жадным пальцам и стонала, раскрываясь для меня с новой, еще ей самой неизведанной, стороны.
Утренний стояк я ощущаю в тот момент, когда приподнимаю корпус на кровати. Перед пробежкой, принимая холодный душ, я обязательно удовлетворю себя, а пока мне ничего не остается, как одеться и молча уйти, оставив ангелочка наедине со своими мыслями. Уверен, ей есть, о чем подумать и что рассказать подружке из «Гвоздя».
Вика лишила меня возможности проснуться в ее объятиях, и за это я ей благодарен.
4.1
Первая песня: Вика
Птицу можно поймать. Но можно ли сделать так, чтобы клеткабыла ей приятнее вольного воздуха?
Готхольд Эфраим Лессинг
Я забралась под одеяло и закрылась с головой. Я в домике.
Теплом.
Уютном.
И никто не вытащит меня отсюда.
В памяти всплывают обрывки вчерашнего происшествия: напор идеального мужчины и мои томительные стоны. Герман показал мне мир наслаждения, порока, страсти, когда отключается сознание и проваливаешься в сон наяву.
Это даже не секс. И близко не стояло. Боюсь представить, что будет дальше с моим телом, когда опытные движения Амурского лишат меня девственности.
И если раньше я тряслась от одной мысли о близости с мужчиной, то теперь я безумно хотела испытать полный комплекс удовольствия. И самое удивительное, я хотела почувствовать все это именно с ним. Его губы. Его тело. Его член. Он, как мантра, как сокровенное и нерушимое.
Звонок телефона вырывает меня из взрослых мыслей и заставляет вновь выбраться из постели.
— Вика, хозяйка «Гвоздя» говорит, что если ты не явишься сегодня на смену, то тебя уволят, — сообщает мне Вера, даже не поздоровавшись.
— Ох, Вера, — я тяжело вздыхаю в трубку, заворачиваю тело в халат. Кажется, что ткань тоже помнит прикосновения Германа. — Я все еще у Амурского, но он…
— Хватит мне пиздить, Вика! Не знаю, что происходит в твоей голове, раз ты придумала такую сказку о миллиардере с обложки, но тебе явно стоит посетить психиатра. Ты больная! — Вера не искала слов помягче. Такая она во всем — резкая и импульсивная.
— Но я не вру, — шепчу в ответ неуверенно и слишком тихо, чтоб подруга это услышала.
— Если отец снова избил тебя, и ты стесняешься своих синяков и ссадин, то просто скажи об этом, ненужно изворачиваться и лгать.
Именно после этого болезненного словесного укола во мне вскипела гордость и дикое желание доказать ей, что я ничуть не солгала.
— Я приеду на смену, не переживай! — огрызаюсь на дерзкие насмешки подружки и сбрасываю звонок. Нужно найти Германа и добиться сегодняшнего моего отъезда в «Гвоздь». Я должна доказать Вере, что не вру, и даже не приукрашиваю.
Уверенно вырвалась из своей уютной комнаты и спустилась на первый этаж. Фаина Ивановна непринужденно болтала с охранником, и я решила расспросить у нее, где комната миллиардера.
— Виктория Юрьевна, вы уже проснулись! — увидев меня, женщина развела руками и заулыбалась. — Я прикажу повару подать завтрак в вашу спальню.
В одно мгновение мне становится некомфортно от осознания, что я щеголяю в откровенном халатике поверх сексуального белья в чужом доме, будто уже обосновалась здесь и стала полноправной хозяйкой.
— Не нужно завтрак в спальню. Где я могу найти Германа Александровича? — как будто сказала что-то не так. Улыбка пропадает с лица Фаины Ивановны и сменяется напряженным молчанием.
— Он в своем кабинете, — охранник мне подмигивает и показывает на знакомую дверь. Внутри все сжимается, и я краснею. Боже, сейчас они догадаются, что вчера было за закрытой дверью.
Спешу скрыться от пристальных глаз, врываюсь к Амурскому без стука. Он стоит перед столом вполоборота ко мне и говорит по телефону. Замираю.
— Я все вчера тебе объяснил, — говорит в трубку, но тяжелый взгляд направлен на меня. Я ежусь и показываю на дверь, молча спрашиваю «мне уйти?» Герман отрицательно качает головой, и я продолжаю стоять.
— Нет, я не нашел кого-то получше. Просто это финал. — Четкий бархатный голос с нотками раздражения заставляет меня задрожать. Лучше бы мужчина выгнал меня. Не хочу подслушивать, стараюсь отвлечься.
— Я не приеду трахаться с тобой вечером, Оксана, — Герман опускает голову и сжимает свободную руку в кулак. Я наблюдаю, как белеют его костяшки. Я зашла не вовремя.
Он порвал с телеведущей? Это уже интересно! Прислушиваюсь к истеричному голосу из мобильника, но слышу только всхлипы.
— Ты взрослая девочка, найдешь к кому присосаться и качать бабки, а меня оставь в покое, — телефон шумно летит на стол и отключается. Я чувствую, как парализовало мое тело под грубым взглядом Амурского.
— Что вы хотели? — он, наконец, обращается ко мне. Набравшись смелости, я выдохнула горячий воздух и сделала несколько шагов вглубь кабинета. Замерла на том месте, где вчера сильные пальцы мужчины довели мое тело до оргазма.
— Мне сегодня нужно выйти на работу, иначе меня уволят, — признаюсь я. На лице Германа удивление и непонимание.
— Виктория Юрьевна, вы боитесь, что я не потяну ваших потребностей? — голос робота без примеси человеческих эмоций заставляет сердце подпрыгнуть в самое горло.
— Я просто не хочу зависеть от вас, — шепчу еле слышно, боясь оступиться, сделать лишнее движение, сказать что-то не так.
— А я хочу, чтобы вы от меня зависели, — будто ударом по голове.
— Зачем?
— Потому что я так привык, Виктория.
Я прикусываю губу, ищу железные оправдания и причины, благодаря которым миллиардер выпустит меня из клетки и позволит глубоко вдохнуть прокуренный воздух знакомого до тошноты «Гвоздя».
— Я просто хочу, чтобы Вера увидела меня в брендовых вещах и охренела от зависти! — выпаливаю, как из пулемета.
«Ничего лучше не придумала, идиотка? Сейчас он решит, что тебе нравятся его подачки» — шипит внутренний голос, заставляя покраснеть.
Уголки губ миллиардера дрожат, будто он сдерживает смех.
— Значит, для того, чтобы Вера обоссалась кипятком от зависти, помимо брендовой одежды рядом должен быть один недостающий элемент, — коварный прищур его глаз заставляет меня улыбнуться, Герман подходит ко мне почти вплотную. — Я поеду с вами и сыграю вашего любовника.
Его слова звенят в голове гулким эхом. Играть моего любовника он будет не долго. Я же не дурочка. Я вижу, как он на меня смотрит и как сильно хочет. Странно, что не оттрахал меня вчера до помутнения рассудка.
— Тогда Вера точно взорвется, — лепечу одними губами, но не скрывая своего восторга.
— Во сколько выезжаем? — Герман все также хитро смотрит мне в глаза, не отрываясь и не
