондин. А характер, видно, вспыльчивый, безусловно с повышенной нервной возбудимостью.
— Значит, этот парнишка был, старик. А еще кто?
— Еще? Другой парень, постарше. Они его, кажется, Титом звали. Отвратительный субъект. Знаете, я заметила у него некоторые дегенеративные признаки.
— Какие же? — заинтересовался Зотов.
— Например, уменьшенная нижняя челюсть, узкий лоб. Между прочим, у него значительная диастема.
— Это интересно, — кивнул головой Зотов. — А не скажете ли, каков из себя тот старик, как его они называли?
— Не видела я этого старика. Но слушаются они его. Помню, этот самый Ложкин ему жаловался, — я как раз в кухне возилась и слышала, — что кто-то ему мешает дело на Песчаной закончить и он, мол, не знает, кто именно. Я уж тогда подумала: не спекулянты ли? А этот старик ему и говорит таким, знаете, елейным голосом: «Ничего, уважаемый, иди и делай, как я тебе сказал. Все будет в порядке». Очень хорошо я запомнила это глупое «уважаемый». А-а, позвольте, — оживилась она. — Вспомнила. Ложкин его, в свою очередь, папашей величал.
— Папашей? — невольно вырвалось у Кости, и он посмотрел на Зотова.
Тот, однако, продолжал невозмутимо курить, и Костя, спохватившись, быстро добавил:
— В самом деле глупо. Ну, а кто же там еще был?
— Право, больше не помню, — задумчиво ответила Ровинская.
— У вас есть вопросы, товарищ майор? — обратился Костя к Зотову.
— Только два. И мы вас больше не будем задерживать, Софья Григорьевна.
— Да нет, что вы? Спрашивайте сколько угодно. Дело, я вижу, серьезное.
— Очень, — кивнул головой Зотов. — Так вот. Позавчера они привезли сюда на машине вещи. Вы не заметили, куда они их спрятали?
— Нет, знаете, не видела, — с сожалением покачала головой Ровинская и, подумав, добавила: — Ровным счетом ничего не видела.
— Жаль. И второй вопрос. Вы не слышали, где этот мальчик Игорь живет, хотя бы в каком районе?
Ровинская не спеша загасила окурок, потом вытащила новую папиросу и стала разминать ее пальцами.
— Где он живет? — медленно проговорила она. — К сожалению, никто из них об этом не говорил. А я, скажу честно, прислушивалась. Меня судьба этого мальчика так встревожила, что я даже собиралась сообщить родителям или в школу.
— Откуда вы знаете, что он в школе учится? Может быть, он работает.
— Нет. У них о школе какой-то разговор был.
— Какой же?
— Сейчас вспомню… Ага. Этот Игорь говорил, что ему в тот день в школу обязательно надо. Драмкружок, кажется, собирается, а он староста. Все начали насмехаться над ним: тоже артист нашелся. А этот старик опять заступился и сказал, что это хорошо, надо, мол, чтобы его в школе уважали. Понимаете? Негодяй старый! — вся вспыхнула Софья Григорьевна. — Этого птенца лицемерить учит. Стал даже торопить его, советовал, как с вокзала до школы добраться.
— Вот-вот, — подхватил Зотов. — Это интересно. Как же?
— На метро, говорит, по кольцу гораздо ближе. А там, мол, добежишь.
— И это все?
— К сожалению, все.
— Маловато, — искренне вздохнул Зотов. — Простите еще раз, что потревожили. Что поделаешь, — он с улыбкой развел руками, — дело наше такое беспокойное.
— Понимаю, — кивнула головой Ровинская и огорченным тоном добавила: — Мальчишку бы этого найти. Ведь в вашем деле профилактика так же важна, как в нашем.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился перепачканный, возбужденный Сергей.
…Спустя час первая машина с арестованным ушла в Москву, вскоре за ней — вторая, а потом — и пришедшая ночью по вызову Зотова третья. На даче осталась засада: ждали Тита.
В машинах, где были арестованные, все ехали молча. Разговаривать даже сотрудникам между собой не разрешалось.
Зато в третьей машине операция обсуждалась очень оживленно и, несмотря на бессонную ночь, там всю дорогу спорили и смеялись.
— Да, Иван Васильевич, — вспомнил вдруг Костя, — хотел вас спросить. Что такое… опять забыл это слово. Ну, Ровинская еще про Тита сказала, насчет его зубов.
— Диастема? — усмехнулся Зотов.
— Вот, вот.
— Это, Гаранин, значит большие промежутки между зубами. Очень важная примета. Кстати, товарищи. Вам обязательно надо знать ряд медицинских признаков и терминов.
— О господи, — комично вздохнул Лобанов. — Ну, нельзя же объять необъятное, как сказал один умный человек. Вот я, например, помню интересный случай, когда…
— А ты знаешь, — смеясь, перебил его Сергей, — что еще сказал тот же человек?
— А что? — насторожился Саша, чувствуя подвох.
— Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану.
Все громко расхохотались.
— Это удивительно, сколько Лобанов знает примеров из нашей практики, — насмешливо сказал Костя. — На все случаи жизни.
— На твоем месте, Саша, я бы давно написал книгу воспоминаний, — шутливо заметил Сергей.
— Так сказать, «Былое и думы», — тем же тоном вставил Костя.
