Чернявый мальчик побежал боком к «ветру», потом, не останавливаясь, повернул, оказавшись спиной к «ветру». При этом он резким взмахом сменил руку, изображая парус, перекинувшийся с борта на борт.
— Так, — сказал Николай. — А если сильный ветер и рулевой зазевается, вместо поворота фордевинд что получится?
— Поворот оверкиль, — сказал Алька. — Вот так… — Он стал на руки и ловко перекувырнулся.
Мальчики засмеялись и тоже принялись кувыркаться.
— Ну, хватит, — смеясь, сказал Николай. — Молодцы, ребята! Усвоили. Будете яхтсменами.
Он быстро пошел по переулку. Под акацией, несмотря на ранний час, уже сидели со своими нардами два старика в бараньих шапках. Они бормотали, как заклинание, древние слова счета выпавших очков: пянджуча́р, дубара́, шеш-и-беш, и со стуком передвигали шашки.
А ветра все не было. Между тем на сегодня были назначены классные гонки для швертботов «М-20», яхт «звездного» класса и яхт класса «Л-4»[2].
Николай ступил на бон яхт-клуба. Он не увидел обычного предгоночного оживления. Правда, команды легких «эмок» и «звездников» возились на яхтах, причаленных к бону. Они еще надеялись: для них достаточно даже маленького ветерка.
Новички твердили «семь заповедей гонщика», каждая из которых начинается словами: «Если не уверен в своем праве — уступай». Уступай, будучи обгоняющим и будучи наветренным, уступай, идя левым галсом, уступай, уступай… Ты можешь прийти к вожделенному финишу первым, но штрафные очки по «протестам» отбросят тебя назад. Мало быть хорошим мореходом на хорошо настроенной яхте — надо тонко знать правила парусных соревнований и комментарии к ним, которые по своей сложности не уступают комментариям к священному писанию.
Экипажи яхт класса «Л-4» отчаялись дождаться ветра, подходящего для их крупных судов. Собравшись в кают-компании яхт-клуба у телевизора, они с увлечением смотрели утреннюю передачу «для самых маленьких».
А вот и Юра. Он сидел на краю бона в одних плавках, обхватив длинными руками колени, и унылым ямщицким голосом напевал «Бродягу».
Николай подошел к нему, сел рядом и с полуслова включился в «Бродягу». Они пели, пока боцман Мехти не высунулся из шкиперской и не крикнул им свирепо:
— Где находишься? Тебе здесь опера или яхт-клуб?
— Зря ты отдал Вове акваланг, — сказал Юра немного погодя. — Понырять бы сейчас.
— Если гонки отменят, поедем ко мне. Попробуем изменить шаг спирали. Слышь, Юрка?
— Слышу, но не поеду.
— Почему? — Николай посмотрел на друга. — Ах, ну да, Валечка. Понятно.
— Валечка ни при чем.
— Так какого же дьявола…
— Ничего у нас не получится, Колька. Поверхность вещества — дело темное. Если мировые ученые не знают, как с ней обращаться, то где уж нам…
— Не хочешь — не надо. Обойдусь без тебя.
— Не обойдешься. Я хоть в электронике кое-что смыслю, а ты — слабачок.
— Все равно не брошу, — упрямо сказал Николай. — Должно быть поле, в котором натяжение поверхности усилится.
— Поле! — насмешливо подхватил Юра. — «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?»
Подошел Привалов.
— Доброе утро, мальчики, — сказал он. — Зря я, кажется, приехал. Не отменены гонки?
— Пока нет, — ответил Юра. — Ждем. Садитесь, Борис Иванович.
Они сидели втроем, свесив ноги с бона, и солнце жарило их спины, и ветра все не было и не было.
— Борис Иванович, — сказал Николай решительным баском, — помните разговор о поверхностном натяжении?
— Ну? — Привалов поблестел на него стеклами очков.
— Так вот… — И Николай коротко рассказал про опыт с водой и проволокой, и про спираль, и про поле, которое должно же существовать…
Привалов выслушал все это, щурясь и морщась, а потом сказал:
— Кустарщина… Без солидной подготовки за такие дела не берутся. Есть книга — «Физика и химия поверхности». Автор — Адам. Могу дать почитать, если хотите… А вообще, — добавил он, помолчав, — у нас своих забот хватает. На очереди огромная работа: Транскаспийский нефтепровод.
— Уже который год говорят о Транскаспийском! — сказал Юра. — Мы уж и верить перестали.
— Напрасно… Вчера не успел спросить вас, Коля: были вы у Опрятина в институте?
— Был. А мог бы и не ходить: у них подготовлена информация насчет повышения уровня моря. Для всех заинтересованных организаций. На днях и мы получим.
— Что видели там интересного?
— Ничего особенного. По-моему, они собирают крупную электростатическую установку.
— Вон как! Электростатика… — Привалов задумался.
— Давно пройденный этап, — заметил Юра. — Дофарадеевские дела.
— Слишком категорично, — сказал Привалов. — Оно конечно, после Фарадея наука отвернулась от электростатики и прочно занялась электромагнетизмом. Но вот теперь снова вспомнили об электростатике, и оказалось, что старушка еще может сослужить службу. Диалектическая спираль развития…
Миллионы лет пролежали под землей куски янтаря — окаменелой смолы хвойных деревьев третичного периода, — прежде чем, пройдя долгий и сложный путь межплеменного обмена, попали с хмурых балтийских берегов в солнечную Элладу.
Древние греки очень ценили глубокую прозрачность и теплый желтоватый цвет электрона — так назвали они янтарь. От этого слова они произвели красивое женское имя «Электра», то есть «Янтарная», — имя, прославленное в античных трагедиях. Но не только красотой и прозрачностью привлекал янтарь внимание греков. Один из семи мудрецов
