Но, конечно же, эти события произошли. Но мы можем попытаться исследовать, что могло бы случиться в отсутствие еврейского участия в большевицкой революции. Мой аргумент развивается следующим образом:
1) Предполагая, что Первая мировая война имела место, и что царское правительство стало чрезвычайно слабым, то представляется разумным ожидать, что в России произошли бы драматические изменения. Однако, в отсутствие еврейского участия, изменения в России могли бы привести к конституционной монархии, к республике, или даже к националистической военной хунте, которая имела бы широкую народную поддержку среди великорусского большинства, а не к диктатуре с господством этнических чужаков, особенно евреев и «евреизированных не-евреев», выражаясь языком Линдеманна (1997). Такая революция не стала бы откровенно марксистской, и, следовательно, она не привела бы к появлению государства, санкционировавшего войну против своего собственного народа и его традиционной культуры. Идеология большевицкой революции приговорила к уничтожению целые классы людей; и действительно, массовые убийства были характерной чертой коммунизма, где бы он не приходил к власти (Куртуа и др. 1999). Осуществление массовых побоищ было облегчено тем, что лидерами революции были этнические чужаки, не обремененные чрезмерной симпатией к русскому и другим наиболее пострадавшим народам.
2) Консерваторы по всей Европе и в Соединенных Штатах верили, что евреи были ответственными за коммунизм и большевицкую революцию (Бендерский 2000; Мейер 1988; Нолте 1965; Жайковский 1974). Еврейская роль в левацких политических движениях была повсеместным источником анти-еврейских настроений, не только среди национальных социалистов в Германии, но и среди множества не-еврейских интеллектуалов и политических фигур. Действительно, в годы после Первой мировой войны, британские, французские, и американские политические лидеры, включая Вудро Вильсона, Дэвида Ллойд-Джорджа, Уинстона Черчилля и лорда Балфура, верили в ответственность евреев, и такие же настроения были обычными в военных и дипломатических истэблишментах этих стран (см. Жайковский 1974, стр. 166ff; см. также Главу 3 КК). Например, в 1920 году Уинстон Черчилль изложил стереотипное представление о том, что евреи стоят за «глобальным заговором с целью низвержения цивилизации». Роль евреев в большевицкой революции «определенно очень велика; возможно, она перевешивает вклад всех остальных факторов». Черчилль отметил преобладание евреев среди лидеров большевиков (Троцкий, Зиновьев, Литвинов, Красин, Радек) и среди тех, кто отвечал за «систему [государственного] терроризма». Черчилль также отметил, что евреи играли выдающуюся роль в революционных движениях в Венгрии, Германии и Соединенных Штатах. Идентификация евреев с революционным радикализмом вызывала огромную озабоченность среди военных и политических лидеров Западной Европы и Америки (Бендерский 2000; Жайковский 1974). Более того, как отмечалось выше, факт глубокой вовлеченности евреев в большевизм в частном порядке признавался и внутри еврейских активистских организаций. Люсьен Вольф, известная фигура на стыке английского и еврейского истэблишментов, отмечал, что «я слишком хорошо знаю историю евреев в Европе и роль евреев в большевизме, чтобы не осознавать всей опасности, происходящей от постоянного отрицания роли евреев в революции. В Европе без революции не было бы прогресса, и я часто писал и давал лекции — и буду делать это снова — прославляя евреев, помогавших столь нужному делу» (Жайковский 1974, стр. 172).3)
В Германии, идентификация евреев с большевизмом была повсеместной среди представителей средних классов и являлась критической частью мировоззрения национального социализма. Для немцев из среднего класса, «события большевицкой революции в Германии были настолько недавними, столь близкими к дому, и настолько беспокоящими, причем статистика настолько неопровержимо подтверждала ошеломительную роль еврейских зачинщиков», что даже многие либералы верили в ответственность евреев (Нолте 1965, стр. 331). Гитлер был прекрасно осведомлен о доминировании евреев среди лидеров коротко-живущих революций в Венгрии и немецкой провинции Бавария в 1919 году. Ему пришлось лично испытать на себе еврейское участие в баварской революции, что могло стать решающим моментом в развитии его анти-еврейских идей (Линдеманн 2000, стр. 90).
