– Поцеловать? Зачем? – она видела, как он всегда целовал Светку, как она руками оплетала его крепкую загорелую шею. Иногда завидовала: был бы и у неё отец, он бы тоже так ласкал её. Сейчас он молчал, а Юля сама не знала, как у неё вырвалось: – Только сюда можно, – указывая при этом пальчиком несмело на свою щёку. Однако вместо того, чтобы ограничиться тем, что разрешила она, Семён обхватил её руками, не помня, что творит, повалил девушку на спину, впиваясь прокуренным ртом в свежие, пахнувшие детством губы. Он вконец обезумел, зажав её своими ножищами в кирзовых сапогах, не давая ей вырваться. Тогда она пустила в ход свои руки, отчаянно отбиваясь: била его по роже, царапалась, кусалась. С его плешивой головы слетела соломенная шляпа и покатилась к воде. Юля вцепилась ему в короткие полуседые волосы.
Он был разъярён её сопротивлением, как бешеный зверь; казалось, он разорвёт её на части, тяжело дыша, и задыхаясь. Юля стала отчаянно кричать тонким пронзительным голосом. Он пытался её успокоить: обзывал, приглушенно кричал на неё, хрипел, переходя на шёпот; уговаривал сдаться. Но она продолжала кричать, колотя рукой по его красной морде. Семён придавил её руку, зажал ей рот своей грязной жёсткой ладонью. Юля, однако, вырвала свои руки и так огрела его кулаком по носу, что он замер, поняв всю меру своего гнусного поступка. Резко вскочил на ноги, глядя на девушку, как на раздавленный прекрасный цветок на дороге. Потом быстро завращал головой во все стороны, боясь, как бы кто-нибудь не услышал её крика, и мог уже мчаться сюда… Юля, вся обессиленная от неравной борьбы, продолжала лежать на траве, поджав под себя ноги, обхватив лицо ладонями, содрогаясь исступлённо, горько рыдала, испытывая приступы тошноты.
Семён надел шляпу, провёл ладонью по горевшему лицу: увидев на пальцах капельки крови, обозвал её про себя самыми грязными словами. Семён как ни в чём ни бывало продолжал рыбалить, а Юля встала и начала собираться в дорогу. Увидев это, Семён повернул к ней голову:
– Ты куда? Вместе пойдём! Вот только посмей уйти, – пригрозил он.
Юля не ответила, взяла свою сумку и стала подниматься на зелёный бугорок.
– Постой! – закричал он. Но Юля и не думала останавливаться.
– Я богом прошу – останься! – почти жалобно выдохнул Семён. Такого тона она от него раньше не слышала. Юля исподлобья, диковато оглянулась на него и с отвращением отвернулась в сторону станицы, лежавшей на отлогом вытянувшемся холме вдоль бескрайнего займища.
– Нет, я пойду! – отчеканила она и зашагала.
– Останься, прошу последний раз, я не трону тебя! Прости, не хотел. Чёрт попутал!
Юля поняла – он не на шутку боится её, какой жалкий, мерзкий тип, и пошла дальше. Однако позади себя она услышала его тяжёлое ухающее дыхание зверя, гнавшегося за ней, но теперь страх прошёл. Он нагнал её. Взял за руку, Юля отдёрнула её.
– Не надо мне от вас подарков! – непреклонно ответила она.
– Ладно, ладно, там посмотрим, а пока не уходи, – огонёк надежды блеснул и погас в его серых глазах, мол, она простит его. – Туда иди, куда сама хотела, уже жарко – искупайся!
Юля подняла на него испытывающий взгляд прелестных тёмно-голубых глаз. Семён отступил: он чутьём понял – она смирилась, теперь не уйдёт без него. И правда, Юля погашала по берегу и скрылась в лучах палящего солнца за ближайшим кустарником.
Собственно, теперь ему было не до рыбалки. Он не знал: клевало или не клевало. Впрочем, поплавки плавно покачивались на воде, где уже шли мелкие волны. Он проклинал себя за проявленную минутную слабость: на что покусился с ходу, когда надо было не так, прежде купил бы подарок, она бы приняла. В общем, следовало постепенно её приручать к себе… Вдруг ему захотелось пойти да последить за ней: на месте ли она, а может сбежала, перехитрила его? И Семён осторожно пошёл по тропинке над самым берегом. А по пути пришла догадка предупредить её, чтобы дома молчала перед женой. Где же она, лихорадочно думал он, куда спряталась? Ему казалось, он шёл долго, а её всё нет. Вот бережковая полянка, тут она и должна быть. Он завертел вокруг себя головой, смотрел во все глаза. «Убежала… стерва», – грязно выругался Семён.
