своим огромным столом, а его консильери, Винни, сидит с другой стороны, а Лука стоит в дальнем углу. Никогда в жизни ее не вызывали к себе и не удостаивали их присутствием одновременно. Сказав, что пришла по делу, она спросила:
— И чем я обязана тому, что меня пригласили на одну из ваших драгоценных встреч?
Она готова поклясться, что в темном углу, откуда Лука любил подглядывать за городом внизу, она увидела легкую улыбку за огоньком его сигареты.
— Я же говорил тебе, Данте, это бессмысленно. — Винни вдруг хлопнул рукой по деревянному столу. — Мы знаем, кто такой Ван-Шот. Есть только один человек, способный обладать его мастерством. Ты видел это. Я видел. Мы. Все. Видели. Видели. Это. — Винни расстраивался с каждым словом. Он также становился более убедительным.
Данте и сам был убежден, не возражая ни против одного его слова.
Это было трудное время для семьи. Мужчины, казалось, падали как мухи, причем с мастерством. Нужна была только одна пуля, один раз, прямо между глаз, и все это указывало только на одного человека.
Доминик.
Она слышала шепот, слухи вокруг него и его пресловутого «Глока», не зная, что из них правда, а что преувеличение. Исходя из того, что она слышала, она была уверена, что последнее. Однако, судя по серьезному выражению их лиц, она сомневалась, было ли это преувеличением.
Видя, насколько убеждены ее отец и его консильери, она поняла, что единственная причина, по которой они еще не убили его, заключалась в отсутствии доказательств. Марии было интересно, что думает по этому поводу Лука…
— Скажи им, где ты была, когда стреляли, Мария.
Ее глаза метнулись в угол, теперь она точно знала, зачем ее вызвали и где в этой неразберихе находится ее брат.
Он знает. И теперь ее брат сдавал ее.
Рассказать отцу, где она была и что делала, даже если это было в основном безвредно, означало изменить все.
Что он будет думать о ней.
Как он на нее посмотрит.
Заговорит ли он с ней снова.
Честно говоря, Мария не знала, во что ему будет хуже поверить - в то, что Доминик был Ван-Шотом, или в то, что он заставил его дочь одну танцевать прямо у него на глазах. И что еще хуже... она сама этого хотела.
Только одно из них было правдой, и сейчас она была единственной, кто мог доказать его невиновность.
— Я была на кухне, пристроенной к бальному залу.
— И… — выбросил свой пепел из наклонного открытого окна, позволив ветру пронести его через весь город, прежде чем он успел упасть на землю. Он хотел, чтобы она продолжала разбивать папино сердце.
Она полагала, что это хорошо - ее мнение об отце в последнее время все равно было дерьмовым. По крайней мере, они могли разочароваться друг в друге вместе.
— Мне неприятно говорить тебе, отец, но когда выстрелили, — улыбающаяся Мария подошла ближе, желая, чтобы он хорошенько рассмотрел ее, — Доминик был со мной.
Шок и ужас Данте заставили его долго переваривать услышанное. Было ясно, что он разыгрывает самые худшие сценарии того, что они могли делать.
— Ты уверена? — Консильери прочистил горло, делая все возможное, чтобы сориентироваться в разговоре и одновременно стараясь проявить уважение к тем, кто находился в комнате. — Ты все время следила за ним?
Ее взгляд не отрывался от холодных, пронзительных, льдисто-голубых глаз отца. — О да, я уверена...
— Хватит! — Кулак Данте ударил по столу. — Ты больше никогда не будешь разговаривать с этим Лучано!
Мария практически рассмеялась.
— Это богато, учитывая, что ты заставил одного из своих лучших людей жениться на такой.
Медленно поднимаясь в кресле, его голос был резок, как лед в его глазах.
— Ни одна моя дочь не будет поймана мертвой с отродьем Сатаны.
— Это был всего лишь танец, отец. — Она жалобно посмотрела на него. — Прости, что я тебе это говорю, но ты не можешь убить Доминика ни за это, ни за то, что он Ван-Шот.
— Если ты будешь продолжать видеться с ним, ты будешь мертва для меня.
С гордо поднятой головой она развернулась на пятках.
Если бы он повел себя иначе, у нее, возможно, хватило бы духу сказать ему, что она и не собиралась этого делать. Доминик запер эту чертову дверь, и она это знала.
— Ты слышишь меня, Мария?
Чем дальше она шла, тем громче он становился, и тем больше ненависти он извергал.
— Умрешь для меня!
Мария ни разу не оглянулась.
* * *
Услышав щелчки каблуков, Лука сделал последнюю затяжку, затягиваясь сладким вкусом, пока маленький кусочек табака не сгорел в фильтре.
От кипящего гнева отцу пришлось вытереть бисеринки пота со лба. Винни, напротив, сидел тихо, собираясь с мыслями, как и подобает хорошему консильери.
— Не волнуйся, папа. — Подойдя к столу, Лука ткнул окурком палочки в стеклянную пепельницу, стоявшую перед его отцом, пока она не превратилась почти в ничто. —Ты был мертв для нас давным-давно.
Спустившись по ступенькам, Мария прошла через фойе в гостиную за Лео. Чего она никак не ожидала, так это полного собрания гостей, думая, что все находятся в пентхаусах в отеле-казино.
Лео.
Неро.
Элль.
Хлоя.
О, отлично.
И Лука.
Она все время наряжалась, так что, может, они не заметят…
— Почему ты нарядилась так, будто это ты идешь на бал? — Неро был единственной душой, достаточно смелой, чтобы спросить очевидное.
Блядь.
Ее выдавало платье. Да, она носила платья каждый день, но это не было одним из ее обычных «трахни меня» платьев, которые она носила каждый день. Желая выглядеть женщиной в море старшеклассников, она выбрала более взрослый фасон. Платье было с вырезом на плечах, расширялось до половины бедер, делая ключицы аппетитными, а талию несуществующей. Но самым верным признаком был цвет. Кроваво-красный.
Жаль, что она не выбрала розовое - возможно, ей бы это сошло с рук, - но теперь все, что она могла сделать, это продать его.
— Потому что это действительно так.
Неро сузил глаза, он все еще был чертовски смел для своего собственного блага.
— Почему?
Лео поднял воду, которую он пил, и сделал глоток, в то время как Элль и Хлоя боковым зрением смотрели друг на друга, а затем взглянули на свои телефоны, делая вид, что они занимаются своими делами.
—