Из этого следует, что еврейское участие в ужасах коммунизма стало важным ингредиентом в желании Гитлера уничтожить СССР и в анти-еврейских действиях национал-социалистического правительства. Эрнст Нолте и некоторые другие историки спорили, что еврейская роль в большевицкой революции стала одной из важнейших причин Холокоста. Гитлер и национальные социалисты без сомнения верили, что роль евреев была критической для успеха большевицкой революции. Они сравнивали Советский Союз с человеком с славянским телом и еврейско-большевицким мозгом (Нолте 1965, стр. 357–358). Они приписывали массовые убийства при коммунизме — «наиболее радикальную и беспрецедентную форму геноцида, учиненного евреями» — еврейско-большевицкому мозгу (Нолте 1965, стр. 393). Национальным социалистам было известно, что советское правительство учиняло массовые убийства своих врагов, и они верили, что оно стремилось к распространению мировой революции, в ходе которой еще многие миллионы и десятки миллионов людей были бы обречены на насильственную смерть. Еще в 1918 году, выдающийся еврейский большевик, Григорий Зиновьев, публично заявлял о необходимости истребить десять миллионов русских — как оказалось, это было двукратной недооценкой действительного числа. Гитлер не преминул воспользоваться этим знанием. Он писал:
«Сейчас начинается последняя великая революция. Борясь за свою политическую власть, Еврей отбросил последние обрывки маскировки, которые он еще носил. Демократический плебей Еврей превращается в кровавого Еврея, в тирана народов. В течение последующих нескольких лет он попытается истребить светила национального интеллекта, и, лишив людей их натуральных духовных лидеров, он подготовит подвластные ему народы к рабской доле вечной подчиненности. Наиболее ужасающий пример этого — Россия» (Нолте 1965, стр. 406).
Данная линия рассуждений не подразумевает отсутствие влияния прочих критических факторов. Если бы Первая мировая война не случилась и если бы царь не вступил бы в эту войну, то царь наверняка сохранил бы свою власть на гораздо больший срок. Вместо того, чтобы подвергнуться ужасам коммунизма, Россия могла бы постепенно превратиться в современное Западное государство. Точно так же, Гитлер скорее всего не пришел бы к власти, если бы не Великая Депрессия или если бы Германия победила в Первой мировой войне. Подобные события оказали бы драматическое влияние на ход истории.
4) Победа над национальным социализмом приготовила сцену для колоссального роста еврейского могущества в послевоенном Западном мире. Эта новообретенная власть облегчила создание Израиля и трансформацию Соединенных Штатов и других Западных наций в направлении мультирасовых, мультикультурных обществ путем крупномасштабной цветной иммиграции, с неизбежным последующим упадком в европейском демографическом и культурном доминировании. В КК описываются и обсуждаются критические детали этих и других последствий восхода евреев к статусу и могуществу международной элиты.
Часть 6
От культуры критики к культуре Холокоста
В КК, исследующей «культуру критики», в которой первостепенную и определяющую роль играют еврейские интеллектуальные и политические движения, я уделил недостаточно внимания анализу принципиальных элементов новой культуры, заместившей традиционные европейские культурные формы, господствовавшие еще сто лет назад. Центральным аспектом этой новой культуры является возвеличивание еврейских страданий во время Второй мировой войны, в совокупности обозначаемых как «Холокост», до уровня осевой историко-культурной иконы Западных обществ. С момента публикации КК, в свет вышли две книги, изучающие политические и культурные функции Холокоста в современной жизни — «Холокост в американской жизни» Петера Новика и «Индустрия Холокоста» Нормана Финкельштейна. Более академическая книга Новика отмечает, что Холокост получил первостепенный статус в качестве символа последствий этнического конфликта. Он утверждает, что важность Холокоста — это не спонтанный феномен, но результат тщательно сфокусированных и хорошо-финансируемых усилий еврейских организаций и отдельных евреев с доступом к главным медиа:
«Мы не просто «люди книги», но и люди голливудских фильмов и телевизионных минисериалов, журнальных статей и газетных колонок, комиксов и академических симпозиумов. Как только значительная озабоченность Холокостом распространилась в среде американского еврейства, то она, в силу важной роли евреев в американских СМИ и среди элит, формирующих общественное мнение, немедленно и естественным образом начала проникать и в основную культуру.» (Novick 1999, стр. 12)
