– Кстати, Андрей! – воскликнула вдруг Ольга Сергеевна. – Помнишь нашего управляющего Тимофея?
– Помню, – ответил сын, добавляя в картофель подливку из соусника. – Хороший был человек, порядочный и работящий. Жаль, болезнь его скрутила. Такого работника днем с огнем не найдешь.
– Согласна. Так вот, Андрюшенька, мы взяли на службу его дочь. Каюсь, не посоветовались с тобой. Но, надеюсь, ты возражать не будешь. Нам все равно требовалась горничная.
– Капитолина давно подыскивала подходящую кандидатуру. А тут, как на заказ, девушка молодая, энергичная, обучаемая, – поддержал супругу отец Андрея.
– Да и рекомендации не нужны. В наше-то неспокойное время…
– Господи, да я не против! – отодвинул тарелку Андрей. – Нанимайте, кого считаете нужным. Только в толк не возьму, зачем вы нагружаете меня всеми этими проблемами. Вон у нас хозяйка дома. Пусть она и решает!
Родители в недоумении уставились на Елизавету, словно не понимая, зачем нужно спрашивать того, у кого мнения своего все равно нет.
– Э-э, Лиза, – опомнилась свекровь. – Что ты думаешь?
– Если ты возражаешь… – начал было Сергей Аркадьевич.
– Нет, что вы, – пискнула Дубровская и покраснела. Ее голос звучал так молодо, нелепо и совсем не соответствовал образу хозяйки огромного дома, который ей безуспешно пытались навязать. – Я, конечно, соглашусь с тем, что вы предложите. Не берите на себя труд спрашивать меня. Вам, разумеется, виднее.
Во взгляде свекрови мелькнуло едва уловимое пренебрежение. В отличие от новенькой горничной, Дубровская по части приобретения жизненных навыков звезд с неба не хватала: за целый год сытой и обеспеченной жизни в известном семействе она так и не усвоила светских манер. В ее словах сквозила неуверенность, а в движениях подростковая угловатость.
– Ну что же, – подвела свекровь черту. – На этом и порешим. Пусть девушка остается. Тем более что хозяйка дома не возражает.
Был ли в последней фразе свекрови скрытый подтекст, Лиза так и не поняла, но ее настроение почему-то упало до абсолютного нуля…
Солнечный луч разрезал серую пелену и, пробравшись через узкую полоску между шторами, упал на стену. Дубровская лежала в постели, лениво рассматривая незамысловатый рисунок обоев. Полоска, полоска, цветок, темное пятно. Опять полоска, полоска… И так до бесконечности. Ей нравилось утром нежиться в теплой кровати, предаваясь приятному безделью. К сожалению, такая возможность у нее появлялась только по выходным. В будни же старинные каминные часы своим непрерывным тиканьем действовали ей на нервы. Больше всего раздражение вызывала длинная золоченая стрелка, отсчитывающая секунды. Она носилась по кругу, ни на мгновение не останавливая свой бег, и Елизавета почти осязаемо чувствовала, как бежит время. За окном дворник мел дорожки, где-то из глубины дома доносились голоса. Утро шло своим чередом, вот только ей не было дела до всеобщей суеты. Больше всего Лизе хотелось сейчас зарыться лицом в подушки и проспать до обеда, но правила дома, сформулированные не в добрый час Ольгой Сергеевной, предписывали всем домочадцам являться к завтраку в строго отведенное время. Нарушителей ожидала суровая отповедь и лишение очередного приема пищи.
Словно подтверждая невеселые мысли Дубровской, раздался стук в дверь, и на пороге появилась незнакомая девушка с пшеничной косой.
– Доброе утро, Елизавета Германовна! – произнесла она.
Дубровская не успела опомниться, как незнакомка быстрыми шагами пересекла комнату и раздвинула занавеси. Солнечный свет залил собой комнату, узоры на стене исчезли. Елизавета хлопала глазами, как сова, перепутавшая день с ночью, а девица стояла рядом с кроватью, лучезарно улыбаясь, словно ожидая похвалы за свою расторопность.
– Ваш халат на кресле. Домашние туфли рядом. Свежие полотенца я уже повесила на горячую трубу в ванной. Не желаете ли чаю?
– К-кто вы? – еле прошелестела губами Елизавета. Стремительный переход от сладкой дремы к реальности дался ей с большим трудом.
– Ваша новая горничная – Полина.
– Горничная? – Дубровская соображала вяло.
Ах, горничная! Стало быть, о ней шла вчера речь. Это дочь того самого Тимофея, который некогда исправно трудился в доме Мерцаловых. Он слыл редким работягой и дочь, похоже, воспитал под стать себе, такую же трудолюбивую и до безобразия энергичную.
Легкое раздражение, вызванное бесцеремонными действиями Полины, уступило место естественному любопытству. Натянув простыню до подбородка, Елизавета рассматривала новую горничную. Та, в свою очередь, уставилась на хозяйку.
