и запретов Стены, мы сунули в терминал то, что осталось от Керна. Нарушили одно из правил — ни при каких обстоятельствах не совать мертвецов в капсулу терминала.
Терминал выдаёт лишь те результаты, которые соответствуют некоему минимуму параметров. Не убить подопытного, не сделать его инвалидом, не опустить осознанность ниже планки. Но у мертвеца этих запретов не может быть. Что бы с ним не сделал терминал, то что мертво — умереть не может. И большой вопрос, что будет потом управлять таким телом. Остаточные воспоминания человека, слишком активный фрагмент монстра или ещё чего…
В результате появилось существо совершенно нового типа. Мертвец, в которого терминал поместил фрагмент муталиска. Мы тогда по своей наивности не додумались сделать ничего лучше, чем сунуть активный ассимилятор биологической цепи.
И надо же, в этот самый момент другой активный ассимилятор, только уже от некротической цепи, некроморф, тоже решил полакомиться этой локацией. Как раз в тот момент, когда брошенный бедолага Керн варился в утробе терминала.
Так на четвёртом этаже появился кадавр.
Не первый кадавр, кстати. Где-то внизу есть и другие. Так что ничего нового мы не породили, только повторили уже существующую ошибку, которую сами же и исправили.
Монстры Стены постоянно мигрируют — все активные цепи устраивают прорывы, вторгаются друг к дружке. Стена живёт своей жизнью. Внутри и без проходчиков кипит котёл вечной войны. Но терминалы всегда соответствуют тем локациям и монстрам, в которых находятся. Это один из механизмов пересбора.
Вот почему я сейчас ощущаю лишь оболочку этого терминала, но не его сердце. Сердце терминала — техномагическое устройство. Почему? Ну, тут всё просто — система понятия не имеет, прорыв какой хреновины может захватить этот терминал. Возможно, завтра здесь окажутся некроморфы, и дерево, как ненужная часть, отомрёт, а сердцевина покроется мёртвой плотью. Но сердце останется прежним.
Внутри него находится обслуживающий механизм, некая магия на основе универсальной системной стихии. Возможно, ещё что-то для обслуживания других видов существ. Не знаю. Дальше идут только догадки. Я пока ещё не ковырялся во внутренностях терминала.
Мне был доступен лишь управляющий контур, парадигма, призма восприятия… не знаю, как это назвать. То, что превращало сердцевину в именно природный терминал, а не некротический или ещё какой.
Как друид, я могу немного влиять на устройство. Например, приказать терминалу дать больше вариантов, или подсказать направление плюсовому терминалу, когда тот начнёт изменять наши вещи в нём. Мог попросить терминал поискать другой способ встройки. Скорее всего шанс встройки будет от этого меньше, но зато можно поменять место или способ.
Однако на самом деле, изменения совершенно незначительные — сердцевина из системной магии и механизма не позволит что-то всерьёз изменить. А от того, чтобы вывести больше вариантов, пользы совсем немного — устройство и само запрограммировано выдавать лучшее. Парочка способов встройки, шанс которых будет ниже пятидесяти, да ещё и с кучей ошибок и побочных…
Зато механисты, помнится, могут такую фишку проворачивать со всеми терминалами, независимо от их природы. Спасибо Конраду за науку. Правда, механисты этим редко пользуются — по той же причине. Это почти бесполезное занятие. Терминал и так изначально выдаёт лучшие варианты сам.
Готов поспорить, маг фрактала, то есть тот, кто спокойно управляет системной стихией, если такие вообще существуют, конечно, смог бы точно так же общаться со всеми терминалами. Собственно, имеющие чуть более расширенные полномочия смотрители так и делают. Спасибо Белой за подсказку. Вот бы она удивилась, узнав, как я её собираюсь использовать…
— Арктур, — холодным, ледяным тоном произнесла Сайна Синица рядом со мной.
Не открывая глаз и не выходя из транса, я чуть улыбнулся.
— Ты вовремя.
— Я знаю, что ты задумал. Но я надеялась, что ошибаюсь.
— Я знал, что ты всё поймёшь.
— Нет, Арк. Ты хочешь исказить терминал. Что бы ты не задумал, это не стоит того.
— Это всё, что ты поняла?
— У этого запрета есть веские причины, Арктур, — голос девушки стал ещё холоднее. Уже не ледяным, а где-то на грани с нулём по Кельвину. — Ты можешь создать бедствие или… ещё хуже. Ты можешь случайно породить новую цепь.
— Вот как? Если это всё, то я разочарован.
