– Пусть он достанется дьяволам!
Девочка тоже рассмеялась. Ее печаль рассеялась столь же быстро, как налетела, к тому же она догадалась, почему смеется отец. На какой-то миг рассыпавшийся плот напомнил дом Акурибы, который обрушился сразу после того, как хозяин закончил его постройку. Акуриба был их соседом по поселку и делал все не так, как надо, а его обвалившийся дом уже долгое время служил мишенью для насмешек. Урубелава сказал, покатываясь от хохота:
– Дом Акурибы помнишь?
Это было одно из веселых происшествий, о которых никогда не забывали.
* * *
Когда следы исчезли на каменистой почве, Урубелава пометил последний из отпечатков, воткнув в него длинную палку, которую мог увидеть издалека. Потом он описал вокруг палки круг, внимательно разглядывая землю; ничего не обнаружив, он проделал еще один круг, большего радиуса. С третьей попытки индеец заметил в одном месте примятую траву и сломанную веточку, а немного поодаль увидел на коре дерева свежие царапины от когтей.
Урубелава воткнул в отпечатки на земле еще несколько веток, посмотрел на получившуюся линию и уверенно зашагал вдоль берега, не оглядываясь. Он знал, что дочь следует по пятам. Скоро он сбился со следа, но наткнулся на развороченный муравейник, кишащий белыми муравьями; возле муравейника на берегу виднелся сплошь облепленный муравьями рыбий остов.
Индеец приник к траве, внимательно рассматривая ее, потом сказал:
– Она лежала здесь на берегу. Она поймала корбину, съела ее и пошла туда, к белой воде возле скал. – Тут он заметил следы тапира, возле которых разглядел знакомые отпечатки лап ягуара. – Нет, – уверенно произнес он, – она не пошла к скалам. Она пыталась поймать тапира, но даже такой медлительный зверь скрылся от нее. Без еды она скоро погибнет. Животное, как и человек, не проживет без пищи; если она погибнет, ее растерзают грифы – и от шкуры ничего не останется. Мы должны торопиться…
Урубелава двигался уже быстрее, почти бегом, посматривая вверх на алых ибисов, круживших высоко в голубом небе.
Достигнув гранитного выступа на краю водопада, он присел на корточки и внимательно осмотрелся. Потом встал и, вытянув шею, посмотрел на противоположный берег.
– Вот где она пересекла реку, – указал он на цепочку камней, тянувшихся вдоль края водопада.
– Зачем животному понадобилось перебираться через реку? – изумилась Марика. – Ведь один берег ничем не отличается от другого.
Урубелава взглянул на дочь и рассмеялся:
– Ты глупая женщина. Животное спешит домой, в горы по другую сторону реки. Оно не знает, что умрет, прежде чем их достигнет. Оно не знает, что придет Урубелава со своими стрелами и убьет его. Одной стрелой, говорю тебе. – Ткнув себя в шею коротким мясистым пальцем, он добавил: – Вот сюда, в шею, попадет моя стрела. Шкура не будет испорчена.
Они стояли бок о бок и смотрели на заводь далеко внизу, куда низвергался с большой высоты водный поток. Девочка заметила, что отец перевел взгляд на цепочку камней на гребне водопада, словно оценивая расстояние между ними на тот случай, если придется переправляться. Подумав об этом, она невольно поежилась.
– Подожди здесь, – велел Урубелава.
Он вытащил мачете и пошел в лес. Вскоре он возвратился, неся в руках длинный стволик стройной цезальпинии и на ходу обрезая ветви, пока деревце не стало похоже на гигантское копье.
Сидя на корточках, Марика наблюдала, как отец, балансируя на плоском камне, потыкал шестом камни впереди, испытывая их устойчивость. Затем он легко перемахнул на серую гранитную глыбу. Глыба была скользкая от воды и мха, но индеец прочно стоял на своих сильных ногах, пальцы которых не уступали в цепкости пальцам некоторых животных. Опустив шест в воду и не нащупав дна, он поскреб рукой шрамы на груди – девочке в одиночку не преодолеть такую преграду.
Вернувшись на берег, Урубелава срезал длинную лиану и бросил один конец дочери, чтобы та повязала лиану вокруг талии. Затем, посмеиваясь над страхом Марики, он перебрался вместе с ней на гранитную глыбу. Потом, держа в руках конец лианы, легко перескочил на белые камни, настолько острые, что они поранили огрубевшие ступни его мозолистых ног. Обернувшись к дочери, он крикнул, пытаясь перекрыть грохот водопада:
– Давай! Прыгай!
Девочка послушно прыгнула так далеко и высоко, как только могла. Она почувствовала, что лиана врезалась в талию, а через мгновение ее босые ноги ощутили под собой острые камни, и она, споткнувшись, упала; но Урубелава крепко натягивал лиану и помог дочери подняться на ноги. Она порезала о камни руки, но смеялась, потому что отец тоже смеялся.
– Теперь совсем легко – два шага, потом еще один… – Урубелава потыкал шестом в воду, показывая, что дальше уже мелко.
Скоро они выбрались на мокрую траву по другую сторону реки.
Урубелава еще долго покатывался от хохота, представляя, как они могли поскользнуться и сорваться в пропасть, где обитали дьяволы. В мире индейцев не было ничего забавнее несчастья, которое не случилось.
Вскоре он поднялся на ноги и принялся рыскать по сторонам, разыскивая следы. Не найдя их, он взглянул на солнце и сказал:
– У нас еще есть время. Сначала нужно поесть, а потом мы найдем животное.
Урубелава заострил конец шеста и отправился к небольшому речному рукаву, где течение было не столь сильное, но достаточно быстрое, чтобы вода оставалась прозрачной. Он замер на берегу, держа над головой шест, как копье, и с первого же удара пронзил замечательную арапаиму, более четырех футов в длину и такую тяжелую, что ему пришлось призвать на помощь дочь, чтобы вытащить рыбу на берег. Пока Марика потрошила и чистила добычу, Урубелава разжег костер. Они насадили рыбину на шест, словно на вертел, и изжарили. Наевшись до отвала, индеец внезапно заметил кровь на ногах дочери и вспомнил про острые камни; достав пригоршню пепла, он аккуратно втер его в раны себе и дочери.
Теперь они отдохнут. Потом со свежими силами отыщут ягуара.
* * *
Когда Бишу пришла в себя, ей сначала показалось, что задние лапы отнялись – она их не почувствовала.
Задние лапы служили мощным оружием. Ими она убивала: подтянув к животу, распрямляла их с неимоверной силой словно стальные пружины. А теперь эти прекрасные лапы отказывались ей повиноваться. Бишу тихо скулила, сознавая собственную беспомощность.
Она инстинктивно посмотрела вверх, вспомнив грифов и исполинского кондора, которого умертвила с помощью задних лап.
Бишу не знала, сколько пролежала без сознания; она снова ощущала голодные рези в желудке, но понимала, что уже не в состоянии облегчить муки голода, чтобы сохранить силы, необходимые для выживания. Инстинкт выживания довлел над ее сознанием, заглушая боль, голод и остальные чувства.