Преимущество было не на стороне Дубровской. Бледная, заспанная, с растрепавшимися волосами, она выглядела неважно. Розовая пижама с мишками и две бигуди на голове не добавили ей уверенности в себе.
Полина на ее фоне смотрелась куда более выгодно. Свежая, розовощекая, словно сошедшая с рекламного щита о пользе нового витаминного комплекса, она просто излучала здоровье. Пуговицы на ее блузке готовы были разлететься в стороны под напором молодой полной груди. Между тем стройные бедра, длинные ноги и превосходный рост добавляли ей модельной стати. Увидев такую девушку, мужчина сразу бы задумался о продолжении рода и здоровом потомстве. В этом Дубровская была уверена на все сто.
Утреннее открытие неприятно поразило Елизавету. Горничная дала повод для беспокойства. Каково иметь такую прислугу в непосредственной близости от молодого красивого мужа? Боже, как же глупа ее свекровь!
Молчание затянулось, и Дубровская почувствовала легкое беспокойство. Что ждет эта девица? Распоряжений?
– Вы… э-э… – протянула она.
– Да? – Полина вопросительно уставилась на нее.
В который раз Елизавета с горечью осознала, что она слишком хорошо воспитана. Новенькой горничной явно не хватало того, чего у Дубровской было в избытке, а именно чувства такта.
«Шагом марш из моей комнаты! – хотелось сказать ей. – И впредь появляться здесь будешь только тогда, когда я приглашу тебя. И надень приличной длины юбку, блузку тоже замени. И вообще, не попадайся на глаза моему мужу!»
– Вы о чем-то хотели меня попросить? – повторила вопрос Полина.
Краска залила лицо Дубровской.
– Нет. Благодарю вас, – выдавила она через силу.
– Я могу идти?
– Разумеется. Передайте, что через пять минут я спущусь.
– Поторопитесь. Андрей Сергеевич уже заканчивает свой завтрак.
Дверь щелкнула, а Елизавета так и осталась сидеть с открытым ртом в своей постели. Значит, пока она тут созерцает полоски на старых обоях, ее муж вовсю общается со смазливой горничной…
Дубровская представила, как красавица с пшеничной косой ухаживает за ее супругом. Вот она наливает ароматный напиток из блестящего кофейника. Андрей следит за бегущей струйкой, а заодно и за полной грудью в тесной кофточке. Когда девушка наклоняется, вырез блузки ползет вниз, оголяя соблазнительные округлости. Она, нарочито смущаясь, улыбнется пухлыми губами, и Андрей улыбнется ей в ответ. Отхлебывая утренний кофе, он обратится к ней, как к старой знакомой:
– Поленька, солнышко, не в службу, а в дружбу. Сбегай-ка наверх, скажи Лизе, что мне пора ехать. Она, знаешь ли, ужасная засоня.
И опять обмен улыбками. Между ними уже появилась маленькая тайна, и это сближает…
Дубровская скрипнула зубами от злости и соскочила с постели. Поплескав в лицо водой, она схватила полотенце. Наскоро прошлась расческой по волосам, взглянула в зеркало. Конечно, глаза припухли, да еще на носу выскочил прыщик. Хороша, ничего не скажешь. Ну да ладно, не до красоты сейчас.
Она помчалась вниз, ожидая увидеть ту самую картину, которую ей нарисовало воображение. В столовую она вошла, еле сдерживая сбившееся дыхание. Горничной там не было…
– Лиза, что-то случилось? – испуганно спросил Андрей.
– Да. То есть нет, – выговорила она, присаживаясь напротив. – Ты уже уезжаешь?
– Да, мне пора. Но объясни мне, почему у тебя такой странный вид. За тобой что, гнались? И во что ты одета?
Дубровская только сейчас сообразила, что на ней банный халат и шлепанцы. Неписаные правила свекрови требовали от всех домочадцев приличного внешнего вида. Лиза считала эти требования старомодными, но открыто возражать не решалась.
– Я просто хотела поухаживать за тобой, – проговорила она в свое жалкое оправдание.
Это была истинная правда. Отличаясь редкой неумелостью во всех хозяйственных вопросах, Лиза тем не менее свято соблюдала утренний ритуал. Он выработался как-то сам собой и повторялся без изменений каждое утро их недолгой семейной жизни. Дубровская наливала мужу в чашку чай или кофе, подавала сахарницу или солонку, намазывала на тосты джем. В исключительных случаях она готовила бутерброд с маслом и сыром и чрезвычайно гордо несла его на отдельном блюдечке. Потом, подперев щеку кулачком, она наблюдала, как супруг расправляется с нехитрым завтраком, бегло просматривая газеты. Покончив с едой, он вытирал руки салфеткой, привычно целовал ее в макушку. Через несколько минут водитель подавал к крыльцу машину, а Лиза, прильнув к окну в столовой, наблюдала, как выходит из дома ее муж, кидает несколько слов на ходу дворнику, а потом поворачивается и машет ей на прощание рукой. И так день за днем, неделя за неделей…