— А есть ещё что-то? — в голосе девушки послышалось раздражение.
— У нас с собой осталось четыре клона. Это генетически чистые люди, уж не знаю, нахрен они были псоглавцам. У меня — навык ассимиляции, позволяющий растению подчинить другую природу. Смекаешь?
— Ты хочешь создать химер?
— Для этого мне достаточно и парочки дохлых монстров, Сайна. Думай ещё.
— Ты собираешься специально исказить терминал с помощью ассимиляции, и что-то сделать с клонами… — подытожила она шокировано.
— Угу.
— Арк… ты… ты осознаёшь последствия?
— Угу.
— Ты можешь создать новую цепь! — вспылила она.
— Нет, Сайна, я целенаправленно собираюсь создать новую цепь. Ту, о которой никто на Стене прежде не подозревал. Мою собственную.
Послышался щелчок взведённой «эльхионы».
Я нашёл в себе силы открыть глаза и посмотрел в слабо светящиеся от нового мода чистые бирюзовые огни глаз механистки.
— И для этого мне потребуется твоя помощь, — закончил я и улыбнулся дулу винтовки.
— Ты… сошёл с ума, Арк. Ты грёбаный психопат с осознанностью хлебушка… — продолжала она полушёпотом сама себе, чтобы убедить в правильности принятого решения. И закончила истеричным, — у тебя ещё осталась хоть капля здравого смысла⁈
— Знаешь… всё хотел у тебя спросить… Тогда, когда мы познакомились — почему ты тогда рискнула собой, чтобы прикрыть побег девчонок из Своры? Где здесь здравый смысл в самопожертвовании?
Сайна удивилась.
— Ну… я же тогда вас с Рейном не знала. Если вы насильники, то меня в любом случае ждало бы одно, так что терять уже нечего. А из них может, кому и удастся спастись. Лучше же, чем ничего, верно?
— Ну, мы могли обидеться тогда на потерю земли и выместить злобу на тебе.
— Если вы были такими говнюками, то всё равно бы это сделали. В худшем случае, ты мог бы повесить на меня долг и поставить на счётчик. Но это уже не так страшно, недостатка в работе я не испытывала, и знакомые есть, чтобы занять. К чему ты?
— Недавно ко мне вернулся кусочек памяти, — я чуть отвернулся, вспоминая события, что видел в терминале ионитов, — несколько циклов назад проходчики имели на всю стену лишь три цепи. Тогда они остановились на тридцатом, который никак не могли одолеть. Теперь же легендарный рейд Белой восемь циклов назад смог пробиться на пятнадцатый и жутко этим гордился.
— Конечно, — кивнула Сайна, — как раз благодаря таким охреневшим маньякам, как ты, Арк.
— О, Стена прекрасно справляется с распространением тварей и без нас! — усмехнулся я. — Вот скажи, как так вышло, что на пятнадцатом всегда обитает техноцит, хотя о том, что механизмы могут создавать свои гибриды и быть активной цепью, узнали только сейчас?
— Ээ… — девушка чуть подзависла, — это универсальный страж пятнадцатого этажа, разве нет? Белая…
— Белая не в теме, — я чуть усмехнулся и покачал головой, после чего пристально посмотрел в бирюзовые глаза. — А это ведь не единичный случай. Почему Тию помнят корвитусы, если она создавала их в другом секторе? Как им удалось перебраться в другой сектор хрен знает куда?
— Тия создала корвитусов?.. — ошарашенно повторила Сайна.
— А, ну да, ты же не в теме. Она не специально, если тебя это успокоит. И это случилось лишь однажды, в другом секторе.
— Хочешь сказать, их создала Стена?
— Тия говорит, что это другие корвитусы. Но у них сохранилась память о ней, а значит это потомки самых первых корвов. Стена варится в собственном соку, Сайна. Монстры смешиваются с монстрами, порождая всё новых и новых тварей. Стена же пытается провести какой-то баланс в меру своих сил. Но чем больше тварей, тем ей сложнее.
— И поэтому ты решил сделать новых?
— Скажи, как по-твоему можно победить техноцит?
—…
Молчание.
— А аберрации с шестнадцатого? — продолжил я. — Которые по идее этот самый техноцит унижают, как сам техноцит бьёт корвов, корвитусы истребляют ланцетов, а ланцы лезут к нам… хех. И сколько ещё тварей в этой грёбаной лестнице?
— Хватит говорить загадками, Арк! Говори прямо, что ты задумал. Я дам тебе всего один шанс.
— Ты уже второй раз тычешь мне в лицо этой штукой.
