X. У ШАМАНА
Раз Симбри пригласил нас откушать у него.
Жил он в башне дворца. Мы не знали тогда еще, что здесь было суждено разыграться последнему акту нашей драмы. В конце обеда Лео попросил шамана ходатайствовать перед ханшей, чтобы она отпустила нас, но старик посоветовал нам поговорить с ней самим.
— Кажется, Афина несчастлива в замужестве? — начал Лео.
— Ты прозорлив, друг, — отвечал шаман.
— И, кажется, она взглянула на меня благосклонно? — продолжал Лео, краснея.
— Ах! Ты запомнил кое-что из того, что произошло у Дверей!
— Я запомнил также кое-что, касающееся тебя, Симбри, и ее.
— Ну и что же? — спросил шаман.
— А то, что я вовсе не желаю компрометировать первую женщину в вашем государстве.
— Это благородно, впрочем, здесь смотрят на такие вещи несколько иначе. Все были бы рады, если бы Афина вышла замуж за другого.
— При жизни хана?
— Все люди смертны. Хан сильно пьет в последнее время.
— Ты хочешь сказать, что людей можно устранить? — сказал Лео. — Так знай же, я никогда не совершу подобного преступления.
При этих словах послышался шорох. Мы обернулись. Из-за завесы, за которой стояла кровать шамана, хранились его гороскопы и другие вещи, вышла ханша.
— Кто говорил о преступлении? — спросила она. — Не ты ли, Лео?
— Я очень рад, что ты слышала мои слова, повелительница, — отвечал Лео, глядя на нее в упор.
— Я только больше уважаю тебя за них. Я сама далека от мысли о преступлении, но то, что предопределено — сбудется.
— Что именно? — спросил Лео.
— Скажи ему, шаман.
Симбри взял свиток и прочитал: раньше следующего новолуния хан Рассен умрет от руки чужеземца, который пришел в страну из-за гор, — так начертано в Книге звезд.
— В таком случае, звезды лгут, — возразил Лео.
— Думай, как тебе угодно, — сказала Афина, — только он умрет не от моей руки или руки моих слуг, а от твоей.
— Отчего непременно я, а не Холли убьет его? Но если так, то меня, конечно, жестоко накажет его опечаленная вдова…
— Ты смеешься, Лео Винцей. Ведь ты знаешь, что за муж — хан!
Мы с Лео оба почувствовали, что нам не избежать объяснения.
— Говори, царица, говори все, — сказал Лео решительно, — может быть, лучше высказаться.
— Хорошо же. Что было раньше, я не знаю, я скажу только то, что открылось мне. С раннего детства, Лео, образ твой носился передо мной. Когда я в первый раз увидела тебя у реки, я узнала тебя. Я видела тебя раньше во сне. Раз, еще маленькой девочкой, я заснула на траве на берегу реки, и ты пришел ко мне, только лицо твое было тогда моложе. С тех пор ты часто снился мне, и я привыкла считать тебя своим. Долго тянулись годы, и я чувствовала, что ты медленно приближаешься, ищешь меня, идешь ко мне, минуя холмы, пустыни, равнины, снежные степи. Три месяца тому назад мы сидели здесь вдвоем с Симбри; он учил меня читать в книге прошлого, и вот мне было видение. Я увидела тебя и твоего друга над обрывом. Я не лгу. Все это записано в свитке.
Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и, действительно, увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке над пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а за тобой последовал твой храбрый товарищ. Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную любовь. Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила. Моя рука спасла тебя, неужели ты оттолкнешь от себя меня, царицу Калуна?
Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.
— Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя, может быть, было бы лучше, если бы я утонул. Но если все, что ты говоришь, правда, скажи, почему ты вышла замуж за другого?
Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.
— Не брани меня, — жалобно сказала она, — я сошлась с этим безумцем в интересах государства. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, — будь ты проклят за это, — советовал мне вступить в брак с Рассеном, чтобы прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны — простая фантазия. Я уступила для блага своего народа.
— И своего собственного, — сказал Лео. — Я не осуждаю тебя, Афина. Однако, ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоего мужа, которого ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила себе сама. Твой сон и видение, которое заставило идти тебя на берег — вымысел. Ты пришла на берег, потому что так приказала тебе Гезея.
— Кто тебе сказал? — удивилась Афина.
— Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!
Ханша побледнела.
— Кто мог сказать тебе? — прошептала она. — Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.
— Афина, Афина! — взмолился Симбри, — ты знаешь, что я ничего не говорил.
— Так, значит, это ты, старая обезьяна, — обратилась она ко мне. — Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..
— Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? — спросил я.
— Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.
— Если так, с нами шутить нельзя, Афина, — сказал я. — Отвечай же, что сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?
— Слушай, — перебил Лео, — хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, — ты или Гезея.
— Ты непременно хочешь пойти туда? — засмеялась Ханша. — Там ты найдешь огонь, и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна — земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим другом. Выбирай между мной и местью! Я не позволю чужеземцу смеяться над собой!
Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец, она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее — местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал приговора.
Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула на него. Я подивился хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.
