не предусмотришь. Ты свой участок до последнего деревца и камушка знаешь, да и по должности сам бог велел тебе командовать всем этим парадом... Нет, я пойду с резервом на прочесывание.
И пошел. Сел в головной вездеход и повел колонну машин по рокадной дороге на левый фланг участка. Несмотря на свое солидное название, дорога была, мягко говоря, неважная: с позапрошлого года пограничники перестали пользоваться ею — проложили вдоль контрольно-следовой полосы новую. А за этой не приглядывали, и теперь проехать здесь можно было только лошадкой да на вездеходе или танке, к тому же на самой малой скорости.
Поликарпов надеялся привести свое внушительное войско к намеченному рубежу через двадцать — двадцать пять минут пути. Но за полчаса сумели одолеть чуть побольше двух третей этой исковерканной ухабами дороги. Поликарпов приказал остановиться и дать радиосвязь с комендатурой — в районе Долгого болота над макушками елей взметнулись сигнальные ракеты «Задержан нарушитель».
— Девяносто третий? — обрадовался комендант, услышав Поликарпова. — Сигнал видел? Только что доложили: задержан один из беглецов — Куковцев. На болоте взяли, из трясины вытянули, — и закончил озабоченно: — Остальные скрылись, след собака не берет. Понимаешь? Теперь за тобой дело. Развертывайся там, где мы наметили. А сейчас ты где?
Поликарпов взглянул на карту, назвал квадрат. Голос у Виктора Петровича был хмурый.
— Не надо расстраиваться — хорошо идете, — подбодрил комендант. — Я думал, меньше половины прошли... Ну, желаю успеха, Петрович...
Увидели взметнувшиеся над болотом ракеты и Восьмериков с Белугиным.
Прошло около часа, как они выскочили из болота. За это время ни разу не остановились, чтобы перевести дух, оглядеться. Нетерпение и страх подгоняли и прибавляли силы. Беглецы слышали над головой беспрерывный треск моторов вертолета, то приближающийся, то удаляющийся, и понимали: стальная стрекоза «утюжит» сверху, прочесывает сопки. А потому опасались проскакивать напрямик даже маленькие полянки и прогалины.
И вот наконец Белугин остановился. Шумно и часто дыша, то ли от волнения, то ли от скорой ходьбы, сказал, улыбаясь счастливо:
— А те сопки уже за границей, и дома возле них — тоже за границей.
Немигающими глазами уставился на заграничные сопки и дома Восьмериков:
— Даже не верится, братуха. Точненько привел, Серега! Как в аптеке.
Тайгой и болотами, звериными тропами, продираясь через буреломы, прошли они не одну сотню километров. Теперь оставалось одолеть меньше двух.
— Одолеем! Как на крыльях пролетим! — Восьмериков тряхнул бородкой, уже изрядно отросшей, подвигал плечами, будто и в самом деле почувствовал за ними те самые крылья. — Нам с тобой опасно и вредно стоять на месте. Веди дальше, Серега! Веди, Сусанин... — И осекся, и метнулся в сторону звериным прыжком, втиснулся между замшелыми валунами.
По склону сопки подымалась цепочка солдат...
— Плохо идут твои воины. Как дачники на прогулке, — сказал майор Поликарпов командиру резервного подразделения, бравому черноусому лейтенанту.
— Так они ж зеленые еще. Первый раз в деле. Какой с них спрос? — Но все-таки скомандовал: — Передать по цепочке: соблюдать дистанцию и не отвлекаться!
Майор Поликарпов и лейтенант шли рядом, чуть сзади цепочки автоматчиков, оцепивших полукилометровый скат сопки. Хотя эти будущие пограничники выполняли не учебную, а настоящую боевую задачу и на этот раз им предстояло иметь дело с реальным, а не условным противником, но не было у любого, отдельно взятого солдата этой цепочки той напряженной сосредоточенности, той суровой отрешенности от всего, что не имело отношения к выполняемой боевой задаче, без которых воинское подразделение было просто группой, а не боевой единицей... Вот один из солдат наклонился, сорвал гроздь брусники и стал жевать на ходу; вот другой наклонился, а потом потряс над головой белым грибом-красавцем; третий увидел на вершине старой сосны то ли белку, то ли птаху какую — задрал голову вверх и шел, глядя не вперед и не на свое развернувшееся в цепь отделение, а на вершину этой сосны...
Все это заметил Поликарпов в видимой ему части цепочки. Высказался по этому поводу вслух. Усатый лейтенант пожал плечами и повторил:
— Так они ж зеленые еще.
Цепь медленно приближалась к вершине. Солдаты, не задерживаясь, обошли, обтекли нагромождение замшелых валунов.
— Память плохая у твоих орлов, товарищ лейтенант, — поморщился Поликарпов. — Кому говорилось на инструктаже: по ходу движения тщательно осматривать каждое укрытие?
Лейтенант нахмурился, но ничего на это ответить не успел: с вершины сопки раздался преувеличенно грозный торжествующий возглас:
— А ну, сдавайся! Руки вверх!
Лейтенант с улыбочкой крутнул черный ус:
— А теперь что скажете о моих орлах, товарищ майор?
Поликарпов отмахнулся и направился осматривать замшелые валуны. Вдруг резко остановился, выдернул из кобуры пистолет и скомандовал — спокойно, холодно:
— Встать. Руки вверх.
Из-за камней медленно поднялся высокий бородатый мужчина в изодранной в клочья одежде, медленно поднял руки, медленно и затравленно повел по сторонам округлившимися кровяными глазами.
— Быстро, быстро! — прикрикнул Поликарпов, показывая пистолетом, куда двигаться.
Бородач, с трудом отрывая от земли вдруг отяжелевшие ноги, прохрипел:
— Не торопи, начальник, не торопи... Мне теперь некуда торопиться...
Только что упрекал Поликарпов усатого лейтенанта в беспечности его солдат. А сам? Опытный ведь пограничник, не с первым нарушителем государственной границы имел дело, но тут, видать, посчитал, что и у преступника должно же быть что-то похожее на чувство здравого смысла: дело проиграно, и надо с честью признать свое поражение.
Но Восьмериков не собирался признавать своего поражения — уж очень близко была она, долгожданная заграница, а на пути стоял только этот вот чернявый сухонький майор-пограничник, — автоматчики подались на вершину сопки, двое солдат с усатым лейтенантом остановились метрах в двадцати... Есть еще шанс. Единственный...
Упругим рысьим прыжком Восьмериков неожиданно метнулся к Поликарпову, выбил пистолет из его руки и одновременно успел выдернуть откуда-то из-под лохмотьев свой нож. Без замаха, коротко, расчетливо не ударил, а ткнул ножом и, не оглядываясь, огромными скачками полетел вниз, по каменистому склону сопки.
Лейтенант и двое солдат, находившихся невдалеке, бросились к Поликарпову на выручку. Но было уже поздно. Лейтенант успел лишь подхватить под мышки медленно оседавшего раненого майора. Поликарпов зажал свою рану руками. А между белых-белых пальцев сочилась кровь, обильная,