Тем временем Юля, пригнувшись до земли, сидела за кустом, обхватив руками ноги, и все еще не могла прийти в себя, неусыпно глядя на идущую возле берега тропинку. Она вовремя заметила приближение Семёна. У неё в страхе сжалось сердце: что он ещё такое надумал? Потом его понесло, как ветром; он помчался на своё место. Юля и не думала купаться, еле приходя в себя оттого, что могло с ней недавно произойти. Зачем она только дала ему согласие поехать на эту рыбалку. Лучше бы сама пошла на городской пляж. Юля испытывала в душе горькую обиду: «Подлец, как он унизил, растоптал мою честь!»
А Семён прибежал к удочкам, стал по одной снимать и сматывать, разбирать удилища. Вытащил донки – на одной оказался большой линёк. Пришлось повозиться. Всё это заняло на сборы какое-то время. Юля забыла, как они шли сюда. Какой дорогой? Она выбралась на какое-то зелёное поле и пошла подальше от реки. На этот крюк ушло больше времени, нежели Семёну, который шёл берегом со всем своим рыбацким снаряжением.
Когда Юля вышла, наконец, на укатанную грунтовую дорогу, впереди увидела знакомую фигуру Семёна. Она продолжала свой путь. Он шагал уверенно, не оборачиваясь, шагал довольно скоро, слегка расставив ноги с рюкзаком за плечами и со связкой удилищ в правой руке. По знойной дороге – ни одной машины, а солнце нещадно палило, хотелось ужасно пить, она вся вспотела.
Семён встретил Юлю в станице Заплавской и несказанно обрадовался, отчего у него восхищенно расширились глаза. Какой он болван, чего гнался за ней, тогда как она никуда не уходила!? Наверное, пришла к тому месту рыбалки, а его черти съели… Автобус или любую машину ждали молча. В данном случае ей было всё равно какой транспорт подойдёт первый. Возле станичного продмага было не очень людно.
– Ты это – того… смотри… Вальке не выболтай, не хотел я… так вышло, дьявол искусил! – он метнул на Юлю короткий впивающийся взгляд. В продолжение следующего времени Семён был хмурым и как будто чем-то подавлен. Юля с каким-то твёрдым упорством глядела в одну точку. Семён сидел на камне, а она стояла значительно ближе к дороге и беспрестанно смотрела на неё невидящими глазами, обращёнными в себя. Зря он её предупреждал, лучше бы молчал, потому что в ней только окреп протест после его трусливых слов. А вот она возьмёт, и всё расскажет Валентине! По правде говоря, Юля винила и ненавидела себя за то, что по неведению сама дала ему повод… Почему тогда она совершенно не догадывалась о том, к чему склонял её Семён? К сожалению, в ту минуту она действительно была далека от этой мысли, и на детском доверии к нему обожглась…
Глава девятая
С того дня, как побывала с Семёном на рыбалке, Юля всё чаще стала думать, что люди почему-то делятся на счастливых и несчастливых. Светка почти во всём благополучная, у неё есть отец и мать, она почти ни в чём не испытывает нужду. Семён ничего для дочери не жалеет, всё лучшее только ей, он пылко её любит. А она, Юля, хоть и привыкла к ним, но почему-то в их окружении испытывала себя даже одинокой. А всё потому, что она детдомовская. Побудет у сестры и опять надо бежать в детдом. В школе домашние дети как бы не считали детдомовцев за людей. Бывало, если они обижали кого-то, тогда почти все детдомовские шли на домашних приступом. Увидят они идущих гурьбой по улице детдомовцев, – домашние разбегались в разные стороны с паническим криком: «Идут детдомовские!»
Тогда на берегу реки, спрятавшись от Семёна, Юля прочувствовала до самой глубины души, что она одна-одинёшенька. Если бы у неё были родители, он бы никогда не покусился на её честь, а так как она детдомовская, с ней можно сделать всё, что угодно. Это открытие её поразило до такой степени, что она почувствовала себя донельзя несчастной и униженной своим сиротским происхождением. Ведь ей не у кого спросить: от кого она произошла на этот несчастливый для неё свет? Кто именно были её родители, где они теперь, почему отдали её в детдом? А поскольку она не знала своего прошлого, как она могла думать о будущем? Но пока она живёт настоящим, которое не приносит ей счастье, а только одни страдания! И всё же в душе теплилась надежда, что когда-то жизнь её изменится в лучшую сторону. Вот и Валентине о её прошлом ничего неизвестно, а кто знает, тот не уклоняется от ответа. Иногда Юля считала, что Валентина ей вовсе никакая не сестра, просто некогда пожалев её, назвалась сестрой. Это подозрение приходило к ней и раньше, поскольку сестра на неё ничем не похожа.
У Валентины Юля не показывалась около месяца; та уже немало забеспокоилась и собралась сама сходить в детдом, как Юля вдруг заявилась, будто снег на голову! Всё-таки ей не хватало общения с сестрой, по которой порой и скучала. Но Валентина ещё не ведала о происшествии на рыбалке, что Семён покусился на её девичью честь. Правда, душевная боль девушки значительно поутихла.
