понимаю теперь, мог ли бы я выкарабкаться из сору и грязи без помощи Вашей… Я не стыжусь признаться, что всем обязан Вам» (XIV-1: 36; письмо Некрасова к Кони от 16 августа 1841 г. из Ярославля).
Последующий пересмотр Некрасовым своих отношений и отсутствие свидетельств об Ф. А. Кони в его дошедших до нас автобиографических записях, оставшихся неоконченными, не отменяет признания, сделанного в 1841 г.
То, что сам Кони сознавал свою роль воспитателя по отношению к Некрасову, ясно уже из биографии незаурядного преподавателя, многократно награждаемого «за отлично усердную службу»[175], и прочитывается из процитированных воспоминаний его сына.
Согласно «Летописи», во второй половине декабря 1839 г. (?) Г. Ф. Бенецкий по просьбе Ф. А. Кони знакомит его с Некрасовым, и Кони привлекает Некрасова к работе в качестве корректора в «Пантеоне» (Летопись I: 51–52).
Датировка опирается на процитированную статью В. П. Горленко, который пишет со слов Кони: «В числе товарищей Бенецкого по Дворянскому полку был Ф. А. Кони, также преподаватель, и в то время уже издатель “Пантеона”. Услышав от Бенецкого отзывы о Некрасове как о юноше, очень даровитом и начинающем поэте, он просил Бенецкого познакомить его с ним, что тот и исполнил»[176]. Второй источник датировки – воспоминания Н. А. Белоголового о М. Т. Лорис-Меликове[177], третий – статья Б. Л. Бессонова «Некрасов и Г. Ф. Бенецкий (предание и факты)»[178], в которой проанализированы смысловые и хронологические смещения событий в биографических и автобиографических источниках.
Уточним, что знакомство (хотя бы самое поверхностное) могло быть возобновлено; возможно, состоялось оно раньше, судя по дневниковой записи Полевого от 6 декабря 1838 г., дня его именин: «Посетители – Ободовский, Кони, Песоцкий, Романович, Кологривые, Болотов, Бурхардт, Д. И. Успенский, Сушков, Некрасов» (Полевой Дн: 673). Визитеры могли прийти в разное время, а могли застать друг друга. Возможно, что встрече предшествовало заочное знакомство: в 1839 г. Ф. А. Кони перешел от Ф. В. Булгарина к А. А. Краевскому в «Литературные прибавления к “Русскому инвалиду”»[179], и именно в них в марте, апреле и июле печатаются стихи Некрасова. Сборник Некрасова был передан в Санкт-Петербургский цензурный комитет в июне (I: 641). Рекомендация Бенецкого и интерес Кони к начинающему поэту в связи с этим событием легко объяснимы.
К такому предположению о времени сближения Некрасова и Кони косвенно подводят фрагмент романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», в котором герой повествует об издании сборника своих стихотворений:
«Одною из первых глупостей <…> было издание моих стихотворений <…> к этому необдуманному поступку <…> подвигло меня не столько собственное самоослепление, которое, впрочем, было довольно сильно (в ту счастливую эпоху моей жизни я почитал себя поэтом), сколько похвалы приятелей, в особенности издателя газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа» (VIII: 154).
§ 3. Оценка Некрасова-поэта
Приведенная цитата из автобиографического романа, помимо указания на время сближения с Ф. А. Кони, содержит свидетельство об устной оценке, которую Кони дал его стихам. Между тем, Кони не опубликовал своего отзыва о сборнике.
Поскольку речь идет о художественном произведении, необходимо учитывать возможные несоответствия свидетельств автора реальным фактам, вплоть до вымысла. Правомерно предполагать, что Некрасов сдвигает временные рамки, преуменьшает собственное желание самоутвердиться и гиперболизирует степень похвал своих знакомых. Возможно, он преувеличивает и степень «приятельства» более опытных литераторов, принявших в нем участие. Логично предполагать, что в «приятеле», одобряющем выпуск поэтического сборника, отразились черты Г. Ф. Бенецкого (одного ли его, вместе ли с Ф. А. Кони).
Но, даже предполагая желание Некрасова отмежеваться от прежних литературных связей и выстроить «исправленную» версию автобиографии, укажем, что мы не располагаем фактами, опровергающими возможность одобрительной оценки Кони по отношению к молодому поэту. Она могла не найти отражения в критических статьях, но высказываться устно. В этом случае речь идет именно об оценке дебютанта, о поощрении начинающего и нуждающегося в образовании и развитии очень молодого человека.
Эта возможность подтверждается и другим фактом. 19 февраля 1840 г. Кони пишет П. А. Корсакову, редактору нового журнала «Маяк современного просвещения и образованности», об издании которого сообщалось в прессе (Летопись I: 49–50):
«Пантеон русского и всех европейских театров рекомендует почтеннейшему и добрейшему Петру Александровичу молодого, талантливого поэта Николая Алексеевича Некрасова, который также не откажется участвовать в прекрасном “Маяке” Вашем, просит покорнейше принять благосклонно экземпляр изданных им стихотворений» (ЛН. 51–52: 320; курсив мой. – М.Д.)
Вполне возможно, что похвальный отзыв о дебютанте обусловлен жанром письма. М. С. Макеев, анализируя этот период творческой биографии Некрасова, делает выводы: что статья Межевича не противоречила мнению Кони о сборнике Некрасова и что Кони «быстро <…> теряет веру в его литературные способности», а не дошедшее до нас письменное высказывание Кони о недостатке таланта в Некрасове «было частным случаем общего представления редактора о бесперспективности его как литератора»[180].
Однако представляется более правдоподобным, что весной 1840 г. Кони не разочаровался в авторе поэтического сборника, а скорей видел в нем еще не сформировавшегося молодого литератора с возможно богатым потенциалом и – возможно – не поэта. В таком случае понятно, почему Кони заботился о постоянной литературной работе для Некрасова и предлагал ему пробовать себя в прозе, драматургии и критике. То, что поэтический дар в дебютанте в эти годы он не исключает, подтверждается печатной похвалой его куплетов в водевиле «Феоклист Онуфрич Боб»[181].
Следующий после письма к Корсакову печатный отзыв Кони о поэтическом выступлении Некрасова содержит иронию по поводу его поспешной публикации, когда «Баба-Яга Костяная нога. Русская народная сказка в восьми главах, СПб. 1841 г.» вышла отдельным изданием. Кони в рецензии указывает на некоторые ее достоинства:
«Сказка довольно занимательна и в ней есть почти везде смысл; (большая редкость) есть несколько не дурных стихов и множество неправильных, жестких, что, может быть, произошло от поспешности автора одеться в печать и обертку. Как бы то ни было, мы думаем, что и для этой сказочки много на Руси найдется читателей, которые оценят ее, поймут и раскупят»[182].
Упрек Некрасову в «поспешности одеться в печать и обертку» и легкая ирония по поводу возможного коммерческого успеха могла иметь под собой недовольство чрезмерным упованием на материальную самостоятельность в молодом человеке, имеющем слишком малый профессиональный опыт и недостаточное образование.
Малое количество печатных отзывов Кони о Некрасове в 1840–1841 гг. лишь отчасти может быть объяснено журналистской этикой по отношению к своему сотруднику[183]. Некрасов не был «официальным» постоянным сотрудником, что порождало напряжение в его
