Я тоже не слабак, и никогда не жаловался на свои мускулы. Но мне далеко до Али.
Интересно, какими видят нас обоих здешние девушки?
Али – яркий, смуглый, броско-красивый. У него цепкий и быстрый, как молния, взгляд. Рядом с ним я – блёклое пятно. У меня светлые волосы, и бледный, чуть красноватый северный загар, и веснушки на носу, и глаза – обычные, серые. А в детстве были голубыми.
И, наконец, Али талантлив. Всего месяц мы в «Малахите», но пластмассовое панно «Подвиг», созданное руками Али, уже украшает столовую, на скульптуры Али бегает смотреть чуть не весь лагерь, и талант Али уже признан здесь всеми.
А я? Никогда у меня не было никакого таланта. И даже немногие стоящие дела, которые я задумал – тедр-браслет да коробочки эмоциональной памяти, – так и не довёл до конца.
Чего же Али волноваться? Чего спешить? Он не из худших здесь…
– А может, тебе и не нужна тут девушка? – интересуется Али. – Может, ты ещё любишь ту?.. Которая приезжала… Её, наверное, не взяли в «Малахит»?
– Не взяли, – соглашаюсь я. Почему-то не хочется объяснять Али, что Лина и не просилась сюда. – Но это не моя девушка, Али. Мы просто друзья.
Али хмыкает и недоверчиво усмехается. Потом произносит:
– Она на тебя так смотрела!.. Нет, вы не просто друзья!
– Это тебе показалось, Али.
Он снова хмыкает и недоверчиво усмехается.
Конечно, ему не показалось, это и я понимаю. Но зачем всё объяснять?
Лина приезжала ко мне только один раз – десять дней назад. Мы долго бродили с ней по громадному парку «Малахита» и качались на качелях, и взлетали в небо в кабине пневматической катапульты, и потом обедали в нашей столовой, где я представил её своим новым друзьям.
После обеда мы бродили по осеннему рыжеющему парку уже втроём – с Маратом Амировым, который очень обрадовался, увидев Лину в столовой. Но потом Марат незаметно исчез куда-то, и мы опять остались вдвоём.
Это был очень грустный день, потому что он как бы подводил итог нашей так и не сложившейся любви. У любви должно быть будущее, тогда она может жить. А у нас с Линой будущего не было – с первого дня. И поэтому мы поссорились, не успев толком познакомиться. И хотя потом Лина сама вызвала меня, и поняла, и простила невольную мою бестактность в тот день – мы оба чувствовали полную обречённость наших отношений. Может, Лина и хотела бы, чтоб я отказался от «Малахита», ради неё. Но, разумеется, не говорила об этом. А если бы и сказала – ничто бы не изменилось. Видно, она чувствовала это, потому и молчала. Слишком немногое нас связывало, чтобы я отказался ради неё от своей давней мечты.
Ещё если бы ради Тани…
Вообще, я слишком много думал о Тане, когда разговаривал с Линой.
Наверно, она и это чувствовала.
Может, потому и плакала, когда мы прощались. Не знаю. Но при мне держалась хорошо. И много шутила. И даже хохотала.
Но шутила – горько.
И зачем ей так не повезло?
Мы поцеловались с ней при встрече как старые друзья – быстро, легко, и на людях. А потом целовались вдвоём, прячась в парке от посторонних, уже совсем по-другому. Это были сладкие и одновременно горькие поцелуи. И не мог я ни удержаться от них, ни отказаться. Потому что впервые целовал девчонку безо всяких моих просьб и её разрешений. Просто потому, что нам обоим так очень хотелось.
В этом была сладость.
И в неизбежности близкого расставания была горечь.
Наверное, Лина не стала бы прятаться от посторонних, не в её характере. Оглядывался обычно я. И Лина не удержалась, съязвила:
– Ты словно боишься, что нас увидит твоя будущая невеста. Она уже наметилась?
– Если бы наметилась, – признался я, – мы гуляли бы сейчас втроём.
– Представляю, какая это была бы яркая радость для всех нас! – Лина усмехнулась. – Ты не чувствуешь чего-то отталкивающего в этом вашем обязательном кастовом браке?
– Он не обязателен, Лин. Я могу выйти отсюда и неженатым.
– …Только не в ту дверь, куда тебе хочется, – продолжила Лина. – Самые типичные законы касты! И как ты этого не понимаешь?
Я промолчал. В Лине явно говорила обида на то, что «Малахит» ей никак не улыбался.
Под вечер, когда пора было расставаться, она тихо произнесла:
– Мне кажется, ты должен оставить на Земле свой след, Сандро: свои гены, свой род. Будет несправедливо, если Земля потеряет всё это с твоим отлётом. Ты не худший из людей. И я согласна стать матерью твоего ребёнка.
Она выдохнула это как что-то выстраданное, выношенное. Будто уже родила.
А я опешил. Никак не ждал такого отчаянного признания.
– Мы же будем несчастны, Лин, – вслух подумал я. – Все трое…
– Неправда! – горячо возразила она. – Мы с твоим дитём будем счастливы! Ребёнок будет гордиться отцом-героем. Ребёнок будет расти как дитя героя. Дети героев – обычно прекрасные люди!
– Во-первых, я не герой, не преувеличивай. И все мы тут не герои… А во-вторых, я всю жизнь буду мучиться от того, что не увижу своего ребёнка, не поддержу его… Особенно пока он мал и беспомощен…
– «Во-первых… во вторых…» – передразнила Лина. – Тебе никто не говорил, что ты эгоист? – неожиданно ледяным тоном поинтересовалась она.
– Кажется, ты первая.
– Хоть где-то я успела первой! – Лина усмехнулась. – Ну, пока, юный старичок! Думай, пока я не передумала…
Она по-дружески чмокнула меня в щёку и побежала к биолётам, стоявшим у ворот «Малахита». Отсюда до станции хайвэя – монорельсовой дороги – не так уж далеко.
Почему-то мне кажется, что она не приедет больше в «Малахит». Хотя я и приглашал. Десять дней назад мы, наверное, виделись с нею в последний раз.
А вот Таня сюда не заглядывала. И вообще никак не напоминала о своём существовании.
Когда думаю о Тане, кажется, что настоящее – позади. Конечно, будет когда-то другая девушка. И женюсь, наверное, иначе не пустят на Риту, и выходить придётся, как точно сказала Лина, «не в ту дверь». Но весь этот «кастовый», по её определению, брак заранее кажется лишь заполнителем той огромной пустоты, которая образовалась после Тани, и в которой совсем потерялась маленькая, отчаянная, сладкая и горькая Лина.
Иногда гадаю: что было бы, если б мы с Таней не расстались? Не видать бы мне «Малахита»! Ведь я давал слово. Давно, ещё в седьмом классе. Хотя Таня и не просила никаких обещаний. Но я никогда не нарушал своих слов.
Интересно, а как это решалось у Женьки Верхова?
Вначале мне показалось, что он не колебался, всё решил быстро. Потому что когда я пришёл на выпускной вечер, сразу увидел заплаканные глаза Лены Буковой. Она была очень нарядна, как всегда изящна и эффектна, но её большие зелёные глаза были измучены и полны отчаяния.
Немного позже я встретил взгляд Женьки. В этом взгляде было столько боли, что я поразился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
